— Не… надо… — просит Хэш, показывая на инъекцию. — Уже… не надо.

Говорить всё ещё тяжело, но теперь в хрипе появляется слабый намёк на голос. Охотник вспоминает мир силуэтов и плоские слова.

— Но доктор…

— Я… в поряд… ке… — говорит Хэш и пробует встать. Получается не сразу, во многом из-за повязки на руке, рёбер и мягком, но настойчивом противодействии медсестры. Но он преодолевает их все. Ноги опускаются на холодный каменный пол. Хэш улыбается.

В конце концов, медсестра даёт ему встать. Охотник медленно описывает круг по палате под пристальным взором строгой женщины, направляется к двери, но тут она непреклонна. На две головы ниже, хрупкая на вид, медсестра встаёт на пути. Меньше всего Хэш хочет тратить время на споры, потому возвращается в постель и соглашается съесть ужин.

— Который… час…

— Половина седьмого.

— Давайте я… съем… — Взгляд на поднос. — Всё. А вы… меня отпус… тите.

— Мар Оумер, доктор…

— Под мою… ответственн…

— Хорошо, — соглашается медсестра, выдержав долгую, тяжёлую паузу. — Но вы съедите всё, до последней крошки.

Хэш кивает и принимается за еду Ложку держать тяжело. Он вспоминает, как совсем недавно советовал Юдей пользоваться другой рукой и улыбается. Мысли о новом фюрестере на миг застилают образ незнакомца.

«Как она там?»

— Юдей… новая…

— С ней всё в порядке, — отвечает медсестра. Слишком быстро, как будто заранее подготовила ответ.

— Что?

Хэш специально не смотрит на сестру. Он знает, что его взгляд нервирует людей. Даже тех, кто давно его знает.

— Только никому не говорите, — сдаётся женщина. — Сегодня ночью был приступ. Во время сна. Доктор её стабилизировал, но причины…

— Умирает? Трансформация?

— Нет, всё уже прошло. Ждём анализов крови, может тогда станет ясно.

Пюре и правда безвкусное. Хэш хладнокровно, ложка за ложкой уничтожает его. Выпивает тепловатую воду. Солоноватый привкус оседает на языке крошечными гранулами порошка.

— Мерзость.

— Это для связок, — поясняет сестра, забирая поднос. — Подождите, принесу одежду. Только мар Оумер, умоляю, идите сразу к себе. Если дежурный увидит…

— Хорошо.

Хэш подозревает, что она могла его обмануть, что солоноватый привкус от снотворного, а шприц — уловка. Он прислушивается к себе, но никакого постороннего тумана в голове вроде бы нет, а тело пусть слабо, но всё же отзывается на команды. Жжение в горле слабеет.

Медсестра возвращается, оставляет стопку одежды на стуле у кровати, бросает на нерадивого пациента тревожный взгляд, кивает и уходит. Хэш ждёт, пока не закроется дверь, с трудом поворачивается на бок и, кряхтя, встаёт.

>>>

Тайные лестницы, ведущие из СЛИМа в Университет называют «кротовыми норами».

Несуществующая организация имеет два официальных выхода на поверхность: через большой гараж и двойные двери в инженерном корпусе, которые маскируются табличкой «Отдел специальных разработок». Но пользоваться ими постоянно хлопотно и небезопасно, потому ибтахины разработали систему кротовых нор.

Сотрудники лаборатории вписываются в документы и бюджетные ведомости Университета как обслуживающий персонал. Если бы хоть кто-нибудь попытался поднять эти бумаги, он пришёл бы в ужас от раздутого списка имён и фамилий, но кому есть дело до уборщиков, техников, водителей, поваров и прачек? Так что они беспрепятственно пользуются восьмью кротовыми норами, чтобы пребывать на свои настоящие рабочие места.

Но мало кто знает, что существует ещё и девятая, ведущая напрямую в кабинет ректора. К сожалению, сам Йоним Гон, или Филин, как его частенько называют, не может ею пользоваться. Страшная травма навсегда приковала его к инвалидному креслу и, чтобы посетить СЛИМ, он пользуется помощью ибтахинов и легендой о «проверке наших непризнанных гениев». СЛИМ редко занимается делами, требующими непосредственного присутствия высокого начальства, так что основное общение между лабораторией и Университетом ведётся с помощью подробных многостраничных отчётов. Их доставляют прямо в руки Филину по девятой кротовой норе. Но куда важнее другое её назначение.

Хэш запрокидывает голову и смотрит вверх. Восхождение не из простых, но он не торопится, оставляет за спиной пролёт за пролётом. Сил немного, но достаточно. Куда труднее бороться с сомнением.

«Что он мне скажет?» — думает гигант. Стоит ли вообще тревожить старика ради какого-то сна, пусть даже он казался таким важным ещё полчаса назад. Уверенность Хэша быстро испаряется. Привалы становятся дольше, ему всё труднее заставлять себя поднимать ноги.

«Зачем ты идёшь?»

«Я должен с ним поговорить.»

Когда-то Хэш взбегал по ступеням, просто чтобы увидеть Филина и перекинуться с ним парой слов. В эпоху отрочества он, несмотря на исполнение долга, доставлял ибтахинам кучу хлопот, тайно выбираясь в Хагвул. Тогда Хэша мало волновало, что он может обрушить тщательно выстроенный карточный домик секретности, и каждый раз возвращаясь, поднимаясь по девятой кротовой норе в кабинет Йонима Гона ради очередной выволочки, он думал, что старики, окружающие его, слишком боятся мира за стенами лаборатории.

Теперь он сам почти не выходит в Хагвул. И не потому, что понимает ректора и его присных, хотя отчасти это и так. Двенадцать лет назад Хэш тешил себя надеждой, что сможет назвать Хаолам домом, но так и не смог.

Потайная дверь скрывается за большим портретом основателя Университета. В нём даже проделано незаметное смотровое оконце. Гигант мельком оглядывает кабинет, чтобы убедиться, что у ректора нет посетителей, и открывает дверь.

— А, Хэш! — восклицает Филин, заметив гостя. Он сидит за большим письменным столом и отрывается от внимательного чтения доклада. По изумрудной папке охотник понимает, что это отчёт о недавней охоте. Йоним бросает листы на стол и стремительно выезжает в центр кабинета. В окне за его спиной плавает марево и россыпь оранжевых уличных огней. На Хагвул медленно опускается последний сентябрьский вечер этого года.

Хэш пересекает кабинет, щёлкает замком на входной двери, возвращается к ректору. Старик ждёт. Его взгляд цепко проходится по фигуре охотника, задерживается на повязках. Гиганту даже не нужно смотреть в глаза Филина, чтобы понять, что он несказанно удивлён, рад и переживает за него. Хэш наклоняется и обнимает старика.

— Не думал, что ты так скоро оправишься, — покончив с приветствием, говорит Йоним. — В этот раз мэвр подкинул тебе серьёзного противника.

Охотник кивает, отходит к уголку для посетителей, садится в кресло. Рёбра отзываются нытьём, Хэш пытается занять позу поудобнее, но выходит плохо. Он не хочет вываливать на ректора все свои сомнения разом, но тот легко читает его.

— Что случилось? — спрашивает ректор, подъезжая и останавливаясь напротив. Будь это обычная беседа, он занял бы место под другим углом.

«Чёрт», — думает Хэш.

— Сегодня ночью я получил… послание, — отвечает он и смотрит Филину прямо в глаза. Йоним единственный, кто может выдержать этот взгляд.

— Откуда? От кого?

— С той стороны. Из мэвра, — Порошок подействовал и Хэш говорит почти без хрипа. — Я думаю, со мной пытались связаться сородичи.

— Рассказывай.

Гиганту становится не по себе. Порой в Филине просыпалось что-то от хищной птицы, и тогда становилось ясно, что прозвище дано ректору не только из-за мудрости и внешнего сходства. Столько силы осталось в этом старике. Пускай он и прикован к креслу, но его власть и мощь простираются намного дальше кабинета или даже Университета. Вздохнув, Хэш начинает рассказ. Йоним слушает, не отводя глаз.

— Ты не думал, что этот день когда-нибудь наступит? — спрашивает Хэш, закончив.

— Спустя столько лет… — старик выглядит задумчивым и усталым. — Я надеялся, что этого не произойдёт. Не потому что боялся. Просто это сделало нас…

— Ворами?

— Похитителями.

Ректор отводит взгляд, а Хэш наблюдает за наползающей на Хагвул тьмой.