У него преимущество в возрасте, но оно далеко еще не значит преимущества в весе и физической силе.

Ян Дворжак сидел с ногами на постели, в позе ленивой, и в то же время эта лень явно была обманчивой. В комнате не было зловония тифа, но зато ощущалось кое-что другое. Возле кровати наглым оскорблением всем правилам академии валялись несколько пустых бутылок — на материке в такие разливали дешевое пойло, то ли самогон, то ли некое подобие крепленого вина. Еще одна бутылка, кое-как заткнутая истерзанной пробкой, лежала рядом с Яном на мятом покрывале.

— Дезинфекцией занимаешься, — заключил Яска. — Еще есть?

Ян посмотрел на него без всякого удивления и ничего не сказал. Яска вдруг понял, что пьяным Дворжак не был.

— Медосмотр, в общем, — пробормотал Виртанен. — Предъявите тушку, мистер Дворжак.

— Яска, лучше уйди.

— Пока не осмотрю, не уйду.

— Да прекрати, я вполне здоров. Иди своей дорогой.

Яска сглотнул. Предложение было заманчивое. Он приподнял тетрадь, в которой отмечал результаты обходов. Представил себе, как возьмет карандаш и напишет, что тифа в комнате 32 не обнаружено. Определенно, неплохая идея, вот только воняет похуже, чем все больные вместе взятые.

— Послушай, — Виртанен сделал шаг вперед. Еще один. Опустил тетрадь. — Давай личные дела работе мешать не будут.

Ян повернулся к нему. Вполне мог ударить, достаточно крепко, чтобы Яске потом пришлось бы извлекать себя из стены.

— Валяй, — согласился он.

— Так, были у тебя в последнее время слабость, недомогание…

— Нет.

— Ладно… Жар?

— Сам видишь.

Жар Яска видел, от Яна запросто можно было поджигать свечи или растапливать камин, но это был, скорее всего, жар несколько иного свойства.

— Комендантский час круглосуточно, — напомнил он зачем-то.

— Ну и что, — Ян хрустко потянулся. — Можно подумать, это как-то мешает.

— Так надо. Болезнь везде.

Чувствовать себя всемогущим доктором хотелось, да не получалось. Думал Яска о том, что нарушил уже их уговор, и что Ян об этом прекрасно знает. И рассказывай — не рассказывай ему про обстоятельства, против которых Яска был бессилен, эффект будет один и тот же.

— А давай, Яска, ты мне один секрет раскроешь, — предложил Ян. — Только не надо мне тут про врачебную этику…

Яска понял — скажет он хоть слово об указанном предмете — вылетит в окно и, возможно, достигнет самого материка. Он кивнул.

— Где, по-твоему, мистер Мартин?

— Не знаю.

— То есть как это «не знаю»?

— Ну, не знаю и все. Я его уже четыре дня не видел.

Бывают ситуации, когда честность — лучшая политика. По крайней мере, в отношении собственной совести. Проигравшим себя Яска не чувствовал, во всяком случае, старался. А так совесть, зубастое, с аппетитом среднестатистического дракона существо, перестала его жевать хотя бы за это.

— Ну, думаю, он жив, — добавил Яска поскорее. — Так и быть, раскрою тебе немного врачебную тайну — он тифом переболел, так что второй раз не заболеет. А вот к тебе, Ян, это не относится, так что постарайся сейчас не рыскать по академии. Подождет.

— Все сказал?

— Да, — дверь за спиной Яски жгла, как полуденное солнце. А Ян сохранял неподвижность и, похоже, утратил к гостю всякий интерес. Вместо этого занялся бутылкой, ухватил зубами наполовину вогнанную в горлышко пробку и принялся его вытаскивать. Пока он это проделывал, у Виртанена появилось нехорошее предчувствие, уже не связанное с его собственной судьбой.

— Кстати, Ян, — сказал он. Дверь упиралась в спину, правая рука лежала на ручке, готовая в любой момент толкнуть и освободить проход для бегства. — Постарайся не впутывать в это дело доктора.

Смешок был сдавленный, видимо, огрызки пробки Ян собирался использовать в качестве закуски. Яска удостоверился — его поняли. Вывалился в коридор, оттолкнулся от стены — колени подрагивали, как на первом вскрытии. Правда, тогда еще тошнило, и ночью боязно было, что из-под кровати вылезет что-нибудь из изученного накануне, но в целом — потрясающе схожие оказались ощущения.

А еще была слабость. Яска напомнил себе, что нужно вымыть на два раза руки с мылом, как доктор и учит, а еще, что вечером, если вдруг найдется минутка — обязательно тому показаться, уже в качестве пациента.

Мартину быстро стало скучно. Время в башне текло, а может быть, и капало потрясающе медленно. Он, в основном, спал, и слышал иногда, как в комнату заходили, плескали водой за ширмой, шуршали бумагами, а потом ощущал быстрые, безличные прикосновения ко лбу, к шее — Сорьонен проверял, нет ли жара.

А когда Мартин не спал, он пытался читать. Вот только библиотека, раскиданная по комнате доктора, была довольно специфичной. Медицинские пособия, в том числе и на русском языке, что Мартина невероятно позабавило. А некоторые найденные в завале книги были скорее музейными экспонатами, нежели учебными пособиями. Мартин поймал себя на мысли, что, изучая Галена, уже машинально представлял себе, как будет рассказывать о нем на лекции. И как будет пересказывать Яну тоже.

Отсутствие Дворжака вроде бы сказывалось благотворно, но вносило в эту размеренную жизнь не то пленника, не то растения определенный дискомфорт. Не было Яна — не было и алкоголя. Просить у Сорьонена Мартин никогда бы не стал, да и доктор появлялся в своем жилище слишком редко. За три дня заточения всего лишь раза два, и то, когда Мартин спал. Без привычного бренди или коньяка было страшно, и как-то неправильно.

К тому же, хотелось поговорить. Хоть с кем-нибудь, но лучше всего подходил, конечно, сам новоявленный дракон. Случай представился как раз в тот момент, когда Мартин меньше всего подобного ожидал. Он только-только устроился в кровати, накрывшись одеялом с головой — так было значительно теплее. Дверь громыхнула, и торопливые шаги прочертили дорожку от нее к столу. Отодвинулся стул, скрипнул от веса опустившегося на него тела.

— Знаешь, что мне не нравится? — поинтересовался доктор и еще раз скрипнул стулом.

— Что?

Из-под одеяла высунулась растрепанная темноволосая голова, отряхнулась и уставилась на Сорьонена грустными, запавшими глазами.

— Ты не ешь, Франс, и даже этого не замечаешь.

Мартин почти открыл рот, чтобы возразить, но спохватился — а возражать-то было нечего. Сорьонен понимающе скривился и кивком головы указал в сторону полки, на которой была кое-какая снедь.

— Три дня назад я оставил тут для тебя сухари, сахар и вареную тыкву. Так оно все и лежит. Гипотезы у меня две. Первая — ты не ешь это, потому что ночью приходят духи и кормят тебя домашней едой. Вторая, на мой взгляд более правдоподобная — ты вообще ничего не ешь, и даже не собираешься.

Мартин опустил взгляд. Объяснений не находилось. Объективно, чувство голода давно его не беспокоило, а единственными потребностями оставались лекарства и алкоголь.

— Наверное, забываю, — сказал он в конце концов. — Кстати, Кари, а долго ты меня будешь тут держать?

Доктор усмехнулся.

— Считай, ты в лазарете. Отдыхай, расслабляйся. Если хочешь, я принесу тебе какие-нибудь книги.

Мартин почувствовал, что где-то уже видел подобное. Вроде бы совсем другое поведение, и люди разные… И все же чем-то Кари Сорьонен походил на Яна, такого, каким он стал в последнее время. Обнаружить такое сходство было забавно, если конечно, считаешь себя достаточно скверным человеком, чтобы смеяться над чувствами других.

С другой стороны, какой смысл давать себе такую оценку, если давным-давно смирился с другой, значительно более точной. Слабый человек, не по собственному выбору, но по жестокому решению самой природы. И все-таки, Мартин всегда верил, что даже самое жалкое создание вселенной может жить само, не полагаясь на помощь сильных. Только для этого нужно не пытаться следовать правилам сильных и никогда не забывать об осторожности.