НИКИТА

Хорошо, что у меня и так коротко выбрит затылок и что удар пришелся не в макушку, иначе пришлось бы менять стрижку. Процесс накладывания швов занимает от силы минут пятнадцать, и как только он завершается, я порываюсь уйти. Но врач меня останавливает, указывая на бумаги, которые необходимо заполнить. Мужчина усаживается за стол, пока медсестра суетится вокруг меня, наводя порядок.

— Так как травма была нанесена хулиганом, Вы должны написать заявление в полицию, — говорит Павел Игоревич.

— Не буду я ничего писать, — раздраженно фыркаю. — Сам как-то разберусь.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Можете написать, что я поскользнулся и упал.

— Эх, молодёжь… — комментирует медсестра. — Пусть бы полиция нашла и наказала хулигана…

— Я сам его накажу, — бурчу ей в ответ.

— Ладно, это Ваше право, — вздыхает врач, понимая, что спорить со мной бесполезно. — Но Ваши данные я записать обязан.

В этот момент дверь приоткрывается, и в проёме возникает лицо моей матери.

— Павел Игоревич, я хотела сообщить, что через десять минут планёрка, — говорит она извиняющимся тоном, бросая быстрый взгляд на меня.

— Спасибо, Анечка, — мягко улыбается матери травматолог, провожая её взглядом до тех пор, пока та не скрывается за дверью. С какого хрена он так на неё смотрит? Меня начинает бесить этот мужик.

— Итак, на чём мы остановились?… — он наконец возвращается к бумагам.

— А почему это Вы позволяете себе называть свою сотрудницу Анечкой? — с вызовом смотрю на него.

— Ишь ты, замечания решил делать! — возмущается медсестра, выбрасывая в мусор перепачканные кровью бинты, выпрямляется и упирает руки в боки, глядя на меня с упрёком. — Он себе позволяет, потому что он её муж!

Что-что?! Меня будто снова долбанули камнем по голове.

Муженьку моей матери становится неловко и он, игнорируя комментарий тётки, возвращается к заполнению бумаг. Интеллигент, ёпта! Сверлю его ненавидящим взглядом. Так вот, значит, ты какой, человек, разрушивший мою семью!

— Диктуйте Ваши фамилию, имя, отчество и дату рождения, — обращается ко мне мудило.

— Громов Никита Александрович, 22.02.1997, - цежу сквозь зубы, наблюдая, как выражение лица мужика меняется. Кажись, до него доходит, кто перед ним. — И всё, что касается этой женщины, имеет значение. Потому что она — моя мать, — добавляю, чтоб у мудилы не осталось сомнений.

— Мать честная! — медсестра замирает на месте, таращась на меня, как на живого динозавра.

Муженёк моей мамочки отрывает взгляд от бумаг, и наши взгляды встречаются.

— Неловкий момент, правда, папочка? — язвлю я. — Или кем ты теперь мне приходишься?

— Никита… — мужик явно растерян и обескуражен. Ещё бы! — Но почему Аня меня не предупредила?

— Спросите об этом у неё. А я рад, что наконец-то познакомился с мудаком, на которого она променяла свою семью! — соскакиваю с кушетки, с ненавистью глядя на бородатого урода.

— Но, Никита! — он тоже встаёт с места.

Не собираюсь выслушивать его речи, а достаю из кармана стодолларовую купюру.

— Спасибо за оказанную помощь, — выплёвываю, бросая купюру на стол.

— Забери деньги немедленно! — возмущается мужик.

Но я уже на полпути к выходу. Не оборачиваясь, толкаю дверь, вылетаю в коридор и сталкиваюсь там с матерью.

— Никита, ты уже уходишь? Подожди минуту… — робко начинает она.

— Мама, отстань! — смотрю на неё с отвращением. — Желаю тебе счастливой семейной жизни!

Размашистыми шагами преодолеваю путь до коридора, в котором меня ждут друзья, слыша у себя за спиной быстрые шаги матери, к которым присоединяются ещё чьи-то, более твёрдые и решительные.

Увидев моё заведённое состояние, друзья вскакивают с мест. Жестом показываю им, что мы немедленно проваливаем. Перед тем, как свернуть за угол, обращаю внимание на растерянный взгляд Ники, устремлённый мне за спину.

— Никита, сыночек, постой! Выслушай меня, пожалуйста! — раздаётся оттуда срывающийся на истерику голос матери.

— Я не хочу тебя слушать! Ты — предательница! — выплёвываю ей в лицо.

— Не смей так обращаться со своей мамой! — вступается за неё муженёк. — Она ни в чём перед тобой не виновата.

— Уж Вас-то я забыл спросить! — надменно фыркаю. — Пойдёмте, ребята.

Мать начинает плакать, а бородатый мудило бросается её утешать. Да пошли вы! Устремляюсь к выходу из больницы, надеясь, что свежий вечерний воздух охладит кипящий во мне гнев. Не оглядываясь почти бегу к машине, и лишь когда оказываюсь рядом с ней, вспоминаю, что у меня нет ключей. В нетерпении оборачиваюсь, наблюдая, как Тёма с Майей еле за мной поспевают. Николь с ними почему-то нет. Куда она запропастилась? Подхожу к водительской двери, намекая Тёме, чтоб тот ускорился.

— Даже не думай, дружище! За руль ты не сядешь, — качает он головой.

— Тогда давай быстрее. Хочу уже свалить отсюда, — раздраженно рычу ему в ответ.

Открываю заднюю дверь. Где же Ника? Оглядываюсь на крыльцо больницы и наблюдаю, как девушка неторопливо выходит на улицу, находит меня взглядом, но идти к машине не спешит.

— Никита, мне нужно с тобой поговорить, — произносит она.

— Давай не сейчас, — я не настроен на разговоры, даже с ней.

— Ладно, тогда до встречи, — Николь гордо вздёргивает подбородок. — Езжайте без меня, я доберусь сама.

— Ник, ты чего? — офигевает Майя.

— Я просто не хочу находиться в одной машине с этим упёртым ослом! — к моему глубочайшему изумлению отвечает Ника. — Пока! — разворачивается и идёт прочь.

Майя собирается догнать подругу, но я её останавливаю. Если уж кто и должен пускаться в погоню, так это я. Николь такая малышка и шаги у неё соответствующие, я быстро её настигаю и хватаю за руку.

— Мне послышалось, или ты только что назвала меня ослом?

— А что, нельзя? — в глазах девчонки читаю вызов. — Тебе же можно было называть меня Мышкой!

— Опять двадцать пять!

— Что, не нравится? Знаешь, а ведь мне тогда было очень больно и обидно. Но я дала тебе шанс исправиться. Я простила тебя… — Ника пристально смотрит мне в глаза. — Так почему бы тебе не дать шанс своей маме?

— А ты простила бы женщину, которая, живя в достатке и благополучии, бросила своих детей и мужа ради какого-то сраного травматолога?! — взрываюсь я. — Папа говорил, что она ушла к другому. Но встретиться с ним сегодня я точно не был готов!

— Никита, я понимаю твою реакцию. Эта встреча была слишком неожиданной, — она пытается меня успокоить. — Но почему ты так слепо веришь словам своего папы? Почему ты не выслушаешь версию мамы? Ты же видишь, как она страдает…

— А знаешь, как долго я страдал из-за неё?! Пусть и она теперь немного помучается!

— Как же это эгоистично! — на этот раз из себя выходит Ника. — Неужели ты думаешь, что она бесчувственный робот, которому плевать на своих детей? Думаешь, всё это время ей не было больно?!

— Можно подумать, ты знаешь, что она чувствовала, когда бросала нас!

— Знаю! Потому что она мне рассказала! Она не хотела вас бросать, она просто не смогла терпеть постоянные измены мужа. Она страдала, живя с ним. Поэтому решила развестись. А это задело самолюбие вашего папы, и он отобрал у неё всё, что смог отобрать. В том числе, вас с Дашей!

— Она тебе это рассказала? — смотрю на неё с недоверием.

— Да. Она уходила в никуда и ни с чем, потеряв самое дорогое — вас! А с Павлом Игоревичем познакомилась через несколько лет после развода. И если бы не его поддержка, то не известно, что было бы сейчас с твоей мамой.

— Не понимаю, почему она так с тобой разоткровенничалась… — мой гнев немного утихает. А что, если и в самом деле, всё было иначе?

— Потому что она видела, как я за тебя волнуюсь, — робко отвечает Ника, пряча взгляд. — Видела, что мне не плевать на тебя.

— Тебе на меня не плевать? — нежно приподнимаю её за подбородок.

— А разве не видно? — тихо отвечает малышка, глядя мне в глаза. Но затем отводит взгляд, будто вспомнив о чём-то, и, наигранно непринуждённым тоном, добавляет, — мы ведь друзья… — магия момента улетучивается, и я отпускаю её лицо. — А ещё я с твоей мамой уже была знакома раньше.