Кинич впился пальцами в свой бицепс, и на пол закапала кровь

— Ясно.

— Но она скучает по тебе, брат. Каждый день она звонит и просит встречи с тобой. И каждый раз, когда я говорю, что ты не готов, она плачет.

На щеке Кинича заходили желваки, а грудь начала быстро вздыматься.

— Уходи. Мне нужно побыть одному.

— Всё равно мне нужно закругляться, так как я вновь переполнена… что хуже всего, ведь я никому не помогла. — Иш Таб почесала лоб под вуалью и сказала, что вернётся утром. Хоть толку и не было, ведь у Кинича никакого прогресса. Он словно был запрограммирован или проклят. Что-то просто идёт не так.

— Брат, иди немного отдохни.

— Знаешь, ты просто обязана перестать так меня называть

— Почему? — спросила она.

— Мы не связаны, и теперь мне стыдно за новые и старые виды. Я такой… слабый. — Идиот.

— Кинич, мне плевать, что мы не кровные — каждый друг другу — родственники, но ты всегда будешь моим братом, и я горда, что могу так тебя называть. Всё пройдёт, обещаю. Просто… нужно потерпеть. — Она хотела сказать «верить», но даже она не была способна на это. — Увидимся утром, брат.

Когда она уходила, Кинич не проронил ни слова. Бедолага…

Иш Таб потянулась к кнопке лифта, но двери открылись, и из кабины вышел Антонио.

— Господи! — она отскочила в сторону. — Смотри, чёрт подери, куда идёшь!

Антонио со стильными солнцезащитными очками и одетый в толстый белоснежный свитер и мягкие, поношенные джинсы, выглядел как огромный, тёплый кусочек мужского рая. Иш Таб не сомневалась, что в крепком телосложении нет ни грамма жира, а рост, хоть и не под стать её братьям, около ста восьмидесяти двух сантиметров. Может, даже сто девяносто. Какая разница? Главное, что Иш Таб со своих ста семидесяти пяти сантиметров, задрав голову, наслаждалась зрелищем. Такой мужественный. Такой смертный. Такой восхитительный.

«Прекрати! Помни, он всего лишь… игрок. Серийный осквернитель женских сердец».

— Забавно, — заявил он и начал смеяться.

— Что забавного?

Он ещё раз хихикнул и вдохнул.

— Ты сказала: «Смотри». Это самое забавное, что я слышал за весь день. — Он постучал тростью для ясности.

Иш Таб зарычала и произнесла пару слов на испанском.

— Dios mío! — проговорил он. — Это ты! В агентстве, где ты нашла мне помощницу, ничего про тебя не знают.

— Да, я. — Вновь Иш Таб обнаружила, что её переполняют нежелательные эмоции. «Боги, этот мужчина — огонь! Почему здесь так жарко?» — Рада вновь тебя видеть, но мне пора бежать. — Она нажала на кнопку лифта.

— Прошу не уходи. Я хотел просто поговорить о случившемся в больнице. — Он встал перед дверьми лифта.

— Не могу, — холодно отрезала она и отступила. «Боги, мне нужно от него сбежать». Иш Таб чувствовала, что её тело может выйти на орбиту, воспламениться и стать вторым солнцем. «Да, что же здесь за жара такая?» Она оттянула воротник.

Он нахмурился, сжав губы в линии.

— Почему?

«Почему? Почему? Да потому что ты вытворяешь что-то нечестивое с моим телом! Боги… Я хочу схватить тебя и облапать языком и губами. Потом ещё сорвать штаны и очень тщательно разобраться с твоим огромным дружком» ЧТО?! «Ты только что решила, что хочешь с его причиндалом разобраться?.. Да, хочу. Нужно убираться отсюда».

— Мы не можем говорить, потому что… Я супершпион. Забыл? — ответила она.

— Сомнительно. Прошу, скажи, кто ты? — Он сделал шаг вперёд и протянул руку, желая коснуться её плеча. Иш Таб поняла, что хотела бы податься вперёд и позволить положить ладонь, но вовремя опомнилась и отскочила.

— Чёрт! Парень, у тебя суицидальные наклонности или что-то типа того? Не трогай меня.

Выражение его лица стало мрачным.

— Я настолько отвратителен?

«Боги, нет. Я тебя раздеть догола хочу, намазать расплавленным шоколадом и чтобы ты заменил мне пончик».

— Да. Такие, как ты всегда отвратительны. Так что… отвали!

Боги, это подло, но сработало. Он попятился, и выражение его лица стало негодующим.

Внезапно, она почувствовала странную слабость и посмотрела на свои руки. Серые. Она до краев наполнена отчаянием, и если быстро не очистится, то впадет в кому.

— Вот, чёрт…

Лифт звякнул. Иш Таб вошла в кабину и опустилась на колени. Какого чёрта с ней происходило?

Слабая надежда, расцветшая в глубине души Антонио, угасла ужаснейшим образом. Он, наконец, нашёл таинственную женщину из больницы, но она сказала, что он ей противен.

«Конечно, противен, придурок. Ты всего лишь жалкий, бесполезный…»

Громкий треск, сопровождаемый криком боли, донёсся до Антонио, и шум исходил от двери перед лифтом. Его новый сосед, который день и ночь бродил, и никогда не спал. Может, парень, наконец, отключился из-за истощения… А может, что хуже…

Антонио тихо подошёл к двери и прислушался. Тишина. Он постучал.

— Эй! Всё в порядке?

Из-за двери донёсся приглушённый стон. Дерьмо. Парень поранился? Антонио повернул ручку и открыл дверь.

— Помощь нужна?

Проклятье. Он ничего не видел. Мужчина мог находиться в шаге от него, истекать кровью, а Антонио и не в курсе.

— Эй? — он вошёл и прислушался. Ничего, проклятье. Когда включиться паучий слух? Разве тело не должно компенсировать потерю зрения? Господи, он просто дурак! За его спиной захлопнулась дверь.

— Кто ты, чёрт возьми? — донёсся глубокий, зловещий голос.

У Антонио дико забилось сердце.

— Сосед. Услышал шум и… — Пресвятая дева Мария. — Я чувствую запах крови.

— Я ударил по стене и пошла кровь. — Мужчина был где-то перед ним. И говорил куда безумнее, чем Антонио себя чувствовал.

— Ну, ты, очевидно, жив и дышишь, так что я пойду.

Тяжёлая рука припечатала его к двери.

— Какого хрена? — Антонио выставил в защите руки, но, казалось, парень был везде. — Слушай, приятель, — начал Антонио, опустив руки, — если хочешь меня убить, вероятно, окажешь услугу, но сделай это быстро.

Он почувствовал горячее дыхание мужчины у себя на лице прямо перед тем, как с него сорвали очки. Антонио знал, что от глаз толку мало, но он всё же не мог пересилить желание открыть их и попытаться хоть что-нибудь увидеть.

— У тебя слишком яркая аура, — сказал мужчина. — Не могу тебя убить. Похоже, сегодня твой счастливый день.¶

«Верно. Счастливый. Прямо не день, а четырёхлистник».

— Я бы так не сказал.

— И я бы про свой тоже, — проворчал мужчина.

— Жаль это слышать. — «Ты конченый психопат». — Если не собираешься убить меня, и сам не умираешь, я лучше вернусь к себе в квартиру и напьюсь в стельку.

— Останься. Я налью тебе скотча.

— Нет, спасибо. Думаю…

— Я сказал «останься». Расслабься. Ты ведь этого хочешь. — Что-то в голосе мужчины заставило его повиноваться. По иронии судьбы, ощущение было гораздо более нервирующим, чем угроза физической расправы.

— Если ты настаиваешь, — неохотно ответил Антонио.

«Что, чёрт возьми, происходит?»

Мужчина схватил его за руку и потащил через комнату. Caray[14], ну и хватка у этого человека.

— Садись, — приказал мужчина. — Я вернусь через минуту.

Тело Антонио повиновалось, но его разум метался между паникой и наигранной удовлетворенностью. Сохраняй спокойствие. Заставь его ослабить бдительность и беги к двери…

Парень быстро вернулся с прохладным и гладким стеклянным бокалом.

Антонио почувствовал аромат. Односолодовый скотч. Очень хороший.

— Макаллан 1926 года? — спросил Антонио.

— У тебя отличное обоняние.

— Я научился пить скотч ещё подростком, хотел позлить отца, который был виноделом. — «И, возможно, самым мерзким сукиным сыном на всей планете».

Мужчина засмеялся.

— Очень дорогой бунт.

Скотч был только началом пожизненного стремления отвергнуть всё, за что боролся его отец. Если это было последнее, что сделал бы Антонио, он бы избил отца — и под избиением он подразумевал убийство.