— Молодец! — я не отходила от парня, все держала на его плечах полотенце. — Ты много чего умеешь. На флейты играть. Танцевать…

— Ну, — он усмехнулся. — Танцевать я, пожалуй, не умею.

— Это я не умею! А ты умеешь!

— Вы умеете танцевать, — его руки оказались у меня на талии, не на бедрах. — Вот, видите…

Он сделал шаг в сторону, и я последовала за ним. Вернулся назад. Я тоже. Потом вперед, назад. Без музыки. Но с улыбкой. Неожиданно Паясо поднял руку, и я прокружилась под ней. В ответ подняла свою и улыбнулась:

— Давай, твоя очередь.

И он повернулся, на все триста шестьдесят градусов. Но вот незадача вышла… Полотенце изначально не предназначено для танцев. Оно раскрылось, поехало по бедру и… Я перехватила руку Паясо у пупка.

— Не поднимай.

Глаза в глаза. Уже не невинные. Но темные. Он вновь моргал, а я снова следила за движением его адамова яблока. Так же, как в клубе, когда вливала в несчастного алкоголь.

— Вы же сами сказали…

— Я передумала, — прошептала я и коснулась губами его шеи, пытаясь откусить от запретного плода лакомый кусочек.

Полотенце упало к моим ногам, и я наступила на него, чтобы Паясо не вздумал поднимать и прятать то, ради чего он и был мне нужен.

Я не знаю его имени. Он не знает моего. Славка не знает, что я не одна. Никто ничего не знает и не узнает. Кроме меня. А я хочу знать, способна ли еще испытывать оргазм во время обыкновенного соития, не прибегая к подручным средствам?

Меня никто не поймал на обмане в мой день рождения — не поймают и сейчас. К тому же, какой же это обман? Это все по обоюдному согласию. Моему и… моего мужа. Если у Вячеслава Юрьевича старческий склероз, то я уже давно не страдаю девичьей забывчивостью в договоренностях личного плана — без проставленных дат.

Мать пугала, что льва в постели у меня скоро не будет. К счастью, она ошиблась. В чем секрет мужского долголетия? Не курит, не пьет, занимается спортом ну и главное — молодая жена под боком, всегда готовая пригреть. Но против матушки-природы не попрешь. Проблемы начались немногим раньше шестидесяти. Возможно, надо было меньше нервничать по поводу сексуального взросления сына. Те самые проблемы, избавление от которых так бойко рекламировали по городскому радио в девяностые и над которыми так любил посмеиваться отец, потягивая свой кофе. Врач сказал, что в нашем конкретном случае лучше ничего не делать. Пошутил еще: тише едешь, дальше будешь.

На дольше хватит! Или это придумал уже мой гонщик, пытаясь относиться с юмором к закату мужской потенции. Впрочем, я тоже шутила — теперь можно без стеснения пользоваться достижениями современного оргазмостроения! Хотя стесняться мы могли лишь друг друга — никому ни слова. Мы — идеальная супружеская пара.

Да мы такие и есть не только на словах. А слова были брошены. Всерьез или со злости, когда я пару дней подряд останавливала его с игрой, которой продолжался ради меня наш теперь почти всегда слишком короткий секс:

— Янусь, мне, конечно, будет обидно, но я тебя пойму…

Я не поняла, о чем он, и обернулась, хотя уже сложила ладони под щекой, чтобы уснуть и проснуться уже без неприятных жжения между ног.

— Слав, прекрати… Тебе это нужно больше, чем мне, — я проглотила неприятный ком, вставший в горле от одной только мысли о возможности супружеской измены. — Сегодня я просто устала.

Нет, не устала и не сегодня. Не физически, а морально. От его постоянного чувства вины за необходимость использования игрушек. Наверное, еще и поэтому я перестала достаточно расслабляться, чтобы силикон принес хоть какие-то плоды. Если бы не Славкин перфекционизм в желании доводить меня до оргазма каждый раз, когда его получал он сам, мне достаточно было бы радости от того, что ему со мной по-прежнему хорошо.

Мое тело не постарело, а помудрело. В отношениях важен не секс, а радость от самого факта того, что ночью тебе есть к кому прижаться спиной. Мне действительно ничего больше не надо.

— И вчера устала, и позавчера устала, — Слава встал с кровати и вышел из спальни.

Он не курил, а то ушел бы на балкон с сигаретой, и я подскочила следом, понимая, что остается только бар, а завтра ему за руль.

— Слава, не смей пить! Это не повод!

— А что, по-твоему, повод?

Мы стояли друг перед другом такие домашние. Я в ночнушке на голое тело. Он в мягкий штанах для сна, над резинкой которых топорщилась лишь одна тонкая складка. В сорок она была куда больше, а сейчас он даст фору по холености тела многим тридцатилетним.

Я подошла, обвила руками его торс и прижалась ухом к груди, в которой глухо ухало кровоточащее зря сердце.

— Повод — это то что в постели твоего сына дрянь, которой нужны только наши деньги. Вот это повод!

Когда Алла к двадцати пяти так и не вышла замуж, она тоже шутила: «Знаешь, почему? А потому что нас с сестрой папа учил, что в муже главное, чтобы хер стоял и деньги были. А у мужиков сейчас либо одно, либо другое. Машка всегда не слушалась родителей, а я вот послушная…» И еще добавляла: «Твой муж, Янка, — исключение, подтверждающее правило!» Вот пусть и остается таким исключением. Еще на долгие годы. Должны же производители сексуальных игрушек на ком-то зарабатывать! Пусть зарабатывают на мне. У нас почти серебряная свадьба. Нам ли быть в печали… из-за какого-то секса! Все печали мы оставили в прошлом.

— Яна, ты сама меня заводишь про Мишку, а потом цыкаешь: молчи!

— Потому что родители слишком часто ошибаются в детях! А то ты не знаешь!

Я прижалась к нему еще сильнее и начала вместе с ним отступать в сторону спальни, подальше от бара, которым в основном пользовалась я. И Алла, когда, поскандалив с ее идиотом-мужем, я умудрялась вытянуть подружку к себе с ночевкой. Слава не был нам помехой. Уходил спать раньше, оставляя нас на кухне вдвоем, как он говорил, «поплакать».

— Какой у тебя все-таки классный муж! — вздыхала Алла. — А в нашем поколении одни уроды какие-то…

Да, она что-то завелась в тот раз с первой же рюмки.

— Ты на наш класс посмотри. Треть девок замужем так и не были, треть развелись, а оставшиеся просто не могут на это решиться…

Себя она причисляла к последним. А я, как всегда, исключение.

— Янка, вот в чем твой секрет?

Я улыбнулась, крутя в руке нетронутый стакан с виски. У Аллы был коньяк.

— Вечер утра мудренее и пусть никто не уснет обиженным.

— Значит, как всегда, в сексе дело?

— Нет, — я смотрела в ее несчастные, а сейчас малость даже злые глаза. — В том, что мы обиды не копим…

— Да тебе обижаться не на что! Тебе повезло. Ты просто не понимаешь, как тебе повезло… Тебе всегда везло…

Мать никогда не понимала, почему я продолжаю дружить с Аллой. Будто не видела, что у меня просто больше никого нет. Я собственноручно закрыла себя с мужем в вакуум. Два университетских года бежала домой — какие там тусовки, вы шутите? У меня муж, у меня пузо, у меня младенец, у меня занятия с шилопопом, у меня первый раз в первый класс… Теперь у меня — только подчиненные или партнерши по бизнесу, но никак не подруги. Зачем они мне?

С Аллой мы тоже разбежались. В первый послешкольный год я еще довольно часто вытаскивала ее посидеть в кафе или в театр, куда не шел мой муж. Она даже шутила: ну и зачем мне молодой человек, когда ты меня везде водишь… Она, наверное, хотела сказать — за меня платишь, но смутилась. Да, деньги и дети стали причиной разлада. Нет, мы не поругались, мы просто стали редко видеться, а потом только созванивались и в итоге пропали из жизни друг друга окончательно. До первой и единственной встречи одноклассников, где каждый выпендривался, как мог. Только мы с ней сидели тихо. Мне не хотелось ничего говорить, а ей сказать было нечего. Двое маленьких детей, круглосуточная работа за копейки, муж, который, кажется, так и не понял, что его свободная жизнь закончилась и появилась ответственность. Может, он ей и не изменял, но с друзьями проводил времени куда больше, чем на работе и с собственными детьми. Но она держалась за брак обеими руками. За подобие брака. Я предлагала помочь хотя бы с работой, но она говорила, что со всем справится сама.