— Зачем?

— Мда, видимо, тебя еще не до конца отпустило. Что за вопрос такой? Все беспокоятся. Вставай, Ник, — брат потянул меня за руку.

— Я их чуть не убила, а они беспокоятся? — невесело усмехнулась я.

— Ну ведь не убила. Эй, ты же говорила, что не собиралась нас убивать!

— Конечно. У меня не хватит ни сил, ни духа. Может, я тут посижу? — неуверенно предложила я. Брат улыбнулся и заставил меня подняться. — Как я выгляжу хоть?

— Если честно, то ужасно. Вся в кровоподтеках и ссадинах. А руки еще не отошли от переохлаждения, пошли, погреешься у костра, — говорил Богдан, пока мы шли по пляжу в сторону ребят.

— Максим разжег? — поинтересовалась я, на ходу сворачивая покрывало.

— Ну. Они классные ребята. А почему он главный? Вы сами его выбрали?

— Я спала около четырех часов, а вы за это время ни о чем не разговаривали, что ли?

— Наверное, просто еще не дошли до этой части, — ответил Богдан, когда мы уже подходили к костру. Я села между Яном и Эрикой. Семь пар глаз уставились на меня.

— Слушайте, а давайте без игры в гляделки, ладно? Спросонья это раздражает.

— Как спалось? — спросила Эрика. Хотелось сказать «хреново», но, чтобы ее не обидеть, я ответила «нормально».

— А мы как раз рассказывали, как твой мастер связал тебе руки, — улыбаясь, сказал Максим. Обычно в похожих ситуациях я хочу ему врезать, но сейчас я сильнее злилась на себя.

— А про то, как я окатила тебя после этого водой, ты им не говорил? — с усмешкой спросила я.

Теперь заулыбались все. Макс, пожав плечами, подбросил в огонь веток и продолжил рассказывать о недавних событиях, происходивших с нами на острове. У меня не было желания слушать, и я просто смотрела на яркое пламя. Потом не выдержала и шепотом спросила у Яна:

— Как ты?

— В порядке. Теперь знаю, что ты чувствовала от удара молниями. Прости. Ты-то как? Вид у тебя и впрямь не очень, — заметил Ян, разглядывая мои белые руки, которые я протянула к огню.

— Спасибо за комплимент. Да я тоже нормально. Относительно, — хмыкнула я.

Мои друзья все рассказывали и рассказывали. О Грете, о Миртране, о нашем назначении и тому подобной мистике. Рассказ закончился тем, что я отправилась искать еще одну четверку воинов.

— А я-то думал, что ты просто соскучилась! — с наигранной обидой воскликнул Богдан. Я брызнула в него водой, а затем рассказала о том, что случилось со мной в дороге. Когда дошла до сцены с внезапным удушением, огонь на доли секунды резко взметнулся вверх. Я мысленно улыбнулась.

— Значит, враги уже знают обо всех наших планах, — медленно проговорил Глеб. Я кивнула.

— Они знают, что вы нашли нас, — добавил Данила, — поэтому эффекта внезапности не будет.

— А почему, кстати, Грета нашла вас, а не нас? Мы, типа, в запасе? Обидно, ребятки, — возмутился Ян.

— Если бы она пришла выбирать лидера, ты бы ей все уши прожужжал про себя, верно? — спросил его Арсений и повернулся ко мне:

— Что, слишком сильно отморозил тебе руки? Прости, не рассчитал.

— Не бери в голову, Сень. Ведь не отвалились же, значит, жить буду, — я его успокаивала, хотя на самом деле руки до сих пор ломило. И что все так со мной обращаются! Чувство вины не переставало зудеть внутри. Пробормотав что-то невнятное, я, пошатнувшись, встала и побрела к небольшим зарослям у воды в надежде спрятаться от заботливых глаз. Друзья молча провожали меня взглядами, пока я не скрылась за деревьями. Трава здесь плавно переходила в узкую полоску песка, а тот уходил в воду. Я села возле толстого дерева у самой воды. Небо стало оранжевым, и вода обрела теплый золотистый оттенок. Я смотрела на нее и жаждала обрести такую же безмятежность. Почему я не могу относиться ко всему произошедшему так же спокойно, как остальные? Почему именно меня до костей сгрызает совесть? Все мне говорят, что я не виновата, но моя вина очевидна! Не могла отличить голос Максима от голоса какого-то подставного урода. Можно было догадаться, что Макс никогда не прикажет убивать дорогих мне или кому-то еще людей. И все равно «ты не виновата»!

Почему я не вижу в глазах друзей той дикой боли от потери близких? Нет, это, конечно, хорошо, но почему? Ведь они пережили то же, что и я. Неужели они настолько сильнее меня? Каждый раз, когда мной овладевают воспоминания, я утопаю в омуте отчаяния и перестаю контролировать эмоции и поступки. А они? Я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь из них сорвался. Вывод один: мою психику нужно подлатать, иначе я когда-нибудь сойду с ума от истерик и фобий. Ну да, а кто отказался от дальнейшей работы с психологом? Вот теперь сиди и мучайся.

Максим появился рядом неожиданно.

— Все медитируешь?

Отвлекшись от созерцания спокойной реки, я заглянула в его бледно-голубые глаза. Они оказались полны боли. Боли? Еще несколько минут назад я думала о том, что никогда не видела ее в его глазах, в глазах Эрики и Глеба, но сейчас меня это совсем не обрадовало. И не обрадовало бы никогда.

— Зачем пришел? — тихо спросила я. Было стыдно от того, что Макс снова видит меня в таком жалком состоянии, но еще невыносимей было видеть боль в его глазах. Поэтому я опустила взгляд на расцарапанные мертвенно-белые руки.

— Потому что ты сидишь здесь одна и напрасно занимаешься самобичеванием.

Я лишь усмехнулась от такого излишне прямого ответа и спросила неожиданно для самой себя:

— Скажи, как ты переносишь ту боль? Как ты с ней живешь?

— Дай свои руки, — вместо ответа сказал Макс и взял в ладони мои все еще не отогревшиеся конечности. Через несколько секунд по ним растеклось тепло, а затем стало приятно покалывать.

— Лучше?

— Да.

— А ты знаешь много способов жить с болью? Молча, стиснув зубы. Истерик у меня не было, я просто закрылся. Создал себе кокон, надеясь, что, если я оставлю себе простое существование, боль уйдет. Но она не уходила, и я не понимал, почему, ведь время должно лечить. Я остался один со своей болью, и это сводило с ума. Ты же знаешь, что такое чувство вины, сжигающее дотла, я вижу. И я смирился со своей утратой, перестал бороться с самим собой. Я простил себя. И боль ушла на второй план, перестав меня преследовать. И ты прости.

— Простить себя? Как, если я виновата? — я не заметила, что стала говорить на тон выше. Максим сжал мои руки сильнее и посмотрел мне в глаза.

— Вот. Это твоя главная проблема. Ты во всем обвиняешь себя, и поэтому часто срываешься. Прости себя, и боль отступит.

Я молча смотрела в одну точку. Он говорит об этом так просто, но одно дело сказать, а другое… Нереально.

— Ты не веришь мне. Если бы я приехал немного раньше, то смог бы спасти брата. Но я просто не знал. Моей вины в том не было, и…

— Но я-то была там, рядом! У меня просто не хватило сил! Банально и глупо.

— Ника, ты не слушаешь меня! — глаза Максима стали красными. — Не все в этой жизни зависит от нас. Точнее, не зависит ничего. Мы постоянно думаем, что совершаем поступки, от которых зависит наша судьба и судьба других людей, но каждый раз жизнь доказывает нам обратное. Мы просто песчинки, которые несет ветер, и никто не знает, когда ему вздумается поменять направление, — Максим видел, что я согрелась и моя кожа приобрела нормальный цвет, но рук не убрал. Я посмотрела на сверкающую поверхность воды.

— Столько философских мыслей…

— Я всего лишь ответил на твой вопрос. А ты не хочешь услышать ответ. Ну почему ты такая странная? — казалось, Максим жаждал услышать ответ на этот вопрос сильнее, чем я на свой. Что я могу ответить? Какая родилась, такая и есть. Или стала такой? Странной. Так и не придумав, что сказать в ответ, я просто посмотрела на друга. От огненного красного взгляда меня передернуло.

— Что такое? — насторожился Макс.

— Меня пугает цвет твоих глаз, — призналась я. Он на несколько секунд зажмурился.

— Так лучше? — уже во второй раз спросил Максим. Мне почему-то показалось это забавным, и я улыбнулась.

— Да.

Максим посмотрел на мои руки и запоздало сообразил, что давно пора выпустить их из своих. Хотя я же не возмущалась. Кожа вернулась к нормальному оттенку, но порезы сами собой зарастать не думали. Я прикоснулась к одному из них и зашипела. Как я вообще в таком виде отцу покажусь? Похоже, Макс научился читать мои мысли.