– Если кому скажешь, что здесь произошло, – сказал Анри, глядя в глаза Сельмы. – Я тебя найду и довершу дело брата, все поняла?

– Мммм…, – замычала Сельма, держась руками за окровавленный рот.

– Пошла вон.

Метнувшись к выходу, Сельма рывком открыла дверь и выпорхнула наружу. Оглядев гостиную, Анри вышел следом и, убедившись, что снаружи никого нет, вернулся в дом и вытащил на крыльцо Арьена, а после обошел бордель и привел из конюшни двух коней. Взвалив братца на одного из них, Анри привязал его к задней луке седла своего коня и в спешке покинул бордель. Преодолев полусотню шагов, он в нерешительности остановился у путевого столба, не зная, куда держать путь.

– Я такого от тебя не ожидал, – проговорил Арьен, придя в себя.

Мотнув головой, он уселся в седле и вперил взгляд в затылок Анри, точно хотел его проткнуть.

– Я сам того не ожидал, – отозвался Анри.

Сколько он себя помнил, он ни разу не поднимал руку на брата, и другим не позволял этого делать. И вот, это случилось. Боль за Арьена, за то, во что он превратился по его вине, он носил в своем сердце всю жизнь. Теперь же он ощущал, как его сердце разрывается на части.

– И все ради какой-то шлюхи.

– Прости меня, если сможешь.

– Эх, да что там, – выдохнул Арьен, отведя взгляд в сторону.

Выдержав паузу, Анри посмотрел на солнце, быстро клонящееся к горизонту, подстегнул коня и двинулся на юг.

– Почему на юг? – поинтересовался Арьен.

– А ты пораскинь мозгами.

– Я бы на их месте в Вестхарбор подался – два дня пути, сел на корабль и попутный ветер в помощь.

– Калум, если он всему голова, вовсе не дурак – в Вестхарборе полно шпионов, а в Соутланде можно затеряться.

Анри знал, о чем говорил, ибо Королевский тракт, соединяющий Миддланд с южным побережьем Соутланда, представлял собой дорогу длиной в четыреста двадцать пять миль. Первые двести пятьдесят три мили тракт шел по прямой линии, соседствуя с лесами и полями, убегающими на запад и восток на две-три сотни миль. На западе земля Соутланда упиралась в Скалистые берега, за которыми лежало Западное море, известное своей непредсказуемостью. На востоке простирались леса Грин Каунтри, за которыми плескалось Море слез, окаймленное пятью большими островами. Внешне спокойное, Море слез вблизи восточного побережья Соутланда было неистовым, предпринимая бесконечные атаки на крутые берега Соутланда. Лишь только ближе к устью Гритривера море и суша приходили к согласию: береговая линия, изрезанная бесчисленными бухтами, давала волю морским водам, вдающимся глубоко на территорию Соутланда. Второй отрезок тракта начинался у Форта короля Аргуса, построенного завоевателем Соутланда на берегу Гритривера – широкой и бурной реки, берущей начало в отрогах Скалистых берегов. Имея протяженность в двенадцать миль, эта часть тракта шла с запада на восток вдоль северного берега Гритривера, и заканчивалась у горбатого моста, что в двух милях к югу от Соутхиллса. Что до третьего отрезка Королевского тракта, то начинался он за мостом и далее шел по прямой линии, до самого южного побережья Соутланда. Эту часть тракта, имеющую протяженность в сто шестьдесят миль, называли не иначе, как Пустынной дорогой, ибо земли за Гритривером не отличались ни буйной растительностью, ни богатством дичи, ни удобствами к жизни, к которым так привыкли люди, живущие к северу от реки. Правый берег Гритривера, богатый рыбой и зеленью, через пару-тройку миль переходил в степи и полупустыни, местами изрезанных ручейками, зачастую пересыхающими в жаркие дни лета. За двадцать-тридцать миль до южного побережья, омываемого водами двух морей, начиналась пустыня Соутланда.

– А если они подались в Нортланд?

– В эту глухую дыру? – улыбнулся Анри. – Не смеши меня, братец.

– Гэвин из Нортланда, – сказал Арьен с обидой в голосе.

– Гэвин не дурак, чтобы ослушаться приказа королевы, а вот Калум…

– П-о-о-о-сторони-и-сь! – прокричал зычным голосом бородач, восседавший на телеге, полной корзин с рыбой.

Толпа, сквозь которую пробиралась телега, расступалась не столь охотно, как того хотелось бородачу. То здесь, то там раздавались недовольные возгласы, что, мол, не в тот час он собрался на рынок. Народ, еще с утра стремившийся в верхнюю часть Миддланда, ближе к сумеркам устремился в обратном направлении, уподобляясь отбойному течению в прибрежной полосе. Впрочем, ему было все нипочем.

– Эй, смотри куда идешь! – крикнул бородач, остановив лошадь перед самым носом Уизли.

Не замечая людей, тот медленно брел по улице, напоминая человека, идущего на казнь: понурая голова, взгляд, опущенный в пол и медленная, неуверенная походка, словно он оттягивал конец своего жизненного пути. Уткнувшись лицом в лошадиную морду, Уизли услышал запах гнилой рыбы, а подняв взгляд, узрел большие

грустные глаза.

– Эй, дубина, прочь с дороги! – крикнул бородач, угрожающе

поигрывая кнутом, но Уизли, точно его не слышал, продолжая смотреть в глаза лошади.

– Я вот тебе, – пробурчал бородач и замахнулся на Уизли, как тут же осекся, поймав пустой взгляд незнакомца.

Осадив бородача, Уизли потеребил лошадь за ухом и отступил в сторону.

– Так-то лучше, – буркнул бородач и от всей души прошелся кнутом по спине лошади.

Издав недовольное ржание, лошадь дернулась и последовала дальше, а Уизли продолжил путь к отчему дому, до которого оставалось совсем немного. Посматривая на быстро убывающее солнце, он с каждым шагом прибавлял ходу, пока не оказался на Концевой улице.

– Прости, отец, – прошептал Уизли, остановившись напротив единственного окна, из которого часами любил смотреть на улицу.

Вздохнув, он развернулся и зашагал в сторону борделя «Две стрелы». Зайти в отчий дом Уизли, как того не желал, не решился, боясь посмотреть в глаза отца. Он прекрасно понимал, что больше его не увидит, ибо за убийство полагалась виселица. Оказавшись напротив черного входа в бордель, Уизли остановился, почуяв неладное.

«Странное дело, – мелькнуло в его голове. – В борделе тихо, будто день с ночью поменялись местами».

Обойдя бордель, он оказался у забора, за которым простиралось красное море из цветов. Не успев насладиться этой красотой, Уизли увидел, как из парадного входа выбежала женщина, а вслед за ней появился мужчина огромных размеров. Оглядевшись, он воротился в дом и вскоре снова показался, неся на плече тощего, неказистого на вид мужчину. Затем, тот, что побольше, привел из конюшни двух коней, взвалил другого на одного из них и помчался в сторону Королевского тракта.

«Что-то здесь не чистое», – подумал Уизли и прокрался к калитке борделя.

Отворив ее, он пробрался в сад никем незамеченным, благо, вокруг не было ни единой души. Впрочем, уже вскоре послышались голоса.

– Слышал про хозяйку?

– А как же, про ублюдка, выброшенного из окна только ленивый не говорит!

– Да нет же, я говорю про то, как хозяйка померла!

– А я знал, что этим все закончится.

Завидев у забора двоих незнакомцев, Уизли вздрогнул, ощутив себя вором, пойманным за руку. Правда, он довольно быстро справился с волнением и двинулся им навстречу, ибо что-то ему подсказывало, что в бордель не стоит совать нос.

– Ты-ы-ы посмотри, какой красавец, – проговорил один из незнакомцев, кивнув в сторону Уизли.

Толкнув калитку, он вошел во двор борделя и встал как вкопанный, перегородив Уизли дорогу. Уткнувшись в широкую грудь незнакомца, Уизли попытался обойти его, как уперся в его лысого приятеля.

– Эй, куда же ты бежишь!? – вскричал тот, схватив Уизли за локоть. – Не хочешь провести вечер с двумя достойными господами?

– Пойди прочь! – огрызнулся Уизли и попытался вырвать руку.

– А он мне нравится.

– И мне, – осклабился усач и небрежно схватил Уизли за талию.

Наклонившись, он сложил губы в трубочку и потянулся к его лицу.

– Ну же, давай поговорим, – прошептал он, одарив Уизли жарким дыханием.