— На это стоит посмотреть, — сказал он вслух.

Придавленная им Мелоди захныкала. Он снова шлепнул ее забавы ради, и она сдержала крик боли. Сучка попросту не научится.

— Если прекратишь шуметь, я перестану тебя бить. Ты такая тупая.

Мелоди снова захныкала, и Амос понял, что бить ее бесполезно. Но потом он счел, что ему это нравится, и резко шлепнул ладонью по ее губам, рассекая их уже во второй раз. По подбородку девушки потекла кровь.

Сильное сексуальное возбуждение от предстоящего жертвоприношения побуждало его израсходовать часть своей энергии. Он не удосужился позвать с собой Джеда и Брока, которые прицепились бы к нему, как пиявки. Амос в одиночку отправился в питомник шелковых яксенов, отдал монету угрюмому портье и схватил Мелоди, которая изящно сидела рядом с неуклюжим пухлым торговцем, в котором он признал продавца глазурованных горшков. Мелоди уставилась на него, но потом узнала и со страхом отпрянула, от чего возбуждение Амоса лишь усилилось. Сжав ее запястья, он увидел побледневшие синяки на ее руке и понял, что не приходил сюда с тех пор, как это место посетили норукайцы.

— Сегодня она моя, — сказал Амос торговцу горшками и стащил девушку с кушетки.

Мелоди слабо сопротивлялась, безвольно двигая руками и ногами, и спотыкалась, едва поспевая за юношей. Раздосадованный торговец сплюнул, но Амос был сыном главнокомандующего волшебника и властительницы, так что мужчина нашел другую шлюху — столь же красивую и сговорчивую.

— Нам нужна отдельная комната, где никто нас не услышит, — сказал Амос.

Мелоди начала поскуливать еще до того, как он втолкнул ее в дверной проем. Она повалилась на кровать и развернулась, чтобы посмотреть на него. Юноша закрыл дверь и отчеканил:

— Сегодня я заставлю тебя кричать.

Свободное полупрозрачное платье Мелоди было сшито из розового шелка и затягивалось кружевными поясками, которые легко снимались. Амос, как и всегда, сорвал с нее одежду, разрывая ткань с громким возгласом удовлетворения. Она отползла назад, опираясь на локти. Амос жаждал животного высвобождения похоти.

— Я… тебе угождаю? — едва выдавила Мелоди.

— Тебе придется, так или иначе, — прорычал он, расстегивая шаровары и стягивая их. Он шагнул к кровати, тяжело и часто дыша. Его возбуждение дошло до предела, и он походил на воина с мечом наперевес, готового идти в битву. И он вступил в бой.

Он придавил Мелоди и раздвинул ей ноги, вцепившись в короткие светлые волосы между ними. Юноша не ощутил там влаги, но ему было все равно. Это ей будет больно, если она не готова принять его.

Амос вошел в нее с гневной страстью, получая удовольствие не от самого акта, а от осознания того, что испытывала она. Для этого и были выведены шелковые яксены. Эти создания жили только для того, чтобы ублажать мужчин — ублажать Амоса.

Комнату заливал яркий свет множества свечей, а не приглушенный романтический свет, как в других покоях. Амос не возражал. Он хотел видеть, что делает. Мелоди лежала на спине, закрыв глаза и позволяя ему творить все, что он пожелает. Юноша сделал несколько толчков, наблюдая, как ее тело движется вверх и вниз.

Она всегда вела себя так, но сегодня ее пассивность выводила его из себя. Амос схватил девушку за горло и сильно сжал, продолжая двигаться в ней. Ее глаза распахнулись и налились слезами. Мелоди вцепилась в его руки, с трудом дыша. Она боролась все отчаяннее; юноша достиг пика напряжения и вздрогнул от удовольствия, ослабив хватку на горле девушки и рухнув на нее. Мелоди извивалась, пока Амос неподвижно лежал, наслаждаясь угасающей эйфорией.

Но, когда она попыталась выползти из-под него, его гнев вернулся, и он ударил ее по лицу, снова пустив кровь. Мелоди сползла с края кровати и упала на пол. Он отпустил ее и сел на добротный матрас, чтобы понаблюдать за ее жалкими трепыханиями.

Мелоди плакала, и это было странно: у шелковых яксенов не было для этого ни интеллекта, ни эмоций. Красная отметина вокруг ее глаза стала опухать, что заставило его подумать о скором ритуале кровопролития. Теперь, когда юноша исторг излишек энергии в шлюху, он мог переключиться на другие удовольствия.

Мелоди прошла через комнату к стульчику перед небольшим комодом с зеркалом. На столешнице стояли баночки с косметикой, краски для глаз и губ. Здесь шелковые яксены прихорашивались перед тем, как выйти к новому клиенту. По обеим сторонам зеркала горели свечи, и Мелоди сидела, глядя на свое отражение. Она неуверенно подняла руку и коснулась кончиком пальца разбитой губы. Девушка размазала кровь по губам, и те покраснели, как от румян. Она продолжала смотреть на свое отражение, и ее глаза наполнились слезами. Мелоди дотронулась до распухшего красного пятна на лице, которое вскоре станет фингалом. Другую руку она положила на горло. Амос едва не задушил ее.

Юноша вскочил с кровати, раздраженный тем, что она уделяет больше внимания своему отражению, чем ему.

— Я плачу тебе за время. Это я должен смотреть на твое разбитое уродливое лицо.

Амос схватил одну из баночек с косметикой и швырнул в зеркало, разбив его. От места удара паутиной пошли трещины, и серебряные осколки со звоном выпали из рамы на комод. Мелоди ахнула и шмыгнула носом. Она взяла один осколок и с удивлением держала его в руке.

Амос засмеялся.

Мелоди повернулась, подняв длинный кусок стекла, а затем плавно — будто тренировалась и была не уверена в результате, — провела острым осколком по горлу юноши, вспоров кожу и словно нарисовав ему второй удивленный рот под подбородком.

Амос уставился на нее, слишком обескураженный, чтобы почувствовать мгновенную остроту боли. Ярко-красная кровь брызнула на Мелоди. Юноша смотрел на красные капли, а девушка глядела то на него, то на осколок зеркала и улыбалась.

Амос схватился за горло. Он захлебывался и булькал, не в силах закрыть рану. Багряный водопад лился между его сжатых пальцев — как кровь жертвенных рабов, которая должна пролиться во время полуночного ритуала.

Амос рухнул на пол, продолжая дергаться, и вокруг него растеклась красная лужа. Немного крови стекало по его обнаженной груди, но большая часть текла к босым ногам Мелоди. Она позволила теплой крови коснуться ее.

Вновь обратив внимание на разбитое зеркало, девушка взяла еще один осколок, а потом еще один. Осторожно держа их, она заинтересованно подняла их к лицу и прижала плоские серебряные кусочки к щекам, пытаясь сформировать из них маску.

Зерцалоликий удирал, оставив за спиной рев диких зверей и звон мечей. Он позволит Никки сделать все остальное. У колдуньи была мотивация и, несомненно, способности. Теперь он мог подумать о более впечатляющих свершениях.

Звери арены выпущены на волю и готовы убить любого встречного, а значит, правящий совет должен будет отреагировать — как и надменная Тора. Наверняка их план кровопролития на вершине пирамиды будет сорван. Он не хотел, чтобы саван стал постоянным и навсегда запер Ильдакар под своим удушающим куполом. Его народ стал бы как рыба в аквариуме, плавающая бесконечными кругами и не способная никуда деться. Его тошнило от застоявшегося Ильдакара.

Никки и повстанцы создадут большой переполох, объединившись со смертоносными животными и бойцами арены, но у Зерцалоликого были свои планы. Колдунья мыслила недостаточно широко. Он может вызвать настоящий хаос!

Он сложил разбитую маску и применил толику дара, чтобы грубо склеить кусочки в целое, хотя и искривленное зеркало. Кровь все еще текла из порезов на его лице. Он залечил их ровно настолько, чтобы они покрылись коркой, не став тратить время и энергию на большее.

Он нырнул в боковой туннель в поисках выхода на улицу, и его ноздри заполнились зловонием крови и разлагающегося мяса. По этому коридору рабы возили тележки с кормом для животных, но теперь все рабы сбежали. Многие, вероятно, были сейчас среди его последователей. Зерцалоликий не знал их по имени, потому что видел в них лишь ресурс для осуществления своих планов.