— И все?

— Еще апельсинов хочу, — отшутилась она и подарила улыбку бархатному покрову из непроглядной темноты.

После этого наступило молчание, и тишина стала неотличима от монотонного гула двигателей, столь же далекого, сколь и сами звезды. Они сидели в тишине какое-то время, пытаясь взглядами нарисовать в темноте контуры друг друга. Глядя в никуда Вильма пыталась придумать слова, которыми можно разбавить неловкое молчание, но в голове лишь шел снег — он был легок, его было много и он не нес в себе смысла. Темнота зашуршала одеждой, а несколько потухших маячков подсказали местоположение виновника легкой суеты. Пятиногим пауком ей на ногу забралась рука, пробежалась вдоль голени, нащупала колено и ущипнула ее за брюки. Вильма не шелохнулась.

— Пойдем, — озвучил Илья свой жест.

— Куда?

— Туда, где я смогу тебя видеть.

Илья вел ее за собой так уверенно, словно пребывал на своем корабле. С самого его пробуждения Вильма ни разу не видела, чтобы он оглядывался или терялся в поворотах. Корабль, на котором он работал, был настолько похожим, что Илья будто и не замечал подмены. Его поступь была настолько уверенной, словно он мог с закрытыми глазами преодолеть эти двадцать метров, взобраться по трапу на вторую палубу и направиться точно туда, куда он планировал. Петре же часто плутал, путал двери и шел не в том направлении — сразу видно человека, который не привык ориентироваться в помещениях без окон.

Как только они пришли, и шлюз за их спинами захлопнулся, Илья зажег свет, и Вильма игриво плюхнулась на кресло пилота, развернувшись на триста шестьдесят градусов. Зачем он привел ее в челнок Б, она не знала или до последнего убеждала себя в этом. Молот в ее груди вовсю работал по наковальне, но она его игнорировала, лишь нервозно улыбаясь и разглядывая своим прищуром нахмуренное выражение мужского лица.

— Если ты хотел отвести меня в кают-компанию, то ты немного промахнулся, — прощебетала она.

— Вставай, — ответил он серьезным тоном.

Вильма слегка испугалась той силы, которая заставила ее подчиниться. Она решительно не знала, что за игру затеял Илья, и какие у нее правила. Она вообще не знала, что делать. Повиноваться его приказу было подобно вылету в космос через пробоину в корпусе из-за разницы в давлении. Ослушаться мешали какие-то малоизвестные физические законы. Когда в ее голову вернется рассудок, она поймет, что это было, но в тот момент, когда Илья подошел к ней вплотную и окатил ее лицо жаром своего дыхания, она почувствовала себя пьяной.

Когда собачка на молнии ее куртки медленно поползла вниз, Вильма начала о чем-то догадываться. То, что делал Илья, по космическим меркам было наглостью, стоящей на одной полке с болтовней в кинотеатре. Его следовало ударить по рукам и оттолкнуть, попутно зачитав ему несколько строчек из кодекса поведения, но Вильма так часто снимала свою куртку самостоятельно, что этот невинный жест со стороны посторонних рук всколыхнул где-то внутри нее давно забытую, но все еще натянутую струнку. В неосознанном порыве сделать шаг назад она качнулась на месте, словно башня на ветру, но порыв был раздавлен под грузом нерешительности.

Когда куртка начала сползать с ее плеч, она нашла в себе силы, чтобы сказать:

— Постой.

Илья ненадолго замер, продолжая обжигать ее плечи своими ладонями.

— Думаешь, я тороплюсь?

Она хотела ответить «да», но этот ответ был бы начисто лишен смысла. То, что задумал Илья, можно было сделать либо сейчас, либо никогда. Несмотря на некоторую раскованность Вильма никогда не причисляла себя к женщинам, способным прыгнуть в постель к мужчине, с которым знакомы всего неделю. Тот факт, что в челноке Б не было постели, служил ей слабым оправданием, и чем больше она думала, тем меньше понимала, что делать дальше. Перед ней стоял выбор между соблюдением кодекса поведения и мужчиной, от гладкого лица которого потрясающе пахло пеной для бритья. Он брился совсем недавно — значит для него это не спонтанный порыв, а тщательно спланированная ловушка. На этом разумные мысли закончились.

— Это все неправильно, — с неохотой вытолкнула она слова из своей глотки.

— Совершенно верно.

Его пальцы вдавились в ее плечи с решительностью львиных челюстей, сомкнувшихся на шее антилопы, и он повел ее, словно в каком-то топорном танце. Сделав несколько шагов куда-то назад, Вильма нащупала спиной переборку, и танец закончился. Она в капкане, и отступать больше некуда.

— Это непрофессионально, — напомнила она, когда слегка соскользнувшая куртка связала ей руки на уровне локтей.

— Абсолютно, — издевательски соглашался Илья, прижавшись своей гладко выбритой щекой к нее лицу.

— Мы не должны…

— Мы никому ничего не должны, — проникли слова теплой щекоткой ей в ухо.

Пока она убеждала его этого не делать, он делал все, что ему заблагорассудится. Под мольбы о прекращении мужские ладони ползали по ее талии, спине и бедрам, словно что-то выискивая или ваяя ее фигуру из теплого воска. Зарывшись лицом в ее шею, Илья полностью игнорировал ее слова и позволял себе все, что не было описано в уставных отношениях. Вильма полностью отдавала себе отчет в том, что могла остановить его более решительными действиями, поймать за руку или оттолкнуть, но сознательно не делала этого, боясь даже неправильно колыхнуть воздух. Она неоднократно высказала свою позицию относительно нарушения правил, но это были ленивые крики о помощи утопающего, утратившего волю к жизни посреди океана. Она рассчитывала, что Илья услышит ее и остановится? Нет. Она рассчитывала, что Илья сделает выбор за нее. Ей не хотелось ничего решать. Ей хотелось лишь раствориться в этом моменте. Почувствовать себя животным, которое волнуют лишь самые низменные инстинкты. Сделать вид, что остальной вселенной не существует. Ненадолго забыть про то, что ее последний поцелуй был с жертвой мужчины, который в данный момент целует ее.

Она сдалась.

Не для того она пошла в межзвездный коммерческий флот, чтобы пренебрегать простыми радостями жизни. Для чего она туда пошла, она уже и не помнила. Вся ее жизнь словно бы находилась в дали от естественных гравитационных колодцев, и ее уже давно никуда не тянуло с той силой, что тянет сейчас.

Сбросив куртку, она освободилась и вонзила пальцы в волосы на мужском затылке.

Свернув губы в трубочку, Вильма сдула облако пара с кружки и со смаком втянула ноздрями обжигающий кофейный аромат. Часы на стене говорили, что она смаковала этот запах двадцать или тридцать секунд, но лицо Радэка, нависшее над противоположным краем стола, умножала это число в несколько раз. Он смотрел на нее не моргая, словно пытался вызвать своим взглядом дискомфорт, спасение от которого лежит на дне кружки, но Вильма никогда не торопилась. Исключительно ради Радэка она повторно сдула пар, и шумно втянула в себя небольшой глоток. Вкус ей понравился, но она знала, что минут через тридцать он понравился бы ей гораздо сильнее. Напиток обжигал, не давая прочувствовать всю палитру вкуса. Ее попытки определить все ингредиенты оказались тщетными. Изо всех сил сжимая кружку, чтобы унять легкую дрожь в руках, она приняла позу, которая со стороны могла показаться расслабленной, и попыталась унять хаос в своей голове. Ей хотелось побыть одной, плюхнуться на спальную койку, вцепиться зубами в подушку и основательно подумать над причинами, по которым ей этот день казался настолько паршивым.

Взглянув на Радэка краем глаза она увидела, как на его лице шевельнулся какой-то мускул. Казалось, что он был удовлетворен сильнее, и она сделала еще один осторожный глоток и шумно выдохнула, демонстрируя наигранное довольство. От пристального взгляда она чувствовала себя аквариумной рыбкой.

— Вкусно? — наконец-то спросил он.

— Да, весьма неплохо, — поставила Вильма кружку на стол. Недалеко. Чтобы запах шел к ней. — Что ты туда намешал?

По тому, как Радэк начал разглядывать потолок, было видно, что авторство рецепта принадлежит кому-то другому.