— Согласен, — сказал Тревор, и стражники одобрительно зашумели. — Она должна быть за следующим горным хребтом. Наверняка она недалеко. Мы и так уже преодолели приличное расстояние.

Стражники забормотали, убеждая самих себя и проникаясь уверенностью капитана. Тревор излучал решительность, и Ренн тоже поверил в лучшее. Они выдвинулись вперед, а когда наступила ночь, разбили лагерь.

«Всего лишь несколько дней, — успокаивал себя Ренн, пытаясь заснуть на холодной твердой земле. — Осталось всего несколько дней».

На следующее утро они продолжили путь в неприступные суровые горы, пытаясь отыскать Кол Адаир.

Ильдакарская ночь казалась спокойнее и тише после отбытия норукайцев, но Никки все равно не спалось. Ее беспокоили кошачьи сны, в которых она была с Мрра, и собственные тревожные мысли. Она лежала на огромной мягкой кровати, которая была невыносимо удобной, и смотрела в потолок, прислушиваясь к ветерку и шепоту невесомых занавесок у открытого окна. В глубине ее разума затаилось почти неуловимое присутствие Мрра. Никки не видела песчаную пуму с тех пор, как они вошли в величественный город, но она знала, что кошка бродит по улицам, держась в тени. Мрра не собиралась покидать ее.

Никки нетерпеливо выбралась из постели и быстро накинула платье, встряхнув распущенные волосы. Она сунула ноги в ботинки и зашнуровала их, а потом пошла по коридорам большого особняка. Мрра была где-то на темных улицах.

Никки волновалась за свою сестру-пуму и хотела, чтобы та ушла из опасного места. Кошка не всегда в точности понимала Никки, но колдунья попыталась передать срочное сообщение. Пуме в городе не место… Никому из них тут не место, но Никки не могла уйти. Пока рано. Мрра должна быть снаружи, блуждать по равнине, где может защитить себя.

Проходя мимо комнаты Бэннона, Никки увидела, что там темно. Быстро заглянув внутрь, она поняла, что он не спал в кровати и вообще не возвращался в особняк день или два. Она нахмурилась, размышляя, куда он пропал. Наверняка проводит время с Амосом, Джедом и Броком. Никки не доверяла этим трем молодым повесам, но Бэннон имел право завести друзей и получить свой урок, даже если при этом обожжет пальцы. Он так никого и не убедил помочь освободить своего друга Яна, хотя Амос и предложил свое содействие. Никки подозревала, что это была просто уловка, злая шутка.

Она сосредоточилась на глобальной проблеме: если она сможет изменить ильдакарское общество и освободить всех рабов, то и Ян окажется на свободе.

Она увидела, что в комнате Натана тоже темно. Никки подумала, не разбудить ли бывшего волшебника, чтобы они могли поискать Мрра вместе, но, почувствовав зов кошки, решила идти в одиночку.

С кошачьей грацией Никки кралась по улицам, спускаясь с вершины плато. Она видела бродячих кошек, разгуливавших по городским стенам и следивших за ней своими светящимися глазами. Она шла мимо темных поместий и больших домов богатой знати, вдыхая сладкий аромат цветущих орхидей.

Вскоре она ощутила близость Мрра и прилив ее радости. Фруктовые деревья с мелкими белыми цветочками давали густую тень, и Никки с удивлением обнаружила, что большая кошка лежит на ветвях. Мрра спрыгнула вниз почти бесшумно. Ее мускулы были напряжены, хвост подергивался. Пума прижала усы и утробно замурлыкала в знак приветствия.

Никки сделала шаг вперед.

— Мрра, как же я рада тебя видеть! — Она погладила широкий лоб кошки и почесала ее между ушей. — Ты не должна была сюда приходить. Уходи из города.

Мрра зарычала, но не двинулась с места.

Никки услышала стук по черепице и, подняв глаза, заметила одну из небольших кошек, которая побежала по желобу, а потом спрыгнула на соседнюю улицу.

Никки приблизила лицо к кошачьим ушам и понизила голос:

— Тебе здесь не место. Город опасен. — Она обхватила руками мощную мускулистую шею кошки, обнимая ее. — Я знаю, что ты остаешься здесь из-за меня — но ты не должна! Это не дикая природа. Ильдакар не для тебя.

Никки толкнула твердое, покрытое мехом тело, пытаясь сдвинуть Мрра.

— Иди! Убирайся из города до восхода солнца. Я хочу знать, что ты свободна. Мне слишком многое нужно здесь сделать, я не могу еще и за тебя переживать.

Мрра уперлась лапами в землю, сопротивляясь давлению Никки. Колдунья вздохнула.

— Как жаль, что ты меня не понимаешь. Кто-нибудь найдет тебя, а я не хочу, чтобы тебя поймали. Ты же знаешь, что сделает с тобой главный укротитель. Ты уже сражалась на арене.

Мрра фыркнула и отстранилась, неохотно отвернувшись. Ее хвост подрагивал.

Никки заговорила настойчивее:

— Натан, Бэннон и я уйдем, как только сможем, но сейчас нам очень важно оставаться в городе.

Мрра посмотрела через плечо на свою сестру-пуму и сделала два шага. Остановилась. Никки заговорила громким шепотом:

— Прошу же, иди!

Кошка фыркнула с откровенным неповиновением. На сердце Никки давило осознание, что Мрра останется в городе до тех пор, пока тут находится она.

Колдунья медленно выдохнула.

— Добрые духи! Тогда хотя бы оставайся в безопасном месте. Спрячься там, где они никогда тебя не найдут, и выходи только по ночам. — Ей пришла в голову еще одна мысль. — И если увидишь Бэннона, защити его. Я не знаю, во что он ввязался. — Никки выпрямилась и пригладила свою темную юбку. — Если ты будешь нужна мне, я позову.

Мрра высоко подняла большую голову, изогнула хвост и уверенно рыкнула. В следующую секунду она устремилась в ночь подобно рыжей тени и растворилась в извилистых улицах. Никки надеялась, что кошке ничего не грозит. Она надеялась, что все они в безопасности.

От света факела, висевшего снаружи камеры, болели глаза. Они болели от всего. На самом деле, болело все тело.

Бэннон застонал, приходя в сознание и разглядывая стены из песчаника. На неровной бугристой поверхности были ржаво-коричневые отметки, словно кто-то царапал стену окровавленным ногтем.

Две короткие толстые свечи горели в крошечных нишах, и потолок был запятнан черной копотью от мерцающего пламени. Факелы, установленные за пределами камеры, отбрасывали на пол тень от решетки, за которой был заперт Бэннон. В камере было узкое деревянное ложе, но он лежал прямо на полу, свернувшись от боли в клубок — там, куда его бросили, как сломанную куклу.

Он помнил, как спровоцировал норукайцев, как дрался с ними и как эти трое безжалостно избивали его, пока он старался дать им отпор. Иногда он не мог контролировать свою ярость и превращался в дикий воинственный вихрь, но его нападение на Кора, Йорика и Ларса было опрометчивым и незапланированным. Он не смог сдержаться. Если бы у него был Крепыш, Бэннон убил бы их всех, но без меча его единственным оружием была ярость. Грубые налетчики умели нападать на беззащитных жертв. Они дрались грязно и бесчестно, трое на одного, как грабители.

Бэннон потерпел поражение. Ужасное поражение.

Он застонал, поднимаясь с неровного каменного пола. Сперва он решил, что его бросили в городскую тюрьму, но потом услышал в отдалении женские голоса, лязг решеток и звон затупленных мечей. Бойцы арены сражались друг с другом, отрабатывая приемы и крича. Юноша встал на колени, протянул руки к решетке, чтобы опереться на нее, и, наконец, поднялся.

Теперь он видел тренировочные ямы. Бэннон с опаской дотронулся до треснувших ребер и ощутил боль в костях. Он сквозь зубы проклял Кора и его товарищей, а затем и себя — за такой провал. Он хотел увидеть, как катятся головы норукайцев, из перерубленных шей хлещет кровь, а тела оседают на землю — зарубленные, как бедные яксены на скотобойне.

Если бы только при нем был Крепыш…

Бойцы в тренировочных ямах были без рубашек, их мускулистые покрытые шрамами тела блестели от жира и пота в свете факелов. Они тренировались друг с другом, вооружившись мечами и щитами. Две угрюмые наставницы Морасит, откинувшись на спинки стульев, критиковали их движения. Через проход Бэннону была видна большая камера, отгороженная решеткой, и он с радостью узнал ее. Камера Яна. Его сердце пропустило удар.