— Зайцев, я возвращаюсь в поезд. А ты как хочешь… — сообщает Алёна, пытаясь открыть свою магическую книгу и оттолкнуть меня.

— Я с тобой, — строго говорю ей, пошатываясь.

— Мне там и без тебя двух насильников хватает, маньяк недоделанный, — злится она, нервно перелистывая страницы.

— Я здоровый мужик, и это нормально, что я тебя хочу! — заверяю я, снова притягивая её к себе.

С моей точки зрения это, мля, очень веский аргумент в оправдание моего неэтикетошного поведения.

— Больной ты, Зайцев. На всю голову больной! — барахтаясь в моих объятиях, обвиняет она.

А я же уже без тормозов почти, поэтому, отбросив все сомнения, припадаю к её губам и начинаю тискать все доступные мне части её тела.

В это время Волкова таки перелистывает нужную страницу и… минута… другая… «А-а-а» — голос Алёны и… шмяк! Я со всей дури припечатываюсь башкой о край столика в купе поезда. Волкова с размаху падает на меня.

Алексей (продолжение)

И в этот миг я рад, что на мне пышный кучерявый парик, иначе бы расшиб голову до крови… Что? На мне парик?! Так я не голый, как в прошлый раз? Ну здорово! Тогда почему прошлый раз был голый?

Кажется, Волкова задаётся таким же вопросом, удивлённо глядя на меня. Её одежда поменялась и сейчас на ней розовый спортивный костюмчик и тапочки. А я так и остался в модном прикиде 17-го века.

— Разочарована? — ехидно спрашиваю я, потирая ушибленный затылок, когда пытаюсь усесться на купешную полку. Шпага, подаренная Петром, мешает, я расчехляю перевязь, вытаскиваю из-за пояса старинный пистоль и бросаю всё своё вооружение на столик. — Могу раздеться, чтоб ты полюбовалась, только попроси.

Щурюсь в наглой улыбке, надеясь, что она ответит «Да». Но «Да» она не отвечает и, насупившись, садится на купешную полку напротив.

— Ты бы лучше план каких-то действий придумал, когда мы доберёмся до места.

— Сейчас меня волнует вопрос: почему в тот раз я переместился раздетый до нитки, а сейчас на мне всё моё обмундирование? — говорю я, задумавшись.

— Ты тогда трезвым был, а сейчас пьяный, — предполагает она причину различия ситуаций.

— Ну, как вариант… хотя… — я вдруг понимаю, что в этот раз я целовал Волкову и наши потоки слились, образовав бриллиантовую пыль, которая, видимо, влилась в книгу и та, получив дополнительную силу, смогла сохранить мою одежду, а так же все аксессуары при переносе.

Вытаскиваю из-под камзола свой комп-планшет.

— В первую очередь, свяжусь с Командором, — сообщаю я Алёне и припадаю к экрану, набирая текст сообщения.

Она привстаёт и нагло читает то, что я пишу.

— Тебе хорошо видно, любознательная моя? — с усмешкой спрашиваю я, в надежде, что она перестанет подглядывать.

Но нет. Это же Волкова, а ей чувство такта не свойственно.

— Мы работаем вместе и я должна знать, что ты там пишешь про меня. Хочу убедиться, что ты не записал меня в преступницы, — ничуть не смутившись, отвечает она.

— Ладно уж, смотри, — вздыхаю я и кладу планшет на стол, чтобы она могла видеть текст.

Пишу вкратце о выполненном задании в 17-м веке, далее о том, где и с кем нахожусь, и куда мы направляемся. Прошу связи для разговора и группу поддержки. А потом, подумав, ещё и добавляю фразу: «И скажи маме, чтоб больше не цеплялась к Алёне». Всё. Жму «отправить».

— Он — твой отец? — удивляется моя проницательная девушка.

— Какая ты у меня догадливая, — хвалю я её.

— Если он женат на твоей мамуле — бедный мужик, — сочувственно качает головой Волкова, а потом с видом заправского психолога ставит мне диагноз. — А ты — ну весь в мамочку.

— Такой же красивый? — игриво подёргиваю я бровями, и с бармалейским видом, медленно сползаю со своего сиденья, двигаясь в направлении такого желанного мной её манящего тела.

— Такой же трудно-переносимый, — отвечает она, а потом, поняв мои намерения, восклицает, — Зайцев! Сиди, где сидишь! Не приближайся!

— А то что? — злодейски подхохатываю я и пробегаюсь пальцами по её бёдрам, потом выше к талии, и чуть усиливаю щекотательные движения на её рёбрах.

— Я на тебя в суд подам! — захлёбываясь от смеха, угрожает мне она и при этом пытается руками и ногами отбиться от моих поползновений.

— Хм… неожиданно, — удивляюсь я и, не прекращая натиск, начинаю целовать то, что в процессе возни оголяется. — Сформулируй текст иска.

— Господин Зайцев А.Д., будучи в нетрезвом состоянии и не в твёрдой памяти… — начитает она свою обвинительную речь, — поправ всё правила приличия и нарушая закон о приватности личной телесной собственности, путём проникновения в оную своим… э-э-м… — она опускает глаза в область моего вздыбившего панталоны стояка, — … внушительных размеров…

— О-о, приятно, что ты оценила его по достоинству, — довольно шепчу я, улыбаясь и не прекращая поцелуи.

— … органом, доставил мне…

— …восхитительно крышесносное удовольствие, — нагло продолжаю я её фразу, — в виде улётного глубокого и незабываемого оргазма. Можем записать на видео для неоспоримого доказательства «моей вины».

Я уже не могу сдержать смех и Алёна тоже.

— Уверена, этот процесс будет самым посещаемым за всю историю суда. Ха-ха…— предполагает она.

— Точно. Мы даже можем билеты продавать…

— Маньяк, — хохочет она.

— Есть немного, — отвечаю я, огладывая тесное купейное помещение и прикидывая, где бы найти тут место размещения тела моей обвинительницы, для того самого «акта проникновения».

Узкая спальная полка явно не предназначена для такого интимного действа.

— Уважаемые пассажиры, — вдруг раздаётся голос из динамика громкой связи по поезду, — наш состав прибывает на Территорию Человеков. Просим всех занять свои места и приготовить документы для контроля.

— А-а-р-р… — стону я разочарованно, понимая, что разрядки не получу и мой стояк уже скоро начнёт болезненно пульсировать.

— А-а-й… — разочарованно стонет Волкова.

Разочарованно?! Мля, вот же, зараза!

— Алёшка, ну нафига было упираться? А? Мы бы уже всё успели, если бы ты не была такой упрямицей…

— Зайцев, о чём ты думаешь?! — нападает она на меня. — У тебя ни билетов, ни документов. Как будешь выкручиваться?

— Как обычно, — хмуро отвечаю я, сгребаю со стола своё вооружение и, советуя, — спрячь Ваську запазуху, чтоб его поток не обнаружил сканер, — открываю окно купе.

Это, конечно, рискованно, забираться на крышу вагона, но другого выхода я не вижу.

— Алён, невидимость мне брось, — прошу я и протягиваю ей руку.

Она шепчет что-то типа «ты рехнулся совсем», но вплетает свои ленты потока в меня и я исчезаю.

Исчезаю визуально, но мой громкий мат, когда я, цепляясь за выступы на крыше вагона, наконец-то, забираюсь на неё, оповещают округу о том, что я всё-таки существую в пространстве.

Нет никого нервознее и раздражённее неудовлетворённого мужика, поймавшего «обломись» в состоянии полной боевой половой готовности. Нажимаю рукой на область паха, чтобы усмирить свой стояк, на что тот только нервно подёргивается, мол «хозяин, я насилия не потерплю». Безнадёжно качаю головой, типа «ну и стой колом, не до тебя сейчас», потому как внимание моё переключается уже на диалог в купе. Улёгшись на живот, свешиваюсь к окну, чтобы лучше слышать. Невидимость исчезнет через несколько минут, поэтому высовываться мне не стОит.

— Госпожа, будьте любезны, ваш паспорт и разрешение на въезд, — строгий голос таможенника.

— Пожалуйста, — спокойно отвечает Волкова.

Тишина, а потом пиликание сканера. Минута, другая, третья…

— Будьте любезны, откройте ваш багаж.

Ничего себе?! Зачем? Что там не так? Просканировали и нашли запрещённый предмет?

— Пожалуйста, — Волкова, кажется, невозмутима.

Слышу «вжик» открывающейся молнии на чемодане. Шорохи, копошение и удивлённый вопрос таможенника: «Что это?»

— Сковородка, — весело отвечает Алёна.

А я уже не могу удержаться и на секунду заглядываю в купе. Точно, она держит в руке средних размеров чугунную сковороду.