– Куда толкнём, малой? Тут вон снега уже почти по бампер. Можем попробовать дойти, визуально так до площадки метров триста… Но, черт подери, отсюда уже ничего не видно, если идти – то только наощупь, да по сугробам… Ну, ребятки, совершим марш-бросок по снежку?

Молчание было ему ответом. Родион снял потертый пиджак и, оставшись в рубашке, накинул его на плечи Марии Семёновне. Нажал кнопку открытия дверей. Схваченный изморозью механизм со скрипом поддался, впуская внутрь обжигающий ветер и казавшийся совсем близким басовитый рокот ракетных двигателей.

Шофёр спрыгнул в снег, погрузившись сразу почти по пояс, и принялся помогать выходящим школьникам. Я выбралась предпоследней, за мной выпрыгнул Рупи. От холодного пронзающего насквозь ветра тут же отнялись руки и ноги, и Родион прокричал:

– Ребята, давайте на звук, я сразу за вами!

Как во сне, я пробиралась через сугробы, держа Руперта за руку. Казалось, тело отключило восприятие окружающей действительности, и из внешних раздражителей остались только этот мерный гул и тёплая ладонь друга. Руки и ноги двигались сами собой, в лицо бил снег, намерзая на ресницах, и не осталось ничего – только тупое желание дойти. Убежать, улететь, выбраться в тепло, куда угодно. В бушующей снежной пурге тёмные силуэты идущих впереди одноклассников один за другим таяли, словно сахар в воде.

Гул усиливался и приближался. Белые жгучие вихри клубились вокруг, но я продолжала упорно идти вперёд. Внезапно снежную пелену осветила вспышка, что-то затрещало почти над самым ухом, и я разжала ладонь. Меня обдала волна жара, будто глоток свежего воздуха, и источник оглушающего треска начал перемещаться куда-то вверх, а интенсивность звука – спадать. Отдаляясь, он снова превратился в гул, и, стихая, постепенно исчез, растворился в вое метели.

Я оглянулась по сторонам. Никого и ничего не было видно, Руперт тоже исчез. Я осталась один на один с леденящим ветром. Тут же заявило о себе онемевшее от холода тело. В голове вертелся круговорот обрывочных мыслей. Последний корабль улетел… Как же там Рупи без своего свитера… Где сейчас мама с папой… Я потерялась в пурге… Я тут замерзну… Они меня не найдут…

Волевым усилием я взяла себя в руки и продолжила прорываться через сугробы в ту сторону, откуда только что с треском взлетел последний корабль. Снега стало ощутимо меньше – видимо, это и есть стартовая площадка, и наносы разметало при взлёте. Где-то там, впереди, был терминал воздушной гавани. Я пересекла площадку и, преодолев ещё добрую сотню метров сугробов, упёрлась в закрытые грузовые ворота. Выдающийся второй этаж терминала, удерживаемый квадратными колоннами, нависал надо мной, и казалось, здесь было не так много снега. Сил двигаться уже не было, поэтому я села, забившись в угол, и обхватила колени руками. На щеках намерзали ледяные дорожки от слёз…

Время тянулось, я постепенно погружалась в сон, и холодно уже не было. Внезапно я почувствовала прикосновение. Подняв голову, с трудом разлепила глаза и увидела тёмный размытый силуэт. Раздался голос:

– Не смей мне тут засыпать! Вставай, быстро! Ох, совсем уже расслабилась, я смотрю. Ну-ка…

Что-то подняло меня вверх. Я не сопротивлялась – всё происходящее казалось мне страшным сном. Дом, школа, автобус, знакомые лица – этого всего будто не было. Я плыла в белом снежном пространстве, а тело легонько покалывало. Неожиданно стало темно, и почти сразу сквозь закрытые веки в глаза ударил свет. Спустя какое-то время я лежала на столе. Сквозь покалывание в конечностях медленно и робко стала подступать боль, постепенно усиливаясь. Уже знакомый и какой-то искажённый голос по-старчески хлопотал:

– Ох, дорогая моя, как же я раньше-то не успел, старая железяка… Послушай, я тебе сделаю укольчик, и больно совсем не будет, но иного выхода нет – мне придётся удалить отмершие ткани… Надюша, заводи стартовые, мы уходим отсюда!

Откуда-то сверху раздался женский механический голос:

– Включаю подъёмные двигатели. Температура за бортом: минус пятьдесят три градуса по Цельсию. Прогноз на дальнейшее снижение. Влажность воздуха: девяносто пять процентов.

Что-то хлопнуло, и помещение наполнилось нарастающим гулом. Ко мне постепенно возвращалось сознание, я открыла глаза, увидела заслоняющую свет тёмную нечеловеческую фигуру и пробормотала:

– Что… Какие ещё отмершие ткани?

– Как тебя зовут, девочка?

– Лиза… Где я? Что происходит? Кто вы?

– Я – дядя Ваня, а это наш с тобой корабль. И сейчас мы покидаем эту несчастную планету… Боюсь тебя огорчить, дочка, но тебе придётся попрощаться с ладошками и ступнями. У меня тут нет возможности их спасти, а к тому времени, как мы доберемся до ближайшей больницы, ты погибнешь от некроза тканей. Но ты не переживай, мы обязательно что-нибудь придумаем!

Будто бы демонстрируя, что он может придумать, дядя Ваня поднял манипуляторы, которые, жужжа, сгибались и разгибались многочисленными механическими суставами. Несколько захватов, циркулярная пила, шприц, пара каких-то штырей, с треском выдавших электрическую дугу… Это зрелище добило меня окончательно, остатки сил улетучились, и я провалилась во тьму…

… Пока Николс рассказывал про своего героического дядю, нахлынувшие на меня воспоминания выудили из памяти конопатое лицо добряка Рупи, который так и не смог слетать на Землю на каникулы. Младший инспектор растекался мыслью по древу:

… – И вот однажды, представляете, дядя Фред вынес из пожара семерых человек! Он бесстрашно заходил внутрь раз за разом, а под конец так выдохся, что сел и прислонился к пожарной машине, да так и сидел, глядя, как рассыпается и догорает дом. Знаете, он для меня всегда был примером. Если бы не дядя Фред, я бы, наверное, никогда не устроился в полицию… – вдруг он прервал самого себя. – Послушайте, вам адски, просто невероятно повезло. Им ведь так и не удалось понять, что это было. Гигантский чёрный шар, повисший над полюсом, будто пылесосом, вытянул атмосферу, а поверхность охладилась до температуры открытого космоса… Потом-то яйцеголовые прилетели, огляделись, а горы снега в вакууме уже спрессовались в лёд. Я видел фотографии – жуткое зрелище. Снежно-ледяной памятник целой цивилизации в натуральную величину… А потом к названию планеты добавили «Икс». Какая злая ирония – вот так на огромной планете был поставлен жирный крест… Хороший первый контакт, ничего не скажешь…

Я, сжав губы, смотрела на младшего инспектора, пока он, не закрывая рта, задумчиво водил пальцем по экрану планшета. Николс, как выяснилось, был большим любителем поговорить.

– Офицер, может вы мне тогда уж анекдот расскажете? Раз у нас здесь пошло общение на отвлечённые темы…

– Да-да, конечно, простите… В смысле, нет, я не это имел в виду. Нам нужен ваш въездной документ, который оформлялся при прибытии на станцию, это простая формальность. Но без неё я не могу вас отпустить. Здесь сейчас очень нервозная атмосфера…

Он бросил на меня смущённый взгляд и снова, на этот раз молча, уткнулся в планшет, а я поглядывала на часы. Я знала, что у полиции на меня ничего не было, поскольку дядя Ваня старательно зачищал все следы после каждой нашей операции. Поэтому я просто ждала, когда копу надоест тянуть время, или же когда Марк вернётся из едальни, обнаружит запертый глайдер и моё отсутствие, после чего побежит меня искать.

– Судя по всему, вы постоянно путешествуете. Вы были в системах Глизе, Каптейна, Мю Льва, Пегаса… Итак, что привело вас сюда, на Джангалу?

– То же, что и ваших налётчиков – главный экспонат музея. Я проделала чертовски долгий путь, чтобы его увидеть, и надо же было такому случиться… Повезло, что саму не прибили случайно…

– А ваш интерес профессиональный или любительский?

– Любительский. С детства мечтала стать археологом, но, увы, как-то не сложилось…

Меня достали идиотские расспросы, и я с нетерпением ждала момента, когда смогу уйти, дабы не тратить тут своё драгоценное время. Николс поглядел на блестящие титаном кисти рук.