Никто. Никогда. Никто никогда не видел Сорьонена пьяным. А Яну, надо же, посчастливилось.

Ах да, он же пришел поговорить. Чтобы разговор получился именно разговором, нужно было сесть. Желательно подальше, чтобы исключить соблазн подкрепить свои доводы кулаками. Ян выбрал кушетку.

Ощущение 'дежа вю' не нахлынуло, но и сидеть было неудобно. Пока он устраивался, доктор успел еще разок приложиться к бутылке.

— Так о чем вы хотели поговорить? — спросил Ян громко.

— Выходит, ты готов разговаривать, — заключил Сорьонен. А Дворжак заключил, что бутылка рома у врача уже не первая, потому что половину фразы тот сказал по-фински. О смысле Ян догадался только из контекста.

— А вот вы, наверное, уже не очень, — пробормотал он.

Доктор рассмеялся. Яну стало жутко. Смеялись не над ним.

Но и разговора никакого не выйдет, психованный в белом халате еще пара глотков и опрокинется с подоконника в катакомбы коробок, где прохрапит до утра в лучшем случае, а затем будет обнаружен неугомонной Джейн. Картинка представилась так же ясно, как еще иногда возникала перед глазами нога мертвеца с белыми ногтями, которые отросли и загибались.

Ян тряхнул головой. Это называется — уладить дела?

Нет, улаживают не так. Следует либо подойти и врезать Сорьонену за то, что забрал почти и не принадлежавшее Яну, либо извиниться, попрощаться и уйти. Еще ведь предстояло самое сложное.

Ни того, ни другого Ян сделать не смог. Сорьонен внимательно смотрел перед собой, не замечая, кажется, ни своего гостя, ни вообще окружающего мира. Ян подозревал, что доктору было скверно. Ну, лучше поздно, чем никогда.

Он встал, успел сделать даже пару шагов к двери.

— Я все хотел спросить, — неожиданно разборчиво подал голос Сорьонен. — Почему ты не сказал Мартину то, что прочитал в его карте? Или так… почему не отдал карту Джейн, хотя она, скорее всего, очень убедительно тебя просила?

У Яна против воли полыхнули щеки, хорошо еще, стоял он спиной. Но придется разворачиваться, разговор все-таки завязался.

— Она достойна уважения, — начал он.

Это если говорить о Джейн. Эти ее жесты, которые материнскими назвать было сложно, Ян расценивал как простительную слабость. У него и самого иногда прорывалось… А что до стащенной карты, забавно было, что доктор позволил.

— Такого же, как несущийся на тебя поезд, — подтвердил Сорьонен. — Я разве спорю? Нет, Ян, ты если не хочешь, не отвечай. Я понимаю — это очень личное.

— Ну, давайте помашем после драки кулаками, — согласился Ян.

Снова уселся, потому что иначе принял бы поневоле глупую позу. Как будто у доски отвечал. Теперь главное — не сорваться с разговора на драку.

— Ром?

— Можно, — неожиданно даже для самого себя согласился Ян.

Ореол жутковатой неуязвимости, окружавший доктора раньше, теперь развеялся. Дворжак это чувствовал и почему-то очень радовался. Кари Сорьонен все-таки был не более чем обычный средних лет мужик со своими проблемами, которые нельзя решить, но можно утопить. Как-то так.

Резковатый запах тафьи, налитой в широкую колбу, заставлял глаза слезиться.

— Почему вы на этом острове? — вместо ответа нашелся вопрос.

А ответы, наверное, были одинаковыми. Ян уже с этим смирился, хотя для себя предпочел бы какой-то иной.

— Откровенность за откровенность, правда не пойму, на что тебе сдалась моя, — вздохнул доктор.

А не так уж он был и пьян, подумалось вдруг.

— Идет, — кивнул Ян.

— Десять лет назад меня отправили работать в Санкт-Петербург, а вернулся я на родину уже вдовцом, —

Ян понял, что ему собираются сообщить что-то плохое и столь же полезное, как заученный в деталях образ висельника. — Мы с моим наставником, доктором Коскиненом, умудрились проглядеть у моей жены опухоль мозга. Диагноз он поставил уже по результатам…

— Хватит!

Слушать это он не хотел, не мог, и вообще, разорвал пальцами простыню на кушетке.

— Извини, — тут же спохватился доктор. — Просто самый большой страх врача — это если заболеют близкие, и их не получится вылечить, веришь — нет?.

— Понятно, — поспешил сказать Ян, пока доктор не продолжил рассказ.

Добавку он бы уже не вынес. Что самое странное, Ян даже не сочувствовал. Таких историй тысячи, ну подумаешь, врач, который не смог вылечить собственную жену. Да такое везде бывает, правда?

— Вы ненормальный, — добавил Ян.

— Так что, ты будешь отвечать? — ничуть не обиделся Сорьонен. — Еще налить?

— Да на первое, да на второе, — решился Дворжак.

Теперь он сидел уже на столе, потому что ходить через весь медкабинет за новой порцией паршивой тафьи было неудобно. Образ скорчившегося на подоконнике Сорьонена давно утратил четкость, это был даже не человек, и уж точно, не доктор, от одного вида которого тянуло на убийство.

— Мне теперь уже просто интересно, чем все закончится, — нарочито безразличным тоном сказал Ян. Застарелое горе — это, конечно, замечательно, но и прощать врага он не собирался. Самоуважение не позволяло. — Только это. Я умываю руки, можно радоваться и махать платочками.

— А все уже закончилось, — перебил его доктор. — Все уже закончилось, Ян. Так что ты едешь на материк зачем-нибудь, а я остаюсь все тем же врачом-недотепой, который не смог спасти близкого человека.

Ян поскорее выпил.

Вот к чему все шло. Но что же это, разве Мартин…

— Мартина отправляют по линии Красного креста в столицу, — сообщил Сорьонен. — Вот так. Одно и то же с тем, что ты сейчас подумал. Но ты все равно молодец, хранил секрет. Я тебе изначально хотел сказать именно это. И еще. Ян. Не знаю, тот ли я человек, от которого ты способен принимать советы… Не ходи к Мартину сегодня.

— Сдался ты, — решил Ян.

И точно. Сдался, как есть сдался. Не найдут ли завтра в петле, как когда-то Яску? А если и найдут, Яну не было жалко, нет, было, конечно, по-христиански, но не более того. Сам ведь хотел убить, не раз представлял себе в подробностях, и кто только говорил, что воображения у него нет.

— То есть? — переспросил доктор и уронил пустую бутылку на пол.

— То и есть, — Ян поднялся, зачем-то подобрал стекляшку, взвесил в руке. Тяжелая. — Вот и я тоже сдался. А еще я, верите-нет, всегда вас мечтал придушить.

— Догадываюсь, что вы там с Яской себе надумали, — фыркнул Сорьонен. — Самое смешное, что еще немного, еще чуть-чуть…

Сил не было это слушать. Бутылка в руках стремительно превращалась в дубину. Достаточно тяжелая, чтобы проломить череп. Один удар в затылок.

Уходить, побыстрее, пусть дальше с пробирками разговаривает!

— Надо мной смеялись все светила медицинской науки. Кроме одного азиатского доктора, которого я нашел через медицинскую газету. Вот он — не смеялся, а подтвердил мою гипотезу.

Вот так. Бросить бутылку в корзину. Открыть дверь, не врезаться в косяк.

— Спасибо тебе, Ян. И удачи.

— Еще немного, и что? — кажется, расстояние было уже безопасным.

— И получилось бы.

Еще бы. Дворжак сплюнул.

В коридоре было темно, пусто и тихо. Ян пробежал до лестниц, там привалился к стене и долго пытался отдышаться. Было такое чувство, будто доктор пил не ром, а его собственную кровь. И выпил много. Слишком много, чтобы, как всегда говаривал отец, сесть и подумать.

И почему, интересно, ему нельзя ходить к Мартину?

Ян собирался на материк, как в новую жизнь, так, чтобы без врагов и друзей, как будто родиться заново. Уладил дела, нечего сказать.

Ян добрался уже до лестниц, когда окончательно для себя решил все. Возможно, поговорить с доктором действительно было нужно, это самая настоящая уже точка. Поставь еще одну, и будет уже целое многоточие, а не многие истории так заканчиваются, это он из дополнительных занятий усвоил очень хорошо. Многоточие значит, что рассказ через некоторое время может возобновиться. А вот этого Ян хотел меньше всего.