— Я все сделал.

Паясо стоял чуть ли не по стойке смирно. Вот же как мама его вышколила!

— Спасибо, — сказала я и отставила в сторону осушенный пока лишь наполовину стакан с водой.

Потом подошла к нему и коснулась щеки. Нет, не проверить степень колючести. Просто вдруг поняла, что хочу его поцеловать. Только поцеловать, чтобы успокоиться… Или успокоить… совесть. Я просто хотела проверить, что с моим организмом все в порядке. Проверила. Спасибо, Паясо.

Пока он колдовал на балконе, я следила за его ловкими движениями: он развешивал белье, будто жонглировал прищепками. Подумалось еще — взяла себе прислуга на пару дней. Вот правда… Это отношения не на равных. И не в деньгах тут дело. Он верным пажом (не хочу говорить — собачкой) ходит следом, всегда готовый услужить. Словом, делом, языком… Вот и сейчас ответил на поцелуй, но я его остановила.

Внутри все кипит после разговора с мужем — казалось бы, такой невинный он всколыхнул все наши текущие проблемы, решение которых мы наивно отодвигаем, будто они исчезнут сами собой. Нет, как раньше, ничего не будет. Надо думать, как жить теперь по-новому, как поменять семейный уклад, чтобы нам обоим было в нем комфортно. Пока что все устраивает только Вячеслава Юрьевича, потому что он притворяется близоруким и не хочет видеть реального положения дел. Мы больше не родители. И пока не бабушка с дедушкой. Мы снова муж и жена. Но с приличным стажем и порядком подуставшие от ежедневного общения. Ведь так?

Ведь так надо целовать тебя? Нежно, осторожно, как бы пробуя вскипевшее молоко или снимая пенку с горячего варенья. Не вымещая на тебе злость, не кусая твоих губ, не играя роль женщины-вамп, которой нужна безумная страсть с сексом на люстре. Уже почти девять, а секса у нас все еще не было.

Сходили на пляж. Покупались. Обсохли. Полюбовались друг другом. Я уж точно любовалась им. Он иногда улыбался, и эта улыбка, такая извиняюще-невинная, всякий раз наводила меня на мысль, что я совершаю над мальчиком насилие. Что он не хотел со мной ехать, а я настояла, взяла его в сексуальное рабство и покупаю ему еду. Можно предложить ему уйти. Вот прямо с пляжа. Или для начала лучше накормить?

И мы пошли перекусить морепродуктами. Да, в Испании надо есть только «марискос», они свежие и вкусные. Как и губы мальчиков. Во всяком случае этого. И пусть меня назовут рабовладелицей, но отпущу я его только утром. Только утром…

— Сеньора!

Он почти оттолкнул меня. Не хочет целоваться так долго? Или не хочет меня вообще? Перекусил. Теперь спокойно дождется субботы, когда прилетит его девушка. Ведь для кого-то он купил резинки? Их мы сохранили. Все, кроме первой. Со мной предохраняться не надо. Со мной вообще можно все… В эту ночь. Последнюю. Хочешь, помни про нее. Хочешь, забудь. Я точно забуду. Вернусь домой и займусь перестройкой семейного быта. Хотя курсы кройки и шитья я и не заканчивала, но на школьном уроке труда мы узнали море полезных вещей.

— Вы купались когда-нибудь в ночном море?

Я мотнула головой.

— Может, сходим поплавать?

Конечно, сходим! Сегодня ночь исполнения любых желаний. Пусть даже самых безумных!

Ночное море оказалось теплым — или меня согрела рука Паясо, которую он сжал с настоящей мужской силой, когда я замерла в первой волне, боясь ступить в непроглядную тьму Средиземного моря. Вру, конечно. За спиной высилось здание отеля, да и до моих апартаментов было рукой подать. Однако ж жизнь с ее огнями и проблемами оставалась за спиной, а впереди меня ждало нечто манящее и одновременно пугающее. Море и ночь. Последняя. И потом я отпущу Паясо в свободное плавание, как сделала сейчас, а сама покорно вернусь в свое болото, в котором вода пусть не парное молоко, но дрожжи не вызывает. Уже не вызывает.

Я не могла разглядеть даже его головы и в непонятном страхе кусала губы со вкусом моря и его поцелуев. Темнота играла на руку — мне, при свете дня я не решилась поцеловать Паясо в волнах, хотя мне жутко хотелось продублировать кадр из какого-нибудь романтического американского фильма. Любого… Сколько кассет с гнусавым переводчиком в свое время было засмотрено до дыр! И до дыр же зачитано романчиков. На морской поцелуй я решилась, но на пляжное продолжение не решусь ни за что. Я, конечно, умудряюсь ободрать бока, даже просто упав в песок, но тут тело не спасет никакое полотенце — и у меня не хватит фантазии выдумать для Аллы правдоподобное объяснение любовных ран. Но… Сердце забилось чуть сильнее. Но если он сам предложит, я не откажусь…

— Где ты научился так хорошо плавать? — спросила я, когда Паясо наконец вернулся ко мне после длительного заплыва, за который я успела переволноваться за него до первой седины. — Дай угадаю! В школе?

Даже в ночи он видел мою улыбку, а я — его. И капельки воды, стекающие по нахмуренному в притворной обиде лбу.

— Нет, ходил в бассейн помимо школы. Десять лет.

Ах, вот откуда у него такая шикарная осанка! Обзавидуешься. Впрочем, ему, наверное, не надо было зимой надевать на мокрые волосы шапку-ушанку!

— А еще каким спортом занимаешься?

Мы наконец вышли из моря, и я в который раз скользила взглядом по его телу: мышцы имеются, а кубиков нет. Много времени в качалке не проводит. А оно надо, эти кубики?

— Баскетбол. Но так… с парнями вечером поиграть. Не в команде.

Он накинул полотенце на плечи, но не спешил вытираться, а я растерла себя уже до красноты, желая согреться. В душ на пляже я точно не пойду. Оббить с ног песок и будет. Да, будет… То есть ничего не будет. Он идет домой. Ко мне. Ко мне в постель. Вернее, к Алле… Я перестелю утром. На кровать, в которой я могу оказаться с мужем, я Паясо не пущу.

— Ты первый в душ!

А я… Я накрыла столик на балконе. Плеснула немного Сангрии в стаканы и украсила их кусочками нектарина. Достала нарезку сыра и хамона к хлебцам. Легкий ужин… Впрочем, мне достаточно Сангрии… И я, чтобы не портить наведенную на столе красоту, отхлебнула ледяной сладости прямо из бутылки. Не отпустило. Живот остался с копеечку. Под мокрыми бикини жгло — от песка и мелких камушек. Другой же причины не могло быть? Я не подростковый факел, чтобы вспыхивать от одной только мысли о предстоящей близости…

Я отхлебнула еще и поспешила закрутить крышку на бутылке, чтобы не поддаться искушению напиться забродившим соком еще до самого момента Икс.

Паясо не сушил волос — пока я в душе, все и так высохнет, а вот мне нужен фен. Не хочу, чтобы что-то остужало мою голову. Холодный душ будет завтра. Когда я встречусь с Аллой и все пойдет так, как и планировалось: пляж, еда, пляж, выпивка, сон и снова пляж. Вперемежку с пустыми разговорами о наболевшем. Ее наболевшем — я, даже под большим градусом, никогда не откровенничаю. Сор из души выметать не привыкла. Что мое, то мое. Мои проблемы за меня никто не решит, а сочувствие не лечит, только развращает.

Сухие волосы я убирать не стала. Оставила свободно бегущими по спине. Мне нравилось, как Паясо накручивает их на пальцы. Наверное, скоро придется подстричься, а пока космы меня не старят. Со спины я кажусь девушкой, и со мной иногда все еще пытаются познакомиться на улице близорукие молодые люди. Коса долга, ум короток, ну так я и не претендую на житейскую мудрость. Не навязываю никому своего стиля жизни и не учу никого жить. Даже Аллу. Если она захочет уйти от мужа, она уйдет. Придет ко мне за поддержкой, поддержу. А хочет плыть по течению — так я своим бухтением и ей не помогу, и подругу потеряю.

Я так, кажется, уже потеряла мать. Догадывается она об этом или нет, не знаю и знать не хочу. Я делаю то, что должна делать дочь — тихо уважаю ее мнение. Не лезу с пеной у рта защищать мужа: тихо киваю и иду его обнимать. Не при ней. Мы как-то оба поняли, что любое проявление чувств в ее присутствии, тут же ведет к ссоре по мелочам. Даже не задумываясь, в нашем финском доме мы выделили им спальню внизу, чтобы иметь возможность уйти наверх, на свою территорию. Теперь, без Мишки и его бывшей пассии, принадлежащую исключительно нам. Мы даже передумали добавлять вторую ванную комнату. Одни мы можем и через холл голыми пройти. Одни…