— Но вы не должны промахнуться. Всего лишь не промахнуться.

Нахмурившись, Никки медленно обошла горшки с цитрусовыми деревьями, подошла к краю и посмотрела на многоярусные нагромождения черепичных крыш, развевающиеся флаги, замысловатый лабиринт улиц, площадей и садов. Она смотрела на людей, их хлопоты, их погасшие надежды и мечты.

Она подняла глаза и увидела, как несколько певчих птиц залетели в одну из обвисших сетей, запутались и теперь трепыхались и барахтались, а шелковые нити все плотнее пеленали их крылья. Она поняла, что это могло быть ее лучшим шансом… или западней.

— Вы ее муж. К чему этот разговор?

Главнокомандующий волшебник провел указательным пальцем по своей верхней губе.

— Несомненно, вы хотите, чтобы я сказал вам, что полон решимости бороться во благо народа. Конечно, это одна из причин… — Он снова пожал плечами, и Никки почувствовала, что он ее раздражает. — Но на самом деле мне наскучил этот затхлый город. Разве я хочу сидеть здесь взаперти бесконечными столетиями? Я больше заинтересован в том, чтобы убрать саван и восстановить контакт с внешним миром. Снаружи намного интереснее, чем здесь. Вероятно, я захотел бы увидеть таинственный архив Твердыни — звучит интригующе — или даже присутствовать на торжественном обеде во дворце вашего далекого лорда Рала. Тем двенадцати рабам, несомненно, можно было найти лучшее применение, чем резать глотки на вершине пирамиды.

Эта идея начала пускать корни в сердце Никки, и звучала она все лучше и лучше с каждым последующим мгновением.

Наконец, Максим привлек ее внимание:

— И есть еще одна причина. Я ненавижу свою жену и хочу увидеть, как ее уничтожат.

— Сегодня ты будешь сражаться не со мной, мальчишка, — сказала Лила, выводя Бэннона из его камеры.

Левое предплечье его наставницы было забинтовано, а на боку была повязка с проступившей кровью — эту рану нанесли колючие волки. Лила убила этих зверей и выжила. Теперь она, казалось, вообще не замечала своих ран.

— И не думай, будто я слаба или мне больно. Просто у Адессы есть для тебя другой соперник.

Она вручила Бэннону его меч, и сердце юноши заколотилось, когда пальцы обхватили знакомую рукоять. Безоружная и забинтованная Морасит стояла перед ним, напоминая птицу со сломанным крылом. Если бы он захотел, то мог бы убить ее одним взмахом меча. Он мог бы отрубить ей голову. Мог пронзить ее насквозь. Она определенно это заслужила.

Лила сверлила его пристальным взглядом.

— Даже не думай причинить мне вред, мальчишка. — Ее голос был тихим и не угрожающим, но в то же время полным опасности.

Он подумал: даже если убьет ее, что дальше? Он мог сражаться как безумец, пытаясь вырваться на свободу, но ему никогда не одолеть всех Морасит или их обученных бойцов. Сражаясь в одиночку, он не сможет выбраться из туннелей. И даже окажись он на улицах города, куда ему идти? Получится ли найти Никки или Натана?

Нет, шанс был слишком мал.

— И в мыслях не было, — сказал он ей.

Она фыркнула.

— Конечно, нет. Ты слаб, но я работаю над этим. Я сделаю из тебя достойного бойца.

Бэннон чувствовал тяжесть Крепыша в руке и чувствовал себя увереннее — меч хорошо послужил ему во многих битвах. Ни Лила, ни любой другой боец в ямах не могли быть страшнее, чем сэлки, пыльные люди или злобные лесные чаровницы, которые когда-то были его возлюбленными.

Лила пошла вперед, уводя его прочь от камеры. Он наблюдал, как во время ходьбы перекатываются мускулы на ее обнаженной спине и колыхается кожаная повязка на бедрах.

Вместо того чтобы пойти к тренировочным ямам, где Лила впервые сразилась с Бэнноном, она привела юношу на общую площадку, где проверенные бойцы сражались с Морасит под открытым небом. Факелы давали желтый свет, сопровождаемый тонкими завитками сального черного дыма. Стены из песчаника отражали звуки разговоров, но не звон металла о металл. Бэннон увидел еще нескольких Морасит, стоявших вместе с мускулистыми бойцами у грубых стен. Обычно новобранцы практиковались с различным оружием, но теперь гладкий пол из песчаника был расчищен и пуст… в ожидании.

Бэннон крепче стиснул свой меч. Казалось, все ждали именно его. Он ощутил капельки пота на коже и хотел, чтобы на нем была нормальная одежда, его домотканая рубашка и холщовые штаны. Он чувствовал себя обнаженным в одной лишь грубой набедренной повязке.

Адесса напоминала взведенный арбалет, хотя при ней не было оружия, кроме ножа-эйджаила у бедра.

— Ты готов сражаться.

— Да, готов, — ответила за него Лила.

Бэннон не имел права голоса в этом вопросе.

— Хорошо, потому что если он не готов, то он умрет. — Адесса повернула голову и крикнула: — Чемпион!

Сердце Бэннона екнуло в груди, когда из бокового туннеля появился суровый молодой мужчина. Хотя они с Бэнноном были одного возраста, Ян нес в себе груз многолетних невзгод.

— Пресвятая Мать морей, — прошептал Бэннон, и его рука сжала рукоять, будто силясь ее задушить.

Ян шагал вперед с бесстрастным выражением лица, его серые глаза были холодны, как промерзшая сталь. Обнаженную грудь и руки покрывала паутина шрамов — прямых разрезов от клинков, угловатых и кривых от рваных ран, возможно, нанесенных когтями. Его каштановые волосы были коротко подстрижены. Губы были плотно сжаты в прямую линию — ни улыбки, ни оскала. Вместо стального клинка он нес деревянную палицу — прямоугольную в сечении, длиной с руку. Четыре ее стороны были гладкими, с острыми гранями, хотя в нескольких местах оружие было обернуто полосками жесткой кожи. Чемпион крепко держал палицу и с легкостью ею размахивал.

У Бэннона пересохло в горле. Оружие напомнило ему деревянное топорище, которым отец избил его мать до смерти.

— Я не хочу с тобой сражаться, Ян, — негромко сказал он.

— Неважно, чего ты хочешь, мальчишка, — рассмеялась Адесса.

Лила толкнула его, и Бэннон, споткнувшись, приблизился к Яну. Тот походил на дерево, которому придали форму человека.

— Бойцы сражаются, — изрек Ян.

— Но друзья — нет, — возразил Бэннон. — Он протянул руки, подняв Крепыша с отведенным в сторону острием. — Я твой друг, Ян. Мы были друзьями. Ты помнишь остров Кирия?

— Никто не хочет слушать твою болтовню, — сказала Адесса. — Продемонстрируй свои умения или слабости.

— Но… — Бэннон посмотрел на лидера Морасит. — У меня меч, я могу убить его. У него же просто дубина.

— Если ты сможешь убить моего чемпиона, то он ничего не стоит, и я заведу нового любовника, — сказала она. — Не обманывай себя. Палица может быть столь же смертоносной, как меч. Ян может убить тебя острыми гранями или просто наставить синяков обмотанной кожей стороной. Выбор за ним — и за тобой, мальчишка. Ты способен защитить себя?

Бэннон посмотрел на Адессу, затем на Лилу, ища спасения и пытаясь подобрать слова. В этот момент Ян рванул с места, как выпущенная из лука стрела. Не издав ни единого угрожающего возгласа, он бросился вперед, отведя руку и делая мощный замах палицей.

Бэннон увидел его как раз вовремя и увернулся, выставив Крепыша, так что лезвие меча сгладило силу удара. Острая грань палицы задела его плечо, и Бэннон понял, что этот удар был бы смертельным, не увернись он вовремя.

Он отшатнулся, поворачиваясь лицом к противнику, и услышал приглушенные голоса Морасит — кто-то критиковал его, некоторые подбадривали, другие насмехались. Сквозь них пробился резкий голос Лилы:

— Сражайся, мальчик! Разочаруй меня на свой страх и риск!

Бэннон взял себя в руки, а Ян стал ходить взад-вперед, изучая его. Он переложил палицу с одного плеча на другое. Его серые глаза метались.

— Ян, прости! — воскликнул Бэннон.

Слова, казалось, спровоцировали молодого мужчину. Ян шагнул к нему, метя палицей в голову. Бэннон встретил Крепышом тяжелое деревянное оружие, и удар сотряс его запястья и руки до самого плеча. Он вскрикнул от боли и споткнулся, но Ян не отступал.