Конечно, я знала, что это дерьмовая отговорка.

Я слишком много таращилась в окно на кровавую бойню на улицах Олбани, чтобы оправдание «не хватило времени» звучало убедительно.

Правда в том, что после Аргентины я просто была не в состоянии проводить время с теми людьми, с которыми я дружила вместе с Касс. Я не была готова к напоминанию о своей жизни в Сан-Франциско, или о том, насколько чужеродной эта жизнь казалась мне теперь. Я не была готова к тому, что хоть один из них спросит меня, где Касс, и почему она не с нами.

Я не могла справиться с этим, так что я их избегала.

Я и на субмарине их не видела, поскольку Балидор в качестве меры предосторожности запер всех людей в свободных от вируса контейнерах перед нашим отбытием.

Врег бесился, что Джона разместили вместе с остальными «червяками» на время нашего путешествия через гавань Нью-Йорка и Ист-Ривер. Но сейчас, глядя на Джона, пристёгнутого ремнями и пребывающего в полной отключке, я действительно не видела большой разницы.

Наверное, это хорошо, потому что Джон не позволил бы себе спать, если бы увидел Врега с пулей в руке.

Ну, для меня хорошо, во всяком случае.

Варлан и Балидор говорили, что у Джона всё ещё был неясный Барьерный отпечаток, а по словам лабораторных техников, ещё и «двойственные» показатели крови и расположение органов, — так что с ним нам надо сохранять осторожность, пока мы не будем знать, как он отобразится на сканировании.

Я заметила, что Варлан, похоже, питал огромное любопытство к Джону.

Когда их познакомили в Аргентине, он довольно долго таращился на него, а затем прочистил горло и прямо спросил его:

— Что ты такое?

Пока растерянный Джон пытался подобрать ответ, Варлан повернулся к Балидору и задал тот же вопрос ему.

— Это что? — спросил он, и в его низком мелодичном голосе слышалось любопытство.

Он уставился на Джона так, будто он был какой-то экзотической зверюшкой, принадлежавшей нам.

Возможно, он так бы и продолжал задавать этот вопрос или какой-то схожий, но примерно в тот момент у Врега закончилось терпение. Он с резкими нотками в голосе объяснил, что «это» неприкосновенно, и Варлану лучше держать свой чёртов aleimi при себе, если он не хочет расстаться с тем, чего ему будет не хватать.

Я невольно захихикала над его словами, чем тоже заслужила грозный взгляд от Врега.

Похоже, ничто из этого Варлана не удовлетворило, но он показал им обоим уважительный жест и вежливо удалился.

Ревик, конечно, считал это до невозможности уморительным.

Временами мне казалось, что это хотя бы отчасти вызвано принципом «страдать лучше за компанию, чем в одиночестве».

Врег и Джон, если верить Балидору, находились в самом разгаре той неловкой, нестабильной и гиперчувствительной фазы образования пары видящих, когда ещё непонятно, к чему всё идёт. Это обычно приводило или к ужасным расставаниям, которые включали угрозы жизни и немало затаённых обид, или же в результате действительно образовывалась связанная пара.

Если честно, я не могла сказать, какая перспектива пугала меня сильнее.

Выбросив это из головы, я постаралась сосредоточиться на том, где мы находились сейчас и, что ещё важнее, куда мы направлялись. Поскольку за последние несколько недель никому не удалось связаться с кем-нибудь в отеле, мы действительно понятия не имели, во что вот-вот войдём.

Что бы они ни организовали в наше отсутствие (в плане безопасности и протоколов самообеспечения), я беспокоилась, что этого окажется недостаточно.

Однако в этом отношении у меня не было никаких твёрдых фактов — во мне говорила исключительно моя паранойя.

Нью-Йорк, похоже, каким-то образом усиливал эту паранойю. Как только мы причалили к пирсу, Барьер как будто отяжелел, словно всё aleimi-поле Нью-Йорка изменилось за время нашего отсутствия. В этой тяжести я ощущала окружавшие нас глаза, словно всё и вся здесь находилось под наблюдением практически беспрестанно.

Подумав об этом, я взглянула на Ревика и увидела, что он хмурится.

— Ага, — только и сказал он.

— Ты не должен читать меня здесь, — тихо напомнила я ему.

Он слабо улыбнулся.

— Когда речь идёт о тебе, и мы сидим так близко друг к другу, это не чтение, жена. Это слушание. Особенно когда ты не можешь закрываться щитами.

Я неосознанно потянулась к нему своим светом, но Ревик схватил меня за руку, жестом показывая остановиться. Он поцеловал меня в ладонь.

— Эй, — предостерёг он. — Будь осторожна, ладно? Мы скоро будем в отеле.

Я кивнула, но отпустила его свет с неохотой. В этом кратком послевкусии я ощутила проблеск того «что-то не так», накрывавшего город ещё сильнее.

Это ощущалось почти как конструкция.

— Может быть, — признал Ревик, крепче сжимая мои пальцы. — И ты права. Я тоже это чувствую. Ощущается немного похоже на Пирамиду. Но в то же время иначе.

Я кивнула. Заново устроившись на своём месте, я заставила себя пока что забыть об этом.

И всё же мысль о том, что кто-то мог поместить функционирующую конструкцию над всем Нью-Йорком, учитывая механизм сдерживания видящих, с которым мы только что столкнулись, а также всё произошедшее в Аргентине, заставила меня снова напрячься.

Контейнер тоже не был особенно комфортным.

Габаритные огни тускло горели по периметру основания пола — мёртвые, не органические. Сиденья были жёсткими, ремни врезались в кожу, хоть на мне и был надет бронежилет. Во всём контейнере витал резкий запах дезинфицирующего средства, настолько сильный, что у меня щипало в глазах.

Но в последнее время я стала намного чувствительнее к химическим продуктам, особенно к ядовитым. Я даже еле как переносила дым, что вовсе не упрощало мне жизнь, честно говоря, поскольку половина страны полыхала пожарами.

Кто-то накачал седативным всех людей.

Уверена, они сделали это в основном для того, чтобы люди не навредили сами себе и не попытались высвободиться, но я также подозреваю, что это делалось для того, чтобы они вели себя тихо.

Что бы им ни дали, это не вырубило их полностью — наверное, для того, чтобы их можно было прогнать через санобработку на другом конце. Единственным исключением была Тина, девушка Джейдена, которая лежала ещё неподвижнее, чем Джон.

По словам Балидора и Джорага, им практически пришлось её вырубить.

Потому что или так, или затаскивать её туда силой просто для того, чтобы пристегнуть к сиденью.

В защиту Тины надо сказать, что не так давно она видела, как убили большую часть её города; её ранили в ногу, когда Ревик использовал её как приманку, а потом мы фактически похитили её, чтобы доставить сюда.

О, а ещё я как-то раз ранила её разбитой бутылкой из-под вина.

Так что да, её опыт общения с видящими до сих пор не был изумительным.

Возможно, она пребывала в шоке или даже страдала от посттравматического расстройства.

Зная, в каком «восторге» она, должно быть, пребывала от перспективы отправиться куда-либо со мной и моими приятелями террористами-видящими, она, наверное, орала в голос, когда проснулась на авианосце посреди Тихого Океана.

Анжелина, которую я знала с художественной школы, а также Фрэнки, одна из моих приятельниц по тату-салону, выглядели реально обдолбанными. Они смотрели стеклянными глазами так, будто мы с Ревиком были призраками или, может, какими-то голографическими 3D виртуальными программами. Сложно было не смотреть на них в ответ, пока я возилась с ремнями и пристёгивалась к сиденью напротив них.

Они предоставили нам сиденья, как в обычном автомобиле, но с аварийными ремнями — полагаю, на тот случай, если им придётся перевернуть контейнер.

Я покосилась на остальных, закончив застёгивать последний ремень безопасности и стараясь удобно устроиться на жёстком сиденье из пеноматериала. Сасквоч тоже выглядел совершенно под кайфом, как и горстка других людей, которых мы вытащили из Сан-Франциско и прилегающих городов, поскольку их имена присутствовали в Списках Смещения.