— Энергичная, — кисло похвалил Мартин. — Прямо как ты.

Доктор показательно подавился своим кофе. Мартин не смог сдержать усмешки. Вот, в кои-то веки у них на острове появились дамы, радоваться надо, а они, судя по всему, оба помышляют об одном и том же — где бы спрятаться.

— Надеюсь, не совсем, как я.

— Кари, ты впечатлен, признай.

— О, еще как! Я, Франс, так, vittupaa, впечатлен, что готов бежать отсюда хоть на галеры! Или на войну, вот где врачи нужны.

Мартин нахмурился, вспоминая, как недавно отправился на войну де ля Роса, но то физрук… Он что, серьезно? Нет, как-то странно доктор себя вел, то ли устал, то ли перенервничал, то ли из себя его вывели. Господи! И правда, длинный был день. В ночь на этот день они пили, а днем раньше повесился Яска. И он еще размышляет, не перенервничал ли тут кто?

— Ну, хорошо, — сказал Мартин. — Поезжай на войну.

— Охотно, не будь некоторых обстоятельств. Дай кружку, Франс.

— Это что? Ром?

— Тафья. Сувенир с 'Гордости Севера', - пояснил Кари и наполнил придвинутую ему кружку. — Не божественный нектар, но для жизни не опасно.

Ром действительно был не лучший, более того, тафью обычно готовили из отходов патоки, для местного, так сказать, употребления. Или для матросов, чьи могучие организмы перерабатывали и такой ром. Мартин поморщился, но выпил все и снова пододвинул кружку доктору. Странно было, что тот вообще пил. Хотя, такой путь релаксации Мартин понимал и уважал.

— Мда, не 'Гавана-клуб', - сказал он. — А может, не надо на войну?

— Это принципиально?

— Не очень… — Мартин в который раз подивился собственной слепоте. Доктор выглядел форменным психом относительно самого себя и немногим нормальнее Яна. Нет, Дворжак временами и вовсе был вменяемым. — Похоже, Джейн тебя и правда потрясла.

— А какая разница? Тебя разве интересуют проблемы других?

Мартин отодвинулся вместе со стулом. Пить расхотелось, поэтому он запихал в рот изрядный кусок хлеба и принялся его старательно пережевывать. В том, что сегодня ему все выскажут, сомнений уже не было. Интересно, с каких это пор он заделался домашним животным, на котором можно срывать раздражение?

— Франс, — нет, доктор заговорил уже мягче. И правда, ждать от Кари истерики — это уж Мартин сам переборщил. — Ты никогда не задумывался, почему совершенно незнакомые люди, едва тебя завидев, бросаются решать твои проблемы?

— Задумывался, — честно признался Мартин. — Уже привык, а сначала пытался возражать. Кто б меня еще послушал.

— Я имею в виду причину.

— Не знаю. У меня на лбу, наверное, написано 'S.O.S!', - Мартин внимательно взглянул на Сорьонена. С тем все было в порядке. И все-таки, крепко же его достали! — А вот ты, например, почему со мной возишься?

— Я врач, — отмахнулся Кари.

— А еще?

— Твой друг, наверное. Самозваный.

— Давай без этого.

— Охотно, охотно. Вот и скажи мне, Франс, чем ты успел так очаровать нашу неутомимую сестру милосердия, что из-за тебя она поставила на уши всю академию?

— По-моему, она на тебя смотрела.

— К сожалению, и на меня тоже.

Мартин замолчал. Да, они все тут дружно сошли с ума на этом острове. И с шумной американкой в скором времени случится то же самое. Вскоре она познает, что такое прятаться от Дворжака, пытаться понять Кари Сорьонена и… Мартин решил не думать, каким образом бурная деятельность Джейн может пересечься с его собственной персоной.

— Наверное, странно в таком возрасте женщине не иметь семьи, — предположил Мартин. — Ты ей просто-напросто понравился.

Доктор жалостливо взвыл и опрокинул стакан тафьи разом.

— Она даже твоего Дворжака укротила, — пожаловался Кари, морщась от рома. — И что значительно хуже, она укротила Стивенсона. Ты пей, Франс, пей. Кто знает, когда еще придется.

— Что?

Сорьонен усмехнулся.

— Прощайся с островом, — весело произнес он. — Приказ Стивенсона, тебя как можно скорее отсылают в столицу на лечение. Рад за тебя. А ты, Франс, рад?

Мартин не то, чтобы дара речи лишился. Просто есть плохие новости, есть хорошие — на них предусмотрена какая-то готовая реакция. А эту новость никак не удавалось уложить в сознании так, чтобы подобрать реакцию.

Его отсылают. На какие, интересно, средства?

Хотя тут-то как раз все понятно — Красный Крест. Джейн, выходит, как-то исхитрилась.

Вот только почему ему сообщает об этом совершенно непохожий на себя Сорьонен. Он ведь даже когда Яска покончил с жизнью, таким расстроенным не был.

И в общем-то, он, Мартин, совершенно не против столицы. Кто знает, может быть, и правда вылечат. С острова давно пора было уезжать, кому теперь нужен преподаватель классической литературы, а место помощника доктора при полном штате медсестер — слишком шикарная для него должность.

Потом в столице можно будет устроиться, например, воспитателем в какую-нибудь богатую семью. Возможно. Вполне возможно.

Мартин понял, что ему перспектива нравится. Значит, это была все же хорошая новость.

— Не так уж плохо, — сказал он и поднял стакан в шутливом подобии тоста.

— Как знать, — Сорьонен вздохнул и не дожидаясь, пока Мартин донесет свою выпивку до рта, быстро заглотил собственную порцию. — Я бы тоже уехал.

— Ты говорил, — заметил Мартин. — Первая хорошая новость за столько лет! Нет, определенно, я хочу… Сейчас в столице неплохо, верно?

— Ну, не считая войны, — покачал головой Кари. — А так неплохо. Снег лежит, наверное. Лавки, булочные, пахнет здорово.

— Что ж ты сам не поедешь?

— Меня пока что еще не уволили. А если самовольно, то только сразу в ряды регулярной армии.

Мартин никак не мог сосредоточиться на разговоре. Кари явно пытался сказать что-то важное, но он не мог слушать — все мысли были уже о столице, и даже война не отпугивала. Даже война, с холодными эшелонами, в вагонах которых перевозили скот, а потом — беженцев. Но ведь до самой столицы сражения не дошли, и, бог даст, не дойдут вовсе. Так Мартин и успокоился окончательно.

А замечать, что у доктора несчастные глаза и сильнее, чем обычно, дрожат руки, не хотелось.

Ян и сам толком не понял, как очутился около полуночи в дверях лазарета. Это у него стало уже почти традицией — приходить вот так, врываться, сеять хаос, а потом позорно улепетывать, потому что каждый раз силы оказывались неравными. Вспомнив, чем кончилось прошлое их с доктором столкновение, Ян скривился. Это был какой-то невероятный абсурд, страннее некуда.

Повторять его никто не собирался.

Сорьонен позвал его сам. Вернее, пообещал зайти, да так и не добрался. Вот это Ян как раз понимал. Джейн и на него странно действовала, что уж говорить о Сорьонене, который вынужден был с ней работать постоянно.

Это походило на сочувствие. Сочувствие к врагу — удел сильного.

Что-то Ян не припоминал, когда это сделался таким сильным.

Темный коридор, из-под двери лазарета просачивается вздрагивающий свет. Ян уже столько раз видел эту картину, что даже развеселился. Но была колоссальная разница — сегодня он пришел не драться.

Делить им теперь нечего, а все эти вспышки бешенства, которые до сих пор не удается сдержать, когда поминают всуе Мартина, — не более чем остаточные явления. Даже лечить не нужно, само пройдет.

Он пришел из любопытства и напоследок. Ян не взошел на борт 'Гордости Севера', но следующей же лодкой собирался отправиться на материк. Чтобы уладить свои дела, хватит и одной ночи. Лучше начать немедленно.

— Доктор, вы здесь?

Свет мигнул, а потом выправился. Ян толкнул дверь и пригласил себя войти.

На столе, теперь до непривычного чистом, стояла керосиновая лампа. Она освещала весь лазарет, оставляя в только пятна бурой темноты в углах.

— Снова на 'вы'?

Доктор сидел на подоконнике, подобрав колени к груди, и вертел в руках бутылку пахучего дрянного рома. Его там оставалась от силы четверть.