Слившись с бетонной стеной, я выжидаю. Будто град, пули отстукивают по бетонной колонне, огонь смещается влево, обрывается, и гравилёт уходит на круг. Получив короткую передышку, я перемещаюсь в смежное помещение, в которое с другой стороны, вышибив дверь, тут же врывается боец. Наставив на меня автомат, он дает длинную очередь, но я быстрее. В три прыжка по дуге оказываюсь рядом с ним и, не сбавляя ходу, с разворота бью ногой куда-то в район шеи. Автомат со стуком падает на пол, а боевик отлетает обратно в дверной проём. За стеной раздаётся крик:

– Валите её, стреляй сквозь стены!

Успеваю отскочить за большой стол в груду изорванных миниганом кусков дерева, оставшихся от перегородки, и прислониться к нему спиной, как в помещение влетает граната, а вслед за ней, дырявя тонкие стены, над моей головой свистят пули. Прижали! Плохо дело… Закрываю уши ладонями, и тут же в метре от меня, прямо за ансамблем выдвижных ящиков раздаётся оглушительный взрыв. В ушах засвистело, и я на мгновение потеряла ориентацию в пространстве. Как завороженная, я смотрела на белые клочки бумаги, медленно планирующие на меня откуда-то сверху. Больно не было – похоже, осколки застряли в забитых макулатурой ящиках… Прихожу в себя… Нужно действовать!

Бросаю взгляд вправо – к панорамному окну приближается гравилёт, делая повторный заход. Сейчас или никогда! Срываю с жилета последние две гранаты и низким броском отправляю их под стол в сторону двери, после чего кладу ствол дробовика на столешницу и широким веером высаживаю остаток обоймы. Оттолкнувшись от ножки стола, делаю разбег, и замечаю – пилот допустил ошибку, чересчур приблизившись к окнам. Взрыв позади… Вот он, мой шанс! Прыжок на подоконник, толчок!..

Дробовик летит вниз с высоты пятого этажа, а я, уцепившись обеими руками за порог раздвижной двери, делаю резкий выброс и хватаюсь за треногу пулемёта, неожиданно ставшего бесполезным для стрелка. Тот судорожно пытается достать пистолет, но его запястье уже в моей руке. Хруст ломающихся костей, дикий крик, и я рывком отправляю солдата вслед за дробовиком.

Гравилёт, зависнув на мгновение, стал набирать высоту, а мой шальной разум пронзила задорная мысль – «охотник стал дичью!» Зажав спуск, я заняла место неудачливого стрелка. Как только я поравнялась с крышей, усеянной вооруженными бойцами, блок стволов достиг нужной скорости и узел подачи патронов с бешеной скоростью начал всасывать в себя ленту.

Миниган с треском исторг струю огня, обескураженные солдаты в ужасе заметались по крыше в поисках укрытия, а пилот, поняв, вероятно, что происходит, начал уводить машину в сторону. Гравилёт накренился, крыша исчезла из виду, и мимо поплыли заводские постройки. Мельком я заметила возле входа в Институт пару тяжёлых бронемашин и россыпь солдат.

– Марк, как слышно? Приём! Отзовись!

Сквозь шипение помех донёсся взволнованный голос Марка:

– Лиза, слава богу, ты в порядке! Меня тут прижали на выходе из коллектора, я не могу подобраться к глайдеру!

Из коммуникатора слышались короткие отрывистые очереди, но у меня отлегло. Жив, не погиб, не бросил меня! Я почувствовала прилив сил. Надо было выручать напарника.

– Держись там, скоро буду!

Схватившись за поручни, в одну секунду я преодолела пару метров, отделявших меня от двери в кабину пилотов и вышибла ее ногой. Молодой парень, лет двадцати от роду, ошарашенно завертел головой и закричал:

– Пожалуйста, не убивай!

Я скомандовала:

– Поворачивай левее, к коллектору, и всё у тебя будет хорошо! Давай только без резких движений, договорились?

Гравилёт по широкой дуге приближался к бетонной ливнёвке, впадавшей в небольшой ручеёк, обрамлённый серыми облезлыми кустами. Через сотню метров я уже могла разглядеть броневик, за которым пара бойцов, сливавшихся со снежным покровом, периодически высовывались и вяло отстреливались от Марка, засевшего прямо внутри трубы. Группа из пяти человек подобралась вдоль бетонного скоса почти вплотную к чёрному круглому отверстию, поэтому мне нужно было действовать быстро.

– Солдатик, давай боком к ним, и зависни метрах в пятидесяти.

– Я не могу! Они же мои сослуживцы!

– Всё с ними будет нормально, обещаю. Делай, как я говорю, или мне придётся сбросить тебя вниз!

Пилот послушался, и мы стали приближаться. Бойцы по эту сторону броневика смотрели в нашу сторону, один из них замахал нам рукой. Похоже, они ещё не были в курсе всей ситуации… Я включила коммуникатор:

– Марк, готовься на выход к глайдеру, я прикрою! Через пять секунд!

– Принял!

Делать нечего, обещания нужно выполнять… Я вернулась за пулемёт, взяла на прицел башню бронетранспортёра и зажала гашетку. Пулемёт застрекотал, приятная вибрация пошла по всему телу, а башня заискрила градом рикошетящих от неё пуль. Бойцы штурмовой группы, оказавшись на открытом месте под огнём, забыли обо всём и кинулись врассыпную кто куда – за броню, мимо коллектора в кусты, а один из них заскочил прямо к Марку, внутрь трубы. Убедившись, что на линии огня никого не было, я водила стволом влево-вправо, поливая свинцом то броневик, то ливнёвку, то кусты. Бетонная крошка летела во все стороны, а я чувствовала какую-то глупую радость, будто ребёнок, получивший в свои руки вожделенную игрушку.

Через секунду из коллектора выскочил Марк с сумкой наперевес и, отстреливаясь от военных, принялся взбираться по пологому склону наверх, к глайдеру. Несколько мгновений – и машина, поднимая тучу снега, взмыла над бетонным жёлобом. Очень вовремя щёлкнул пустой лентой пулемёт, вращаясь теперь вхолостую. Я, что было сил, закричала:

– Жми, пилот!

Меня дернуло в сторону, а по корпусу застучали пули – солдаты там, внизу, наконец пришли в себя. Через полкилометра в снежном вихре глайдер догнал гравилёт и почти поравнялся с ним. Через прозрачный обтекатель я увидела Марка, который помахал мне рукой. Коммуникатор игриво протянул:

– Эй, красотка, не желаешь прокатиться?

Я усмехнулась:

– Марк, да ты шутник… Единственное, мой маленький, что я сегодня ещё не сделала, так это не сменила тебе подгузник.

– Слушай, я серьёзно! Сейчас нас будут искать с собаками, а на этом пузатике ты далеко не улетишь! Давай ко мне!

Я бросила взгляд на хищный миниган и вздохнула. Повернулась в сторону кабины:

– Парень, держи ровнее и не дергай штурвал!

Молодой пилот уже вышел из кабины и держался теперь за поручни, покачиваясь и силясь перекричать шум ветра:

– Я с вами! Машина на автопилоте! Если вернусь – мне только одна дорога – под трибунал!

– Прости, солдатик, но ты всё же вернёшься! Живым и здоровым, в отличие от многих других!

Откидная дверь глайдера поднялась, я последний раз взглянула на застывшего в дверном проёме пилота и перепрыгнула через бездонную снежную пропасть. Дверь за мной опустилась, глайдер начал набирать высоту, уходя в сторону, а мальчишка-пилот провожал нас обречённым взглядом эти несколько секунд, пока гравилёт не скрылся в белой пурге…

… Я стою босыми ногами на влажном кафельном полу. Холодный затхлый воздух пробирает до костей – на мне только шёлковая ночная рубашка. Оглядываюсь – слева решётка, а где-то далеко за ней единственный источник света в этом мрачном месте – сияющий белизной дверной проём, в который упирается длинный коридор с высоким потолком. Я хватаюсь обеими руками за решётку и дёргаю её, но она непоколебима. Света не хватает. Почти наощупь двигаюсь вдоль неё, проводя руками по щербатой арматуре в поисках какой-нибудь зацепки, чего угодно – шатающегося прута, может быть, дверцы.

Ничего. Сплошная решётка прочно закреплена, и мне не попасть на ту сторону. Оборачиваюсь. Прямоугольный коридор полностью исчезает в темноте впереди. Меня начинает знобить. Прижавшись спиной к металлическим прутьям, я напряжённо вслушиваюсь в тишину, нарушаемую только учащённым биением моего собственного сердца. Путь назад отрезан, а впереди меня ждёт непроглядная тьма. Мне вдруг кажется, что я была здесь раньше…