Тоска и его люди стояли у входа в администрацию. Люди, удерживающие до этого Кряжа, Саньков и ДиЗи, расположились чуть в стороне, а между этих двух групп с мукой на лице метался тучный Ханума. Не хотелось ему, коменданту стаба «Полярис», ссориться ни с теми, ни с этими. ДиЗи задался вопросом — почему?

— Нам дают возможность остаться на территории стаба, но только на сутки, — сказал Тоска.

— Муры? — спросил Кряж, и все поняли, что он имел ввиду.

—Нет, — успокоил командир. — Подозрений в отношении стаба к убийству муров не последует.

Все стояли, молча ожидая пояснений, если таковые последуют. Тоска не спешил делиться подробностями.

— Баня, обед, если потребуется кому, то и девки. Завтра уходим. Подробности вы узнаете от Тычка. ДиЗи со мной пойдет, поговорить надо.

Не удивились только Саньки. Тычок и Кряж непонимающе уставились на Тоску. Молчание прервал крестный ДиЗи:

— Как ты говорить с ним будешь? Он же не понимает.

— Понимает, — последовал ответ. — Даже лучше некоторых, да, ДиЗи?

*****

ДиЗи и Тоска вернулись в здание, остальные направились к местному бару, принадлежащему торговцу Ханыре, тому, кто нанял Тоску и его людей с целью добыть и доставить в стаб четыре загадочные бутылки.

Пройдя гулким коридором, Тоска увел ДиЗи вверх по лестнице и, миновав два лестничных пролета, распахнул первую дверь справа. Посторонился, пропуская «гостя»вперед. В комнате было холодно. Подойдя к единственному окну, ДиЗи опустился на подоконник, подставив спину лучам солнца в надежде согреться. Осмотрелся. У стены приютилась единственная кровать с коваными спинками. На натянутой между ними стальной сетке лежал скрученный в тугой объемный валик полосатый матрац. Узкий шкаф, в народе прозванный не иначе как «союзник мужа», ибо в нем не спрятать неверной жене своего любовника. Все, что могло укрыться от глаз за узкой дверцей, так это пара брюк, куртка и банное полотенце. Это если не тесниться.

Тоска прошел прямиком к столу и, обогнув его, уселся на жалобно скрипнувший стул. Стол —то единственное в комнате,что могло вызвать если не восхищение, то уж наверняка уважение. На резных ножках покоилась тяжелая столешница темного дерева. Резчик был с фантазией. Если бы ДиЗи не видел воочию нескольких персонажей, вырезанных неизвестным художником на теле стола, то это изделие смело можно было бы отнести к временам ренессанса. Что-то подсказывало, что топтуны, оскаленная морда одного из которых взирала с глухой задней стенки, не водились на территории Италии в пятнадцатом веке.

— Как ты узнал? — спросил командира ДиЗи и сам поразился той легкости, с которой слова слетали с губ. Впечатление было такое, что говорит он на родном, английском языке, но непривычные для горла сочетания звуков щекотали язык.

— Вижу. У тебя, парень, пока только один дар. Поживешь в Стиксе, обрастешь еще несколькими. У меня их, даров этих, если говорить скромно, несколько. Один из них —это способность видеть и распознавать такие дары в других.

— Саньки? — перебил ДиЗи, вспомнив слова близнецов, сказанные на дороге.

— Да, они так же видят. Но у этих парней много всего в арсенале, и не все так просто, как с иными людьми. Я, допустим, не возьмусь перечислить все то, чем они обладают. Имею ввиду дары, разумеется.

Помолчали. ДиЗи пытался осмыслить все сказанное Тоской. Сам командир, видимо, решал, о чем дальше беседовать с новым членом команды. Взвешивал и расставлял приоритеты.

—Те люди, ну, которых мы отбили там, на дороге. Где они?

Тоска одобрительно кивнул и улыбнулся.

— О людях думаешь, это хорошо. Чистая душа. В карантине они, ДиЗи. Таить не стану — не все они в безопасности. А может статься, так и вовсе никто из них не в безопасности. Но то, что их ждет в самом печальном случае, всяко лучше, чем разгуливать без штановс куском кожи, застрявшем в зубах. Одно дело, ДиЗи, такие люди как ты, пережившие переброс и выжившие в первые дни. Иммунные, имеющие внутри нечто, что не подвластно паразиту, который съедает человека изнутри, заменяя собой нечто важное, человеческое. Заставляет людей меняться, мутировать. Другое дело такие, как те, которых мы случайным образом освободили. Я не знаю, иммунные они, или нет. И ты не знаешь. Есть такие люди, которые могут это видеть. Если нет в «Полярисе» тех, кто способен на такое, то людей запрут в комнатах и станут наблюдать. Как только увидят то, чего видеть не хочется, их усыпят. Безболезненно.

— Черт!

— Согласись, это лучше, чем бродить по Стиксу. Понимаю, это дико звучит для тебя, но позже… может быть, свыкнешься. А может, и нет.

Вновь в комнате повисла тишина. Гнетущая, и как показалось ДиЗи, скорбная. Люди еще живы, а они с Тоской мысленно похоронили если не всех, то некоторых. И ничего поделать нельзя. Нельзя?

— Тоска, а есть средство чтобы…

— Есть, парень, есть. Средство это зовется жемчугом. Не тот жемчуг, что носят дамы, а тот, что в себе носят элитники и скребберы. Это, брат, самое ценное, в шкурном плане, естественно, что есть в этом проклятом мире. И никто не станет скармливать незнакомцу такой драгоценный материал. Многие споран зажмут, что уж говорить о жемчуге.

— Понятно. Послушай, а мой дар, это…что это меняет?

— Мы друг дружку понимаем, это раз, — улыбнулся Тоска. — Тебе стало легче, без переводчика. Отвязался, так сказать, от балласта, это два. Не так и мало, правда? Кстати, — Тоска открыл выдвижной ящик и извлек из недр стола лист бумаги и карандаш. — Напиши что-нибудь.

—Что? —ДиЗи спрыгнул с подоконника и подошел к командиру. Взял карандаш и зачем-то, повинуясь непонятному импульсу, развернул чистый лист бумаги, хотя мог просто подвинуть его. С каких соображений он решил, что теперь лист лежит правильно — непонятно.

— Что угодно. Содержание не важно.

ДиЗи задумался. Казалось, что может быть проще, чем написать несколько строк.

— Черт, —смущенно ругнулся ДиЗи и, не придумав ничего конкретного, решил начать с собственного имени.

Карандаш приблизился острым, как игла, заточенным графитовым кончиком к белоснежному листу и замер.

— Что? — прищурив глаз, спросил Тоска.

—Не знаю. Я хочу написать, но не помню, как это делать. Вернее… я не помню букв. В голове неразбериха.

Тоска кивнул, что-то для себя поняв, и, потянувшись через столешницу, взял лист.

— Ничего страшного. Временные осложнения. Твой мозг перестраивается, и некоторые функции провисают. Пройдет.

Тоска вернул лист на прежнее место в ящике и указал, куда следует положить карандаш.

— ДиЗи, ты теперь в моей команде.Ты, как и все прочие, имеешь право на то, чтобы знать планы на будущее. Ты же в нашей команде, или у тебя свои, личные планы на жизнь есть?

— Планов нет, — приходя в себя после неудачи с карандашом, ответил ДиЗи. — Есть несколько вопросов.

— Валяй.

— Мы наемники, ведь так?

— Да.

— В той, прошлой жизни, наемники это нечто…нехорошее, что ли.

— Тут, в Стиксе, к наемникам такое же отношение. Люди думают, что раз они платят деньги, то и за людей нас можно не принимать. Я делаю все, что зависит от меня, для того, чтобы они пересмотрели свои взгляды. И знаешь, мне удается их переубедить. Очень многие влиятельные люди обязаны нам многим, а некоторые даже жизнью. Лирика. Еще вопросы?

— Как к тебе попадали Тычок и другие? От чего зависит твое решение, принять человека, или нет?

Тоска пристально посмотрел на ДиЗи, и он вновь ощутил на себе всю силу пронизывающего взгляда командира.

— Не стоит так ставить вопросы, дружок. Я имею ввиду перевод стрелок и намеки. Ты хочешь спросить, почему я оставляю тебя?

— Да, — искренне ответил ДиЗи. — Как ты догадался?

— Я не догадался, я знаю. Это еще один мой талант, — Тоска слегка скривил губы, что должно было означать саркастическую усмешку. — Я чувствую и знаю все, что прячется за словами. Меня, разумеется, можно обмануть и ввести в заблуждение, но это весьма проблематично. У Ханыры, допустим, получилось. Но как я понимаю, он и не пытался ничего скрывать, просто изначально построил диалог таким образом, чтобы уличить его в обмане стало практически невозможно. Забудь. Это неважно на данный момент.У нас появилось дело, и отказаться я не могу. Нет, не так. Могу отказаться, но что-то мне подсказывает, что согласиться будет правильнее в данный момент. Мы избежим некоторых неприятных моментов. Тычок сейчас вводит в курс всех остальных, а мы с тобой тут побеседуем, если ты не против.