Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Это решение было неожиданным для всех.

— Облик маленького Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти, — растерянно пробормотал Гучков.

Генерал Рузский нашелся:

— Его величество беспокоится, что если престол будет передан наследнику, то его величество будет с ним разлучен.

— Мы не можем дать на это ответа, — впервые подал голос Шульгин.

Все снова замолчали, словно бы не зная, что делать дальше.

— Давая свое согласие на отречение, — опять произнес Николай, — я должен быть уверенным, что вы подумали о том впечатлении, какое оно произведет на всю остальную Россию. Не отзовется ли это некоторою опасностью?

— Нет, ваше величество, опасность не здесь! — забыв о церемониале, воскликнул Гучков. — Мы опасаемся, что, если объявят республику, тогда возникнет междоусобие.

Ему на подмогу опять пришел Шульгин. Он тоже стал рассказывать об обстановке в столице:

— В Думе ад, это сумасшедший дом. Нам придется вступить в решительный бой с левыми элементами, а для этого нужна какая-нибудь почва. Относительно вашего проекта разрешите нам подумать хотя бы четверть часа.

— У всех рабочих и солдат, принимавших участие в беспорядках, есть уверенность, что водворение старой власти — это расправа с ними, — начал вторить Шульгину

Гучков. — Поэтому нужна полная перемена. Нужен такой удар хлыстом, который сразу переменил бы все.

— Хотите еще подумать? — не скрывая иронии, осведомился Николай.

— Нет, — решился Гучков. — Я думаю, что мы сможем сразу принять ваши предложения. Когда бы вы могли совершить самый акт?

Он расстегнул папку темной крокодиловой кожи:

— Вот проект, если бы вы пожелали…

— Проект нами уже составлен, — ответил, поднимаясь, Николай.

Все поспешно вскочили. Даже Шульгин и Гучков, подражая генералам, вытянулись.

Царь вышел из вагона.

Через несколько минут он вернулся. Протянул Гучкову листок размером в четвертушку писчей бумаги. Это был акт об отречении.

Отныне Николай II переставал быть «его величеством императором Всероссийским» и становился гражданином Николаем Александровичем Романовым.

— Надлежит решить еще несколько вопросов, менее значительных, произнес с виноватым видом Шульгин. — Необходим ваш указ о назначении председателем совета министров князя Львова. Желательно, чтобы на указе была проставлена дата раньше часа отречения. Сие нужно, чтобы подчеркнуть преемственность власти.

— Хорошо. На два часа раньше? Оба думца согласно кивнули.

— Кого бы вы хотели видеть верховным главнокомандующим? — продолжил Гучков.

— Мною решено уже раньше: великого князя Николая Николаевича, ответил Николай.

— Остается нерешенным вопрос о главнокомандующем войсками столичного округа… — начал Шульгин. — Генерал Иванов не…

Но его прервал Рузский:

— Когда вы были уже в пути, поступило ходатайство от Родзянки. Михаил Владимирович предложил кандидатуру генерала Корнилова. Государь одобрил и дал указ правительствующему сенату о назначении.

— В таком случае наша миссия исчерпана, — с облегчением проговорил Гучков.

Но его спутник не удержался:

— Разрешите узнать, ваше величество, о ваших личных планах. Вы прямо отсюда поедете в Царское Село?

Романов задумался.

— Нет… Я хочу сначала проехать в Ставку. Может быть, заеду в Киев, чтобы проститься с матушкой… А затем и в Царское.

— Мы приложим все силы, чтобы облегчить вашему величеству выполнение ваших дальнейших намерений! — с жаром воскликнул Шульгин.

Спустя несколько минут, оставив вагон-гостиную, эмиссары отправили в Петроград телеграмму:

«Просим передать председателю Думы Родзянко: государь дал согласие на отречение от престола в пользу великого князя Михаила Александровича с обязательством для него принести присягу конституции. Поручение организовать новое правительство дается князю Львову. Одновременно верховным главнокомандующим назначается великий князь Николай Николаевич. Манифест последует немедленно в Пскове. Как положение в Петрограде. Гучков. Шульгин».

Через час, глубокой ночью, с дубликатом манифеста об отречении посланцы Родзянки отбыли в столицу.

Когда за окнами вагона потянулись пригороды Питера, уже вовсю занялось утро.

Утро пятого дня революции.

Глава шестая

3 марта

1

В полупустом вагоне второго класса Путко ехал в направлении Риги. Чем ближе к линии фронта, тем пассажиров становилось все меньше. Лишь офицеры. В одном купе началось дорожное застолье, в другом — преферанс. Антон остался один.

Он был рад этому — возможности неторопливо, не прерываясь ничем, под ритмично-успокаивающее постукивание колес перебрать в памяти все случившееся, как бы взглянуть на события минувших дней и на самого себя со стороны.

Багажа у него с собой немного. В трофейном, обшитом рыжим собачьим мехом ранце — смена белья, полотенце, щетка, мыло, бритвенный прибор. — А под бельем — плотно уложенные, отяжелившие ранец стопки «Известий» с «Приказом № 1» и листовки с лаконичным обращением: «Товарищи!»

Антону нет надобности расстегивать ранец и доставать листовку, чтобы восстановить ее текст. Он запомнил его слово в слово. И сейчас, скользя невнимательным взглядом по заснеженным перелескам под низким серым небом, как бы читал заново:

«…Настал час освобождения порабощенного народа, настал час мести и расправы с царским правительством!..

Переполнилась чаша терпения!

Пролетариат выступил с голыми руками и открытой грудью — и он нашел братский отклик в революционной армии. Только продажная рука полицейских наемников не дрогнула, давая залпы в безоружный народ, рвущийся к свободе. Армия с вами, товарищи, и в этом залог победы второй российской революции».

Последние три слова были выделены крупно, черно и будто бы звучали торжественно и тревожно.

«…Вернуться назад нельзя, вернуться назад — это значит предать восставших солдат и обречь их к расстрелу. Мы должны завершить начатое дело… Готовьтесь к вооруженной борьбе. Для победы нам нужна организованность, нам нужен руководящий центр движения… Долой войну! Долой царскую монархию! Да здравствует Временное революционное правительство!..»

— В этом вся суть: Родзянко и компания состряпали Временное буржуазное правительство, а мы боремся — за Временное революционное, — сказал Василий, когда Антон за час до отъезда пришел на Шпалерную, чтобы взять с собой на фронт номера газеты. Василий же помог ему уложить в ранец листы, утрамбовал, чтобы влезло больше. — Полный боекомплект. Летят уже наши снаряды! В питерском гарнизоне началось, Москва — слышал небось? поддержала. Теперь пойдет!

Предупредил:

— Но учти, имеем сведения, что кое-кого из наших, захваченных с этими листками, генералы приказали поставить к стенке. Еще не настало время забывать о конспирации.

Помог Антону водрузить ранец за спину. Обнял. Они троекратно ткнули друг друга в щеки усами. Как давние друзья. Знакомы они сутки, а как-то незаметно с «вы» перешли на «ты».

— Тоже душа в окопы тянет, — признался Василий. — Но здесь, сам знаешь, сколько дел. Вчера восстановили Петроградский партийный комитет. Пока — как временный. Теперь надо восстанавливать нашу «Правду». Надо решать с царем. Наша линия — немедленный арест. Ну, — повторил он, дуй-ковыляй, а то опоздаешь. Как там сказал почти что твой тезка Дантон? «Мое имя вы найдете в Пантеоне истории!»… Связь с нами держи и через армейский комитет, и прямо сам.

Перед тем, сдав в штабе восстания свой «пост»-стул Василию, Антон возвратился, наконец, в лазарет. Там все было в расстройстве. Исчезнувшего раненого никто из персонала и не хватился. Он попросил выдать воинские документы, незнакомый врач тут же их и оформил. Путко поднялся к себе в палату. Она была пуста. Койки перестланы заново, только на его тумбочке все нетронуто. Он прилег на кровать, поверх одеяла, чтобы немного передохнуть перед дорогой, а проснулся, когда уже наступили сумерки.

42
{"b":"67411","o":1}