В глазах Кора загорелся нехороший огонек. Другие норукайцы выглядели раздраженными, но позволили капитану говорить за них.

— Мы не охотимся на невинных — мы охотимся на слабых. Так устроена природа. Мы отбраковываем человеческое стадо. Некоторые умирают, другие становятся рабами. Мы сильны, поэтому делаем, что пожелаем.

Бэннон рвался в бой. К счастью, ему не позволили принести на ужин меч, иначе он мог спровоцировать кровавую стычку.

Никки коснулась руки своего спутника, и он замер, хотя все еще выглядел готовым взорваться. Она обратилась к работорговцам, воспользовавшись другим оружием:

— Если вы так могущественны, капитан Кор, то объясните, что мы видели на пути в Ильдакар? — Ее голубые глаза сверкнули, и все замолчали, ожидая продолжения. — Нам повстречались четыре норукайца… точнее, четыре норукайских головы. Они были насажены на высокие пики и оставлены гнить на дороге в качестве предупреждения. Они были слабы?

По обеденному столу прокатился недовольный ропот, подобный отзвукам далекой грозы. И властительница, и главнокомандующий волшебник имели смущенный вид, но не оправдывались. Амос взглянул на Бэннона, который ничуть не смутился.

— Возможно, это просто некое украшение, — невинно предположил Натан. — Но не очень красивое.

— За пределами защитного савана поджидает множество опасностей, — сказала Тора. — Кто знает, что случилось с теми норукайцами? Поскольку это произошло не в Ильдакаре, мы тут никак не замешаны.

Йорик осушил очередной бокал вина, допив первую бутылку, и принялся за вторую.

Когда последние блюда унесли, в зал промаршировал верховный капитан Эйвери. Он склонился к Торе:

— Желаете еще что-нибудь, властительница?

— Пожалуй, да. — Она дотронулась до его руки. — Сегодня будет вечер удовольствий, и я хочу, чтобы вы были моим личным гостем.

Привлекательный капитан кивнул:

— Как пожелаете, властительница. Я буду служить Ильдакару всеми доступными способами.

Максим закатил глаза и с надеждой посмотрел на Никки, но она холодно взглянула на него через стол.

Натан неуверенно обратился к повелителю плоти:

— Андре, может, обсудим, как усилить хань, который мы отобразили на карте моего тела? Я хотел бы посвятить этой проблеме больше времени.

— Не сегодня, дорогой Натан. Нам нужно расслабиться и прийти в себя, ммм? Лучше отдохни и наберись сил.

Норукайцы допили остававшееся на столе вино, а потом Амос и его друзья предложили провести грубых гостей на нижние уровни Ильдакара. Бэннона больше не приглашали, но он не расстроился.

Бэннон вышел в темноту, но из-за гнева тени были красными. Он совсем не хотел развлекаться с Амосом и его друзьями, и тем более с отвратительными норукайцами. Амос небрежно пообещал помочь Яну в ближайшие два дня, но Бэннон не слишком ему поверил. Он решил сделать все от него зависящее. Его охватило опасное беспокойство, когда он увидел, что его бедный друг жив, но при этом сломлен.

Его воротило от норукайцев. Они хохотали и фыркали во время застолья, объедаясь жареным яксеном и поглощая кровавое вино… а члены совета приветствовали их как желанных гостей и уважаемых торговцев. На невольничьем рынке Бэннон видел, как избитых пленников выставили на продажу. Каждый походил на юного Яна — избитого и похищенного из мирной бухты Кирии…

Бэннон сморгнул горячие слезы, когда оказался на среднем уровне города. По оживленным вечерним бульварам сновали покупатели. В тавернах и трактирах подавали еду и напитки, а торговые лавки оставались открытыми допоздна, и их владельцы всячески заманивали к себе дворян, вышедших на вечернюю прогулку.

Бэннон знал, куда идти. Он прошел мимо большой и зловеще пустой боевой арены, направляясь прямо к туннелю в песчанике. Этот проход вел к тренировочным ямам.

Перед туннелем стояли железные подставки с горящими факелами, но не было ни ворот, ни охраны. Бэннон глубоко вздохнул, устремил вперед свои карие глаза и вошел в темный проход.

Его рука дернулась к бедру, но Крепыша там не оказалось — хозяева настояли, чтобы он оставил клинок в своих покоях. Ильдакар считался идеальным обществом, так зачем кому-то оружие для защиты? Правда, совсем недавно убили одного из городских стражников, так что улицы небезопасны… по крайней мере, для некоторых. Бэннон чувствовал волнение народа, как расползающуюся по бочке яблок гниль. Раз меча не было, он стиснул руку в кулак.

Юноша шагал во враждебную темноту туннеля, ведущего к воинским клеткам. Если он сумеет освободить Яна, все наладится.

Услышав внезапное движение, он обернулся к выпрыгнувшей из теней бледной фигуре. В него врезалась твердое мускулистое тело. Чья-то рука схватила его за грудь и швырнула в стену из песчаника, а еще одна рука вцепилась в длинные волосы и дернула обратно.

Бэннон принялся размахивать кулаками и по счастливой случайности угодил в податливую плоть. Раздался слабый вскрик боли на выдохе. Он ударил снова, но жилистый противник обрушил на него град мощных точных ударов. Бэннон получил кулаком по ребрам, а потом его ударили по виску, и его голова врезалась в стену туннеля. Перед глазами заплясали искры, и он пошатнулся, отбиваясь. После резкого тычка в основание шеи у него подкосились ноги.

Когда Бэннон начал оседать на пол, противник схватил его за ворот рубашки и потащил за собой. Враг тяжело дышал, но молчал. Бэннон слышал только звон в ушах. Брыкая ногами, он пытался упереться в землю каблуками сапог, но от этого не было никакого толку. Наконец, тьма вокруг посветлела, и Бэннон очутился в большом гроте с тренировочными ямами. В боковых туннелях располагались многочисленные клетки воинов.

Пытаясь собраться с мыслями, он увидел молодую Морасит с короткими русыми волосами. Лила. На ней были только две повязки из черной кожи: одна на бедрах и одна на груди.

— Обычно я убиваю непрошеных гостей, — сказала она, — но ты меня заинтересовал.

Он стер с губ кровь и с трудом поднялся на ноги.

— Пресвятая Мать морей, зачем так делать? — Он потряс головой, и звон начал утихать.

— Просто тренировалась. — Тонкие губы Лилы изогнулись в улыбке. Ее кожа была покрыта выжженными символами, которые она носила как награду, а не как шрамы. — Я могла бы ударить тебя между ног, и ты лежал бы камнем, но тогда разговора бы не вышло. — Она подбоченилась. — А теперь скажи, зачем пожаловал?

— У меня есть друг, Ян, — сказал он. — Я пришел к нему.

Лила фыркнула.

— Ты не только слаб, но и туп? Он не хочет тебя видеть и ясно дал это понять.

— А вот я хочу его увидеть. И освободить. Я сделаю что угодно. Может, нужно заплатить за его освобождение? Как можно договориться о его помиловании?

Лила моргнула.

— О помиловании? Он не преступник. Он наш чемпион.

— Норукайские работорговцы забрали Яна мальчиком и оторвали от семьи! Кто знает, какие муки он испытал? А теперь его заставляют сражаться на боевой арене.

Морасит бросила на него испепеляющий взгляд.

— Он был слабым ребенком, которому светило лишь одно — быть грязным фермером на скучном острове. Его закалили и обучили. Он убил сотни противников и стал чемпионом Ильдакара. Сама Адесса сделала его своим любовником. Именем Владетеля, с чего вдруг он захочет оставить все это?

— Чтобы стать свободным, — ответил Бэннон.

— Никто не свободен, — усмехнулась Лила. — Каждый человек скован цепями, теми или иными.

— Но не я, — возразил Бэннон.

— И ты тоже… или когда-нибудь будешь. Возможно, твои цепи — это неосведомленность о том, как устроен мир.

Бэннон отряхнулся, снова вытер кровь с рассеченной губы и попытался принять деловой вид. Он достал золотые монеты, выданные Амосом на случай, если он пожелает «особых услуг» шелковых яксенов, и добавил монеты, которые вернул ему портье.

— Я хочу купить его свободу. — Он протянул монеты. — Это настоящее золото.

Она презрительно рассмеялась.