Это не ответ. Неправильный, и уж точно не тот, на который стоило бы надеяться, успокоившись, но забыв об осторожности.

Мартин раздумывал, что бы такое сотворить в отместку и на прощанье. Какой оставить доктору сувенир от самого невыносимого пациента. И подходящего подобрать не мог — Кари Сорьонену не нужно было ничего из того, что есть у Мартина. Разве что…

А тот рисовал на запотевшем от его дыхания разбитом стекле руны. Рука дрожала так, что письмена превращались в арабские.

— Извини, Кари. Я тебе и так хлопот доставил немало, а еще вредничаю.

Он перехватил неровно порхавшую над кривыми рунами кисть и крепко пожал.

— Спасибо тебе, друг, — добавил Мартин, чувствуя, что говорит совершенно правильные вещи. Доктор же всегда расстраивался по поводу этой несостоявшейся дружбы. И близко к себе не подпускал. Вот ведь парадокс.

— Тебе спасибо, — Сорьонен быстро ответил на рукопожатие, чему-то очень довольно улыбнулся, и Мартин тут же почувствовал себя лучше. Правильнее. — Береги себя, Франс.

— И ты до смерти не зарабатывайся, — в тон ему ответил Мартин.

Доктор съехал с подоконника, обошел его, легко преодолел развалины кровати, увернулся от опрокинутого ведра и выбрался из круга света в темный мансардный коридор. Там все-таки на что-то наскочил, но устоял на ногах, еще раз попрощался и пожелал всяческой удачи.

Мартин некоторое время постоял, разглядывая каракули на стекле, а потом вернулся к сборам.