— Заметила, каким он стал в последнее время? Милым, спокойным, уравновешенным. Он просто, наконец, заинтересовался женщиной! И его злость прошла. Он больше не делает выговоров на пустом месте! И, самое главное, он подарил мне хомяка. Думаю, это намек.

Маша с сомнением покосилась на коллегу.

— Конечно, намек. Он говорит мне этим своим поступком, что хочет попробовать настоящие, живые отношения. Я тебя уверяю, первым его подарком мне станет песцовая шуба!

Мари не стала ничего отвечать Виктории. Она только достала сотовый телефон, который принадлежал Анне и прочитала три сообщения, которые, все как одно, были от известного адресата.

Баев интересовался, ждал, требовал ответа, когда Анна придет на торжество.

Маша снова подумала, что это было глупой идеей — согласиться присутствовать на этом мероприятии.

И вообще, когда он приглашал Анну по телефону, ей казалось, что он будто бы сомневается в своих словах. Словно делает это только потому, что уже давно решил это сделать, но уже почти передумал.

Ей отчаянно хотелось, чтобы этим обстоятельством, которое заставило Баева сомневаться в своем решении, стала их недавняя победа над руководителем аппарата.

Маша снова улыбнулась про себя, когда вспомнила, как случайно увидела спешащего по коридору Пастушевского в новом наглаженном костюме и свежей стрижкой. Позвонив в главную приемную, она выяснила, что генеральный уже отбыл в мэрию, потому что время встречи перенесли. Как тогда она устала бегать, разыскивая Баева!

Но результат того стоил: впервые за столько времени он смотрел на нее теплым, каким-то доверчивым взглядом, не похожим на все те, что она ловила на себе в офисе.

Но менять планы было поздно: сейчас в гардеробе висело платье, которое наденет Анна, а на ногах уже красовались туфли в тон к нему.

— Мария Михайловна, — почти в макушку к ней обратился Александр. И Маша почувствовала, как все тело ее задрожало. — Не могу найти вашу сестру. Она пришла?

— Да, Александр Владимирович, она тут. Вышла в туалетную комнату, но будет не очень быстро…

В груди ее кольнуло разочарование: все-таки, он ждал эту Анну!

— Хорошо, как встретите ее.

— Александр Владимирович, с праздником вас! — неслышно, несмотря на толстые набойки на каблуках, к ним присоединилась руководитель аппарата. — Кого-то разыскиваете? Как ни посмотрю в вашу сторону, вы все будто выискиваете кого-то глазами!

— Вас и разыскиваю! — буркнул Баев. — Жду — не дождусь, как поздравлю вас с юбилеем нашей великой компании.

Никто, кроме Маши, не расслышал в его тоне ехидного снисхождения. Таким уж уродился Баев — не понятно, когда говорит серьезно, а когда ерничает. Но Маша-то знала: в голосе таится зло.

— Ну что ж, пройдемте, я провожу к вашему месту за столом. Кстати, ваша спутница задерживается?

— Не переживайте, она придет, — руководитель аппарата, будто случайно, положила руку ему на локоть, но Баев незаметно отстранился. Виктория, наблюдая за их разговором, покраснела. Наверное, она представила себе, что может тоже вот так легко заигрывать с начальником прилюдно, подумалось Маше.

Как только они оба скрылись за коваными дверьми, Вика передернулась.

— И что этой старой грымзе не сидится? И на Баева уже вешается. Не поймешь ее. То подсидеть хотела, Пастушевского вместо него посадить, то теперь в лучшие друзья пытается проникнуть.

— А с чего ты про Пастушевского так решила?

— Да на днях, когда подписание договора было, она позвонила и просила из календарь генерального убрать время. Там же все перенесли, на час или на два раньше.

Маша удивленно посмотрела на коллегу.

— То есть, в тот день ты знала, что время изменилось, но никому об этом не сказала?

— А что говорить? — удивилась Вика. — Баев все равно опаздывал, а руководитель аппарата мне недавно обещала должность переводчика в фирме. Конечно я сделаю все, что она хочет.

— Ну ты и стерва, Вика! — не выдержав, воскликнула в сердцах Маша. — Как тебе не совестно!

— Ой, да ну тебя, Маш! Каждый крутится, как может.

— Ну а ты и рада стараться!

Маша окатила презрительным взглядом коллегу, и развернулась на каблуках. В спину ей донеслось презрительное хихиканье.

Девушка чувствовала, что еще минута, и она влепит Вике пощечину, и это как минимум. Поэтому она заглянула в зал. Приглашенные рассаживались за большие круглые столы, коих было огромное множество в зале. В середине — почетные гости и руководство, по бокам — сотрудники должностями меньше.

Баев сидел за столом с генеральным директором, возле него красноречиво пустовал стул. Девушка представила, какими глазами смотрят сейчас на него: должен был явиться с дамой, но та его проигнорировала.

Тянуть время дальше было нельзя, и она скрылась за тяжелой портьерой гардероба.

Там в самом углу ее дожидался кофр, в котором скрывалось нарядное платье, не чета тому наряду, что сейчас был на ней.

Мария осторожно разделась, сняла с плечиков наряд, расправила шелк и облачилась в платье. Холод огладил ее тело, приятные мурашки пробежали с головы до ног. Она сняла очки, накрасила губы красной, в тон платью помадой, и распустила волосы.

Она знала, что сейчас, в эту самую минуту, выглядит словно жар-птица. Дотронься — сгоришь! К выбору наряда подошла со всей ответственностью, и нисколько не прогадала.

Спереди платье закрывало горло перетянутыми обручами, облегало высокую грудь, подчеркивало тонкую талию, подвижные, «говорящие» женственные бедра, уходило пенными струями в пол. Но сзади…

Сзади наряд открывал душу хозяйки — хрупкие, острые, невинные лопатки и бусины позвонков. Волосы, собранные набок, открывали и шею с плавным, красивым изгибом, который перетекал в расправленные плечи.

В зал Маша входила королевой. Со сцены доносилась прекрасная композиция Джо Дассена, приглашенные были заняты беседами и едой, а юркие официанты безлико скользили по залу.

Огромная хрустальная люстра освещала нарядных гостей, и Маше сначала показалось, будто она попала в фильм Джеймса Кэмерона «Титаник», на борт в пафосное высшее общество.

Девушка танцующим огнем разрезала зал пополам и сразу поняла, что оказалась в центре внимания.

Саксофон разлился пронзительной мелодией, а огни цветомузыки рассыпались бликами прямо перед ней. Как минимум сотня пар глаз устремились на нее, и Маша почувствовала, что сейчас точно сгорит от такого внимания.

Она оглянулась. Баев завороженно смотрел, будто не веря своим глазам, но тут же очнулся, встал, и, отодвигая стулья, поспешил навстречу.

Маша тоже сделала пару шагов и тут же чуть не полетела носом в пол: показалось, что запуталась в платье, в каблуках. Она оторвала свой зачарованный взгляд от Баева и опустила глаза в пол.

Но оказалось, что это не она была такой нерасторопной, такой неуклюжей, не она не смогла совладать своим телом, что запнулась.

Виктория, ехидно улыбаясь, убрала ногу под стол, будто и не она только что подставила подножку Марии.

Маша окинула ту презрительным взглядом, вложив в него все слова, которые только могла найти в себе, но решила, что ввязываться в спор будет глупо и недальновидно.

Сейчас все потеряло значение: и зависть коллег, и то, что руководитель аппарата, скорее всего, ее раскусит, и многое, многое другое… Главным оставалось одного: его цепляющий взгляд, его выражение лица, на котором читалось восхищение, удивление, ожидание, и… что-то еще, но не поддающееся идентификации.

— Я надеялся, что ты придешь, — вздохнул он прямо перед ней, возникнув нежданно, резко, быстро.

Маша поежилась от его взгляда, и еле нашла в себе силы ответить:

— Я не могла не прийти.

Он подхватил ее под локоть, осторожно, как драгоценность, как хрустальную вазу, провел вдоль столиков, и теперь Маша уже знала: никакая подножка не спровоцирует ее, не отнимет этого удивительного чувства принадлежности и заботы.

Баев огладил ее по открытым плечам, приобнял за талию, и Маша, коснувшись нечаянно его сильного бедра, подумала, что такая близость с ним не просто будоражит, она просто переворачивает все внутри нее, ставит все с ног на голову, кружит все внутри ураганным ветром, запускает мурашки по всему телу, заставляет душу трепетать, как свечу на ветру. И сейчас, в этом зале, она решила, что теряет себя и находит в его руках, в этой опасной и коварной близости.