– Как скажите, Ваше Высочество.

Поднявшись, Лорьен отвесил поклон, собрал свитки в охапку и

посеменил к выходу.

– Да, и Чамберса поблагодари, – сказал принц. – Скажи ему, что Его Высочество им довольно.

– Хорошо, Ваше Высочество.

– Хотя, нет, скажи ему, что Его Высочество довольно им, но, этого недостаточно. Чтобы сохранить расположение Его Высочества и должность при новом короле, надо бы спровадить из столицы

Королевскую гвардию.

– Как скажите, Ваше Высочество.

Взявшись за дверную ручку, Лорьен развернулся и посмотрел на принца.

– Ваше Высочество, можно высказать мнение, которое вам может не понравиться?

– Говори.

– Если война с короной неизбежна, Ваше Высочество, то нам не обойтись без союзников.

– Зачем нам союзники, коль у нас отличное войско и лучший флот на все королевство?

– Все верно, Ваше Высочество, однако в нашем предприятии флот нам не подмога, ибо война будет вестись на суше. И потом… войско из ополченцев и людей, привыкших зарабатывать на жизнь разбоем, несравнимо с Королевской гвардией.

– И кого же ты видишь в союзниках?

– Лорда Стэнходжа, Ваше Высочество.

– О, Боги, искать поддержку у пройдохи!?

– Да, Ваше Высочество, ибо без вашего дяди наше предприятие обречено на провал.

– Прежде небо рухнет на землю, нежели я свяжусь с этим пройдохой!

– Это, Ваше Высочество, есть политическая необходимость. Какой-никакой, но ваш дядя владеет Грин Каунтри, а это единственный путь к сердцу королевства.

– Дядюшка безмерно предан сестрице, о каком союзе ты говоришь?

– Ваше Высочество, он предан до той поры, пока Ее Величество платит за лояльность.

– Предлагаешь подкупить его?

– Да, Ваше Высочество.

– Хорошая мысль, но мне неведомо, во сколько обходится

сестрице его лояльность.

– Я знаю, Ваше Высочество, – улыбнулся Лорьен. – В десять тысяч фунтов.

– Не много ли для пройдохи!? – возмутился принц, вскинув брови от удивления.

– Не много, Ваше Высочество.

– А если он не пойдет на союз?

– Пойдет, Ваше Высочество, ибо ваш дядя знает толк в политике

не хуже вашего. Если путь к сердцу королевства лежит через Грин Каунтри, то к сердцу лорда Стэнходжа – через золото. Кто больше заплатит, тот и будет владеть его сердцем.

Опустив взгляд в пол, выложенный бело-черным мрамором, принц задумался, а затем встряхнул головой и посмотрел на советника долгим взглядом.

– Если наше предприятие выгорит, – проговорил он, нарушив молчание. – Ты получишь Вестхарбор и титул лорда-наместника.

– Ваше Высочество, ваша щедрость не знает границ! – воскликнул Лорьен, отвесив глубокий поклон.

– Как и твой ум, Лорьен. Не будь его, я бы тебя не держал при себе.

А теперь, иди, и помни, что от нашего предприятия решается не только моя судьба, но и твоя.

– Да, Ваше Высочество.

Отвесив поклон, Лорьен открыл дверь и вышел вон, оставив принца наедине с собственными мыслями. Отворив балконные двери, принц вышел наружу и толпа снова возликовала. Вздохнув полной грудью, будто ему не хватало воздуха, он закрыл глаза, упиваясь соленым воздухом Вестхарбора с примесью терпкого запаха еловых шишек. Он хорошо помнил этот воздух, пьянящий почище хирамского эля, когда тридцать два года тому назад оказался в Вестхарборе на правах изгнанника. Обосновавшись в Доме Эдмуна, принц первым делом возжелал забыться, дабы отвлечься от гнетущих мыслей. Однако, испив не одну пинту великолепного хирамского эля, он так и не сумел забыться, ибо воздух Вестхарбора чудесным образом и пьянил, и отрезвлял. Дело дошло до того, что он усомнился в подлинности эля, и чуть было не казнил держателя таверны, поставлявшего эль ко двору. За того вовремя вступился Лорьен, которому во многом он и был обязан той поддержкой народа, которой обладал и по сей день. Вспомнив о народе, принц открыл глаза и

улыбнулся, ибо толпа не переставала ликовать.

«Как же мне будет не хватать этого воздуха», – подумал он.

Махнув толпе, принц Эрик бросил взгляд на запад, туда, куда были обращены все его помыслы.

– Что, уже полдень? – спросил Закайя, появившись в окне, обнесенном ажурной решеткой.

Маджио, сосед старика, кивнул и бросил взгляд в сторону Таун-холла29. Народ, толпившийся у здания Городского совета Миддланда, наперебой гадал, какую глупость слуги народа выкинут на этот раз. Были среди собравшихся как люди праздно шатающиеся, пришедшие из чистого любопытства, так и люди, обуреваемые страстями, искренне радеющие за будущее родного города.

– Я не для того сюда перебрался, – проговорил Закайя, щурясь от яркого солнца. – Дабы терпеть это безобразие…

– Чего ворчишь-то?! – раздался женский голос из глубины дома. – Сам же говорил, хочу дом в хорошем месте, поближе к богачам, и что же!?

– Кто ж знал-то, что здесь такое творится!? А вот встречу того негодяя, что продал мне дом, ух-х-х, я ему задам трепку!

Для пущей убедительности Закайя поднял кулак и потряс им над головой, угрожая прежнему хозяину дома.

– Не ворчи, дурень, лучше делом займись, два дня осталось до прихода господина Реклуса.

– Да знаю я, знаю!

Поправив на голове ночной колпак, то и дело съезжающий на глаза, Закайя тяжело вздохнул, будто на его плечах была непосильная ноша, и растворился в недрах дома. Усмехнувшись, Маджио принялся раскладывать яблоки с места на место, предвкушая удачный день. Его румяное лицо так и светилось от счастья, ибо дни созыва Городского совета были лучшими днями для его торговли. Закончив с яблоками, он взялся за груши, как его внимание привлек шум. При виде двух гвардейцев, объявившихся на пороге Таун-холла – это означало, что Городской совет в полном сборе – толпа пришла в крайнее возбуждение. Правда, еще не было главы совета, что было в порядке вещей.

Двухэтажное, прямоугольное в периметре, здание Таун-холла находилось на одноименной площади в центре верхней части Миддланда, от чего жители близлежащих кварталов называли его не иначе, как Сердцем столицы. Словно подтверждение тому цвет здания, выложенного из красного кирпича. Впрочем, торговый люд с этим был в корне не согласен, говоря, что «сердце столицы – это рынок, а Таун-холл лишь голова, которая не всегда на месте». Так или иначе, но Таун-холл был средоточием власти, от решений которой зависела жизнь каждого из детей саламандры. На первом этаже здания находились Зал для приема горожан и Зал заседаний Городского совета, на втором – каморка архивариуса, Архив, ведомый Королевским архивариусом, и Хранилище Городской казны, доступ в которую имел глава Городского совета. По центру здания размещалась сорокадвухфутовая башня с бронзовым колоколом, нареченном в народе Первым вестником. Будь то эпидемия чумы, коронация, рождение наследника или объявление войны и мира, первым возвещал о случившемся колокол Таун-холла.

– Слышал, – сказал мужчина в сером дорожном плаще. – Что сегодня будут говорить о дорогах.

В его голосе, подрагивающем, как струна на арфе, слышалась озабоченность, и, было от чего. Держа молочное хозяйство на городской окраине, он каждый божий день ругал ремонтируемые дороги, из-за которых делал большой крюк, дабы попасть на рынок. Молоко, не терпящее долгого пути на солнцепеке, приходило в негодность, от чего молочник терпел убытки и заодно с дорогами проклинал и Городской совет

– А я слышал, – пробурчал мужчина с залихватскими усами. – Что Ее Величеству собираются воздвигнуть памятник.

– Какой по счету? – спросил толстяк.

Улыбка, блуждающая на его лице, говорила о нем, как о человеке, не обремененном тяготами жизни. Не услышав ответа, толстяк прыснул смехом, обрызгав слюнями впереди стоящего мужчину.

– Эй, дурак, закрой глотку! – вскричал широкоплечий мужчина, обернувшись на смех.

Узрев сердитое лицо, перепаханное оспой, толстяк осекся, не рискуя связываться. Недовольство проявили и другие соседи толстяка, ибо его смех был неуместен – памятники Ее Величеству, возведение которых ложилось тяжелым бременем на Городскую казну, были, чуть ли не на каждом шагу.