Он на секунду задумался — вернее сверлил меня взглядом.

— А тебе должно быть хорошо с нами, если ты отделяешь себя от нашего «мы». Я не хочу летом торчать в городе. Не хочу гулять с собакой по плавящемуся асфальту.

— Ну так оставайся, я тогда одна поеду.

Он как-то в миг сравнялся загорелым лицом в цвете с пепельными волосами.

— Оставишь меня еще на две недели одного?

— Ну что я могу сделать?! У меня работа.

— Это не работа. Это твой маразм. Эта студия не рентабельна. И от нее один только геморрой.

— Блин, Березов, это моя студия… — я даже рот открыла от негодования и не смогла закрыть.

— Я не спорю. Твоя. Только не называй это работой.

— А как называть? Хобби? Твои студенты тогда тоже не работа! Но я что-то ничего не говорю тебе про институт или говорю?

Он тяжело выдохнул. Слова закончились? Нет…

— Позвони своей Ане и узнай точные даты. На них мы и приедем. И не днем больше. В свои театры находишься осенью. И, кстати, я преподаю только в первом полугодии. На четверть ставки и не принимаю никаких экзаменов. И ни один праздник тебе не испортил, заметь. Я не ставлю увлечения выше семьи. Я достаточно побыл без тебя, когда надо было зарабатывать деньги с рассвета до заката. Хотя бы сейчас я могу нормально пожить? С женой!

Я зажмурилась и проговорила ровно:

— Слава, двадцать девятого я буду с тобой, — и тут же добавила: — Я хочу быть с тобой не только двадцать девятого, но, пожалуйста, не ставь меня в дурацкое положение с Анютой. Хочешь, я сама буду гулять с собакой?

Слава усмехнулся.

— Ты даже здесь до леса дойти не хочешь…

— Я не хотела собаку, это правда. Я нагулялась с коляской и с маленьким ребенком в свое время. Сейчас я хочу лежать на диване или кататься на велосипеде. Но если тебе настолько в лом, то я эти две недели с ней погуляю. Слава! — я уже готова была кричать. — Ну хоть ты-то можешь пожалеть меня?! Неужели мы с собакой не разберемся?! Иди уже в душ, ну что ты стоишь?!

— На тебя смотрю.

— Насмотрелся?

— Нет, и никогда не насмотрюсь. Звони своей Анюте. И я поеду куда скажешь и когда скажешь.

Он наконец вышел, поймав от меня одежду, чтобы не расхаживал после душа по верху голым. Я сразу же набрала Анюте, договорилась с ней на первую неделю июля. Заодно позвонила Насте. Они никуда не собирались и в помощи на почте не нуждались. Только звали в гости. Как-нибудь. Поболтать. Не о бизнесе.

День прошел скомкано. Еды мать наготовила вчера дня на три, не меньше. На кухне ее не было. Она собиралась. Я освободила сушильную машину и разобрала все вещи, заставляя себя не думать, что делала с Адамом в том или ином наряде. Однако механическая работа не успокаивала. Вот хочешь как лучше, а получаешь всегда по полной. От тех, кто, по идее, должен поддерживать.

Наверное, самой положительной частью дня оказалась именно прогулка с собакой. Слава крепко сжимал мою руку. Возможно, это был своеобразный поводок для меня… Теплый, мягкий, родной… Я прижималась ухом к его плечу — может, действительно пара дней вдвоем в тишине помогут нам успокоиться и сблизиться?

Вечером Слава меня просто обнял — все-таки он всегда умел чувствовать мое состояние. Даже со спины видел, что у меня открыты глаза, но не пытался разговаривать.

На станцию мы поехали все вместе. Я полусонная. Слава на вид бодрый, хотя встал на полчаса раньше остальных, чтобы выгулять собаку. Решили с собой ее не брать. Чтобы не мешала сзади родителям. Однако вернувшись, я — и скорее всего Березов тоже — почувствовала вместо облегчения какую-то пустоту. Тишина давила, и я включила на телефоне тихую французскую музыку. Говорить совсем не хотелось. И было, в общем-то, не о чем.

— Может, к соседям сходим? — предложила я.

Надо же отнести презент. Березов сразу согласился — видимо, я правильно прочитала его состояние. Томми нам обрадовался, а его жена Ана вообще отправила с нами две трехлитровые банки ягод, из которых я обычно делала морс. Хорошие простые люди. Которые умудрились не поддаться национальному настрою и не возненавидели всех русских. По-прежнему присматривают за нашим домом. Причем, за простое спасибо. Подарки я привожу им просто так — денег же не берут, а мне стыдно садиться кому-то на шею и свешивать ножки.

И еще — за их столом рыба из того же озера намного вкуснее.

— Ян, может, действительно съездим с ними на оперу? — спросил Слава, когда мы шли домой в обнимку с банками.

— Финскую оперу? Спасибо… не надо. Ты даже в Мариинку не ходишь!

— Купи билеты, пойду, — почти огрызнулся Березов.

Нет, ну езжай ты в свой замок и слушай арии на финском сколько тебе влезет… Один. Развлечения на сто процентов обоюдными быть не могут. Я вот даже не подумаю усадить тебя за расписывание вазочек.

— А вот и куплю! Славка, ну чего надулся?

— Что завтра делать будем? — не улыбнулся, но тон все же сменил на взрослый.

— Ничего не будем делать… Мы этот день обязаны проспать. Давай введем новую семейную традицию?

— Может, лучше проспим его в переносном смысле?

— Думаю, твоя четвероногая дочка это не оценит, — глянула я на Стеллу, бегущую впереди.

Заходили мы с веранды, где никогда не запирали.

— А мы дверь закроем, — мне показалось или Славка действительно мне подмигнул?

— Березов, я тебя не узнаю…

— Я тебя тоже, — он освободился руки от банки, забрал вторую у меня и обнял, перегнув мою талию, точно тростинку. — Но очень хочу узнать… Тебя, взрослую…

Наши губы встретились, хотя для этого мне и пришлось подняться на носочки. Пусть и не думает горбиться. Рано!

Сказать, что все у нас сказочным образом наладилось — неправда, как неправда и то, что все осталось по-старому, то есть плохо. У нас получалось, пусть не через раз, а реже, зато без помощи посторонних предметов. Разве это не волшебно? У нас действительно начался второй медовый месяц, как я и мечтала…

Или нет, скорее свадебный мандраж — мы сто лет не целовались в таком количестве и качестве, в которое, наверное, довольно быстро и перешло это самое количество. Везде: не только в постели, но и на кухне, на диване, на прогулке с собакой. Седой Березов и целуется на улице, как подросток! Это даже не нонсенс. Это фурор! Это победа! Моя победа над его здравым смыслом.

Что такое счастье для супругов? Стареть вместе. Вот и будем делать это вместе, но чуть позже. Я стареть не спешу…

Сколько прошло времени с нашего возвращения в Питер? Две недели? Нет, не две, а чуть меньше. Моя Анюта еще не вернулась с Тенерифе. Молодой человек повез ее в отпуск — может, попросит руки? Было бы здорово. Безумно хочется погулять на чьей-нибудь свадьбе…

Пока же мы гуляли по набережной — так странно: поздним вечером при свете фонарей, отражающихся в реке, нога за ногу, рука под руку, иногда останавливаясь у парапета, чтобы взглянуть на блестящую воду и поцеловаться. Да, именно… Мы словно решили наверстать упущенное — то, что люди обычно делают в молодости. Беззаботной… Моя прошла в материнских заботах, а о своей Березов никогда не рассказывал. Говорил — ничего интересного.

Мы посетили оперу… Правда, пришлось один раз пихнуть мужа локтем в бок. Но на джазе, в маленьком старом клубе, он не уснул. Все наблюдал за парой, подсевшей к нашему столику за неимением свободных. Я пару раз даже пихнула его под столом ногой, но Слава всякий раз пинал меня в ответ.

Она — чуть старше меня. Он — явно под пятьдесят, с брюшком и бесцветными глазами. Ссутулившийся на манер… Ну да, братков! Локти на столе. Лопатник тоже — на столе. Зачем — не знаю. Она… Мне хотелось узнать мнение мужа, но я не рискнула его спросить. Крашеная под естественный цвет — видимо, чтобы скрыть седину. С довольно сильным слоем тональника — чтобы скрыть морщины? Помада лишь кое-где — съедена от нервов, нетронутой осталась лишь карандашная подводка. Челка слишком длинная, постоянно падает на глаза, и она откидывает ее назад, то и дело стукаясь рукой о край стола. Думает небось — подстригу под корень. Не надо, дура! Он только это в тебе и запомнит.