– А я говорю, – сказал человек, находящийся всех ближе к окну. – Что надо действовать немедля!

Его речь была отрывистой, будто он куда-то сильно спешил.

– Помнится, Лерой, тебя на прошлом собрании на смех подняли, – тихо проговорил его сосед, сидевший в две погибели, не отрывая взгляда от пола.

– Пусть смеются! – бросил Лерой. – А я, Пентус, от своего не отступлю.

Поднявшись, он направился к центру комнаты, бесцеремонно расталкивая ногами сидящих на полу людей.

– Эй, смотри куда прешь! – возмутился лопоухий юнец, с яростью вырвав руку из-под ноги Лероя.

Вскочив, он хотел было дать отпор наглецу, но передумал, столкнувшись лицом к лицу с тем, кого в их кругу прозывали Кровавым мясником, а в народе – стариной Лероем.

Старина Лерой в прошлом был палачом на королевской службе, откуда его прогнали за одну оплошность. Имея в своем арсенале два топора – острый и тупой – он пользовался ими весьма избирательно. Если наказанию подлежал вор, то мучения его были не столь ужасные, как мучения мятежника или казнокрада. Острый топор старины Лероя отсекал ворам пальцы столь стремительно, что те не успевали испугаться. Что до мятежников и казнокрадов, то их ожидал тупой топор. Отсекая конечность в два-три удара, он приносил им нескончаемую боль, а завершал дело отсечением головы. Однажды старина Лерой так перестарался, что долго не мог отсечь голову мятежнику и, чуть было сам не стал виновником мятежа. Каждая из его попыток вызывала в толпе бурю восторга, ибо объектом восторжения был ни кто иной, как лорд-канцлер Будерис, ненавистный указом о соляном налоге. Все закончилось тем, что когда голова канцлера наконец-таки отделилась от тела и слетела с плахи, толпа в диком восторге бросилась к телу ненавистного канцлера, сметая на своем пути оцепление из копейщиков. Охрана королевы Ады, присутствовавшей на казни, поспешила удалиться, закрывая щитами королеву, ибо и в нее полетели обвинения, подкрепленные камнями и тухлыми яйцами. В тот злополучный день старина Лерой и был отправлен на преждевременный покой. Затаив в сердце злобу, он ложился каждую ночь в постель с мыслью о мести: ни красавица-жена, ни слава искусного мясника, не могли утолить его жажду мести, с которой он прожил последние годы жизни. Вступив в братство Князя Тьмы с одной-единственной целью – покарать Ее Величество – он не мог спокойно смотреть на собрания и внимать разговорам о количестве жертв, приносимых Князю Тьмы. Его душа жаждала мести, как жаждет путник глотка воды, оказавшись посреди безбрежной пустыни.

– Вот смотрю на вас, – громко сказал Лерой, перебивая прочие голоса. – И диву даюсь!

Черная повязка на левом глазу и саблевидный шрам на всю правую щеку придавали его лицу зловещий вид.

– О чем ты говоришь, Лерой? – раздался голос из темноты.

– Да все о том же! – раздался другой голос. – Вы что, старину Лероя не знаете!?

– И диву даюсь, – продолжил Лерой. – Сидите и хвалитесь, кто, сколько петухов извел!

– И почему я не удивлен? – вопросил все тот же второй голос, поддержанный смешками.

– Это ты, Коротышка Руди? – спросил Лерой, пытаясь разглядеть оппонента, благодаря которому он на прошлом собрании и был поднят

на смех.

– А если и так?

– Если ты мужчина, встань, не прячься за спинами!

– Мне незачем прятаться, – отозвался Руди, с трудом оторвав зад от пола.

Коротышка Руди, как прозывали толстяка, был весьма уважаемым в обществе человеком. Помимо торговых дел он занимался ростовщичеством, ссужая средства всем, кто бы ни попросил. Давал же ровно столько, сколько мог дать, дабы не подкосить собственное благополучие – и он на плаву, и клиент доволен, и на лицо репутация благодетеля. Так, по крайней мере, он себя называл, говоря на каждом углу о своих благодеяниях во благо народа. Что до причин, толкнувших его на вступление в ряды братства, то никто о них не ведал.

– Что, снова будешь заниматься словоблудием? – усмехнулся Лерой.

– А тебе не нравится, что я говорю? – парировал Руди.

– Кому же понравится, когда ты одно слово, а тебе десять!

– Так ведь я дело говорю.

– Какое дело!? То, что надо и дальше резать петухов, приблизить пришествие Князя Тьмы, так что ли?

– Так и есть.

– Да нет, все не так… пойми, не петухов надо резать, а этих ублюдков, что засели в Королевском замке, и Ее Величество в первую очередь, ибо она всему есть корень зла!

– Ты что же, глупец, хочешь сказать, что знаешь по более магистра? – вопросил Руди, посмотрев по сторонам в надежде получить поддержку.

Но, вместо поддержки он услышал тишину. Сжимая кулаки, старина

Лерой пыхтел, как медный котелок с закрытой крышкой. Казалось, что вот-вот совсем немного, и он изольется злобой, бросившись на обидчика, ибо оскорблений никому не спускал. Однако тишина продлилась недолго, ибо на пороге объявился магистр, вошедший в комнату в сопровождении двух молодых людей.

– Магистр, магистр…, – пронесся шепот по комнате.

То один, то другой член братства спешил с приветствием магистра в глубоком поклоне, от чего комната погрузилась в танец теней. И только Пентус продолжал сидеть, вперив взгляд в пол. Его сгорбленная спина и опущенные плечи будто свидетельствовали о том, что этот человек был бит жизнью не раз, и не два.

– Приветствую вас, мои братья, – сказал магистр, кивнув участникам собрания.

Пройдя в центр комнаты, он оказался напротив Лероя,

пребывающего в объятиях оцепенения.

– Приветствую тебя, – буркнул Лерой, поклонившись магистру без особой охоты.

Выпрямившись, он на одном месте развернулся и, собрался было вернуться к своему месту, но был остановлен магистром.

– Постой, старина Лерой, – сказал магистр, положив руку на его плечо. – Ты так и не ответил на вопрос.

Обернувшись, Лерой встретился с взглядом магистра, от которого ему стало не по себе. Суровая душа старины Лероя, пропустившая через себя, будто через сито, проклятия сотни с лишним человек, была беззащитна перед проницательным взглядом магистра, называемого членами братства не иначе, как Целителем душ. Годвин Грэй был целителем от Бога, и его слава распространялась далеко за пределы Миддланда. К Годвину ехали со всех концов Срединного мира, как к человеку, способному вылечить любой недуг, ибо ему довольно было одного взгляда, чтобы понять, чем изнемогает человек. Не используя инструментов, он исцелял людей руками, бормоча под нос странные слова, напоминающие заклинания хирамских лекарей. Никто не знал, сколько ему лет, откуда он родом и когда поселился в Миддланде. Но, все прекрасно знали о его странностях, про которые не говорил разве что ленивый. Так, имея среди клиентов, как бедняков, так и богачей, Годвин Грэй брал со всех по пенсу, презирая золото и серебро. На вопросы о любви к медякам, он обычно отвечал: «Мы просты и чисты в помыслах, пока не соприкоснемся с презрительным металлом». Был он известен и тем, что лечил всех без исключения, будь то аристократ, простолюдин или грабитель с большой дороги. «Вкушая хлеб, – любил он поговаривать. – Мы не требуем у пекаря рецепт. Вот и спасая жизнь, мы не должны испрашивать, чем зарабатывает человек на кусок хлеба». За несколько лет он приобрел сотни поклонников, восторгающихся как его даром исцеления, так и речами, проникающими в самые потаенные уголки души. Заканчивая прием клиентов, Годвин отворял двери для поклонников, в нетерпении толпившихся у его дома. Так продолжалось до тех пор, пока месяц тому назад он не оставил свой дом, исчезнув в неизвестном направлении.

– Я, магистр, не знаю больше вашего, – ответил Лерой,

вглядываясь в тонкие черты лица магистра. – Но, я знаю и то, что вы не знаете больше того, что есть в пророчестве о Западной звезде.

– Ух, как завернул, – ухмыльнулся Руди, после чего хохотнул и

замолк, не услышав поддержки.

Члены братства, ни разу не слышавшие столь дерзких слов, обращенных к магистру, безмолвствовали, опасаясь, лишний раз вздохнуть.

– Правильно, – согласился магистр, уголки губ которого потянулись вверх. – И я не раз о том говорил… но, прошу тебя, брат, продолжай свою мысль.