Вернувшись в стойло, они увидели, что Масаки проснулся в ужасном настроении и говорил что-то странное, словно пьяный. Молодые монахи пытались накормить его горячим бульоном, но он сопротивлялся.

– Им ещё рано просыпаться, – заметил Картер, потрогав спинозавра, который мирно спал. – Им обоим нужен покой.

– Посмотрите на его раны, – сказал Теодор.

– Боже, они выглядят намного лучше! – воскликнула Джеральдина. – Опухоль и нагноение существенно уменьшились!

– Значит, помогает! – радостно заключил Теодор.

Однако Масаки не видел окружающих и разговаривал сам с собой.

– Он повторяет, что у него ничего нет, – перевела Джеральдина, – и ужасно недоволен, что его держат тут словно домашнюю скотину.

Масаки свирепо посмотрел на них. Не зная, что сказать, Теодор помахал ему рукой, но это ещё сильнее разозлило старого самурая, и он сердито обратился к Теодору по-японски.

– Что он говорит? – спросил Теодор.

– Что ты дурак, – ответила Джеральдина.

– О, приятно слышать, – с сарказмом пробормотал Теодор.

– И он прав, – добавила Джеральдина.

Тут Масаки заметил Картера возле спинозавра и с криком швырнул в мальчика мисочку с бульоном.

– Он не любит, когда кто-то прикасается к его завру, – перевела Джеральдина.

Но Картер даже не пошевелился. Разъярённый Масаки встал и, отпихнув одного из монахов, заковылял к Картеру, который сидел на корточках и держал руку на голове спинозавра.

– Картер, осторожнее! – крикнула Джеральдина. – Логан, сделай что-нибудь!

Но как только Масаки, сжав кулаки, подошёл к мальчику, Картер вскочил на ноги и, к удивлению всех, ударил самурая в нос. Тот упал, потеряв сознание. Джеральдина и Теодор сидели, раскрыв рот, а оба монаха бросились посмотреть, сильно ли пострадал самурай. Они снова положили его на ложе из соломы.

– Картер! – воскликнул Теодор. – Это на тебя не похоже!

– Простите, – ответил Картер, пожав плечами. – Но это был самый быстрый способ заставить его спать. Позови Бастера, – добавил он Теодору. – Масаки снова нужно хорошенько вылизать.

День перешёл в ночь. Бастера оставили в стойле – чтобы он провёл новый сеанс древнейшего лечения. Теодор с Джеральдиной и дети ломали голову, пытаясь найти секрет таинственной реликвии. Но прошёл ещё день, а к разгадке они не приблизились. Никто из монахов даже не знал, что это, и уж тем более где это искать.

На следующий день Теодор встал ни свет ни заря и помог монахам навесить тяжёлые монастырские ворота. После утреннего моления старый настоятель явился с визитом в стойло.

– Он поправится, да? – спросил настоятель, а Джеральдина перевела.

– Да, – заверил его Картер, – но это займёт ещё некоторое время.

– Ваш способ лечения произвёл на меня впечатление, – сказал настоятель, – но время сейчас такая роскошь, которой мы не располагаем. Через три дня вернутся бандиты.

– Расскажите нам про Масаки, – попросил Теодор. – Возможно, мы пропустили какую-то подобность, которая может привести нас к реликвии.

– Я пришёл в монастырь приблизительно в те годы, когда было упразднено сословие самураев, – сказал старый монах. – Император начал вводить в стране западные обычаи и отменять традиционные японские. Он ввёл современные законы, и вскоре в обществе не осталось места для воинственного сословия. Спинозавриев заставили отдать своих спинозавров, доспехи и мечи. Многие самураи стали чиновниками или монахами. Когда посланцы императора явились сюда, Масаки устроил настоящее сражение и не пустил их в монастырь. Мы жили в осаде много недель. Прибывшие не хотели врываться к нам силой, а мы, монахи, дали обет ненасилия. Но постепенно у нас иссякли запасы продовольствия, и в конце концов Масаки уступил. Он отдал свою катану. Взамен император дал ему деревянный меч. Мне стыдно признаться, но после этого мы не очень уважали Масаки; многие не могли простить ему трудности, через которые прошёл монастырь по его милости во время осады.

– Деревянный меч не слишком щедрый подарок за верную службу, – заметил Теодор. Он слушал с большим интересом, хотя и знал, где находится тот самый меч-катана: он лежал, завёрнутый, в его сумке.

– До недавнего времени я не ценил Масаки, – сказал настоятель. – Но мы были рады, что среди нас нашёлся настоящий воин, который мог биться с бандитами вместо нас.

– Всё это замечательно, – сказала Джеральдина. – Но это не наше сражение: мы здесь чужие, и вся ситуация против нас. – Она испытующе посмотрела на Теодора. – Мы должны немедленно собраться и уходить отсюда.

– Леди Браунли права, нам надо уходить, – поддержала её Саи. – Масаки не поправится за три дня и не сможет драться, а у нас нет реликвии, которую требуют бандиты.

– А вдруг никакой реликвии вообще нет? Масаки никогда не говорил, что она у него есть, – напомнила Би. – Он только сказал, что она никому не достанется.

– Это невозможно, – возразил Теодор. – Все эти годы Масаки не покидал монастырь. Реликвия должна быть где-то здесь. Когда он проснётся, я поговорю с ним – я знаю, что ему сказать.

В этот момент на башне прозвучал колокол. Настоятель сразу ушёл, и все монахи торопливо собрались в большом зале монастыря.

– Это не к добру, – пробормотала Джеральдина, обняв Саи, словно защищая её.

– Ладно тебе, старушка, – возразил Теодор, – лучше пойдём туда и узнаем, зачем они собрались.

Оказалось, что лазутчик вернулся раненый. Монах сообщил, что бандиты перекрыли единственную тропу, ведущую к монастырю.

– Тео, ту самую тропу, по которой мы приехали сюда?! – Джеральдина схватила Теодора за рукав.

– Да, её, – кивнул Теодор. Он хотел было ехидно заметить, что она в первый раз после их встречи назвала его «Тео», но решил промолчать. Ему всегда было больно видеть испуг на её лице; он клялся себе, что никогда больше не станет её пугать. И вот опять – через много лет всё повторилось. Теодор посмотрел на длинные пальцы Джеральдины, лежащие на его рукаве, и накрыл их своей ладонью.

Она тут же отдёрнула руку.

– Остаётся только один выход, – решительно сказал Теодор. – Масаки надо разбудить, и поскорее. И он должен сообщить нам, где прячет эту проклятую реликвию.

Теодор вернулся в стойло спинозавра, где лежал Масаки, и достал из кармана куртки серебристую жестяную коробочку, которую подобрал в трюме грузового парохода Ламберта. В ней лежал похожий на мел порошок, тот самый, который привёл в чувство Кристиана Хейтера. Взяв маленькую щепотку порошка, Теодор поднёс её к носу храпевшего самурая. Реакция была мгновенной: Масаки вскочил, словно от удара электрошокером, и сжал кулаки, готовый к драке:

– Арррррррр!

– Успокойся, успокойся! Ты в безопасности, – заверил его Теодор. – Ты помнишь меня? Я Теодор Логан!

– Что со мной? – спросил Масаки, моргая. – Где я? Какой сейчас день? Кто ты?

Теодор присел на корточки.

– Ты и твой завр лечитесь тут от ран, – сообщил он. – Ты пока ещё не совсем поправился, но тебе уже гораздо лучше.

Масаки удивлённо окинул себя взглядом. От его страшных зияющих ран остались лишь синяки. Неожиданно, словно вспомнив, откуда эти раны, он с тревогой спросил:

– Они вернулись?

– Мы лечили тебя три дня, – сообщил Теодор. – Бандиты вернутся завтра.

Масаки задрожал.

– Сядь, – велел Теодор.

Старый самурай пошевелил плечами, изогнулся, и Теодор увидел на его теле шрамы от предыдущих сражений.

– Мне гораздо лучше, – удивился Масаки. – Какое лекарство ты мне дал?

Теодор похлопал по жестяной коробочке.

– Это китайское лекарство, – ответил он. – Кажется, сушёное гуано птерозавра.