Не в бровь, а в глаз. Он уже и сам думал, много раз, и почему-то казалось — месяц, самое большее. Значит, ошибся.

— Три месяца как минимум я не имею права допускать тебя до пациентов и вообще до работы в лазарете, — сжалившись, а может быть, наоборот решив добить, сообщил доктор. — Понимаешь, что это значит?

— Но мне же осталось учиться всего два…

— Вот именно, даже если занятия продлят до июня, из-за этой эпидемии, все равно ты не успеешь. Так что боюсь, с работой у меня тебе придется завязать.

Яска вдруг обнаружил, что доктор давно говорит по-фински. Может быть, успокоить его пытается. Еще бы руны спел, про Лемминкяйнена там или вековечного песнопевца Вяйнамейнена.

— Так я и думал, — поспешил сказать он. — А диплом как же?

— Так пиши, он у тебя ведь не по медицине, — напомнил Сорьонен. — От руководства я не отказываюсь.

Он помолчал, изучая отсутствующую Яскину реакцию. Возможно, делал какие-то выводы, а может быть, просто подбирал слова. Сам Виртанен просто ждал, что еще скажет доктор, и убеждал себя — сегодня обязательно отправится к де ля Росе и Дворжаку.

— Но у меня для тебя есть предложение, — снова заговорил доктор. Уже не по-фински, что Яску даже немного успокоило. — Когда ты доучишься, я могу отправить тебя к одному моему хорошему знакомому, у него своя практика в Тампере. Он согласится взять тебя сразу помощником врача.

Яска закрыл глаза. Потом открыл. Потом представил себе Тампере, бывал там разок, на Юханнус, с братом и дедом. Запомнились тогда почему-то узенькие улочки, тысячи лавок, сапожных мастерских, а потом дядюшкина сауна, и то, как забавно было бегать голышом в белую ночь до озера, вместе с еще десятком подобных, раскрасневшихся, одуревших от жара. Видимо, он настолько замечтался, что Сорьонен успел сделать вывод.

— Тампере — хороший город, — сказал он по-фински.

— У меня там родня, — согласился Яска.

— Вот и хорошо, значит, будет даже проще. Ну как, мне написать доктору Коскинену?

— Вы ведь уже написали.

— Но еще не отправил.

— Отправляйте.

Сорьонен тихонько рассмеялся.

— Я тебе даже немного завидую, — сказал он. — В сауну бы, да?

— В сауну, — подтвердил Яска.

— Ладно, Яри, не буду я тебе надоедать, — доктор внезапно засобирался. Яска был даже рад, потому что в присутствии доктора связно мыслить все-таки не получалось. Он уже представлял себя помощником загадочного доктора Коскинена, а потом еще на берегу Пюхяярви, занятым рыбалкой.

— Мы договорились? — уточнил Сорьонен с порога. — Тимо Коскинен — отличный специалист, ты многому у него научишься.

Минут пять после того, как стихли шаги в коридоре, Яска в это верил. Потом сполз с кровати и открыл окно, повис на подоконнике, рассматривая в спокойное море. Ночь была такой прозрачной, что вдалеке виднелась темная туша материка, а если очень приглядываться, даже огоньки прибрежной деревни.

— Почему бы и нет, — сказал он сам себе.

И к Дворжаку все-таки не пошел.

Мартина разбудили доносившиеся с улицы крики, грохот и скрежет. Он полежал немного, решая, стоит ли переполох того, чтобы вылезать из теплой постели.

— Нет, не так! Кто так делает? Вот так нужно! — этот голос узнать было легко, и так же легко услышать даже с четвертого этажа башни. Де ля Роса, гроза отлынивающих от физического воспитания первокурсников, может и охрипший, но всегда в голосе.

Мартин вздохнул. Что они там, клад копали среди ночи? Или не ночи? Оказывается, уже рассвело, и все предметы в комнате просматривались довольно четко.

— Но сеньоре де ля Роса…

— Никаких но! А ну, бегом!

Не может такого быть, просто не может. Послушать, так выходило, что внизу возобновились занятия, по крайней мере, физическое воспитание точно. Де ля Роса с отрядом студентов, тех, кто тифом не болел, а значит, имел право безнаказанно бегать, нарезали круги вокруг учебного корпуса и прилегавшей к нему башни, совершенно не заботясь о том, что некоторые заключенные все еще спят.

Мартин выпростал из-под одеяла руку и нашарил на стуле лежавшие поверх одежды часы. Половина седьмого. Действительно, довольно рано, даже для физкультуры, и уж конечно, рано для де ля Росы, которого редко видели до полудня.

— Пошевеливайся! Хорош спать!

В принципе, спать особенно не хотелось, так что Мартин решил тоже послушаться приказа грозного физрука и встать. Перед тем, как отправиться за ширму, Мартин все-таки подошел к окну. Для этого понадобилось перегнуться через стол и уцепиться за подоконник.

Стало видно сероватое, впрочем, сухое утро. Море казалось почти спокойным, а вот внизу, на широком, вымощенном брусчаткой дворе напротив была настоящая буря. Человек тридцать студентов, с разных курсов, одетых кто во что, под руководством де ля Росы занимались уборкой. Разбросанные, как после кораблекрушения, доски собирали и уносили куда-то за пределы видимости, скорее всего, к конюшням. То, что осталось от клумб тоже деликатно утрамбовывали, а лужи, где они грозили превратиться в пруды с лягушками, разметали большими, связанными из свежих веток метлами.

И все-таки, с самого рассвета этим можно было и не заниматься. Если только…

Мартин подавил импульс открыть окно, высунуться подальше и громко поинтересоваться, что стряслось. Впрочем, стрястись могло только одно — отменили комендантский час, а чтобы здоровые студенты не шатались без дела, де ля Росе с самого утра поручили занять их чем-нибудь полезным. Разбор завалов, которые напоминал главный двор академии, вполне подходил.

Мартин убрался с подоконника и окончательно принял решение — вставать. Все равно под такой гам он не уснет. В колбе еще оставался кофе, можно было просто разогреть. Мартин как раз занялся этим, когда услышал, что в двери проворачивается ключ. Вот, еще одно странное явление — по утрам доктор обычно не приходил.

Мартин, еще не до конца проснувшийся, и совсем даже не одевшийся, уставился на ворвавшийся в комнату сгусток энергии. От доктора сильно пахло карболкой, а еще сильнее — морем и свежим воздухом.

— С добрым утром, — пробормотал Мартин, в это время занятый решением важного вопроса — что ему сделать сначала, все-таки поставить на огонь кофе или одеться.

Впрочем, Сорьонен вряд ли обратил внимание на его не слишком приличный вид, зато кофе почуял моментально.

— Слышишь? — спросил доктор и потянулся к колбе сам, выхватил ее из рук оторопевшего Мартина, выплеснул содержимое под умывальник и принялся сооружать напиток заново.

— Слышу, — подтвердил Мартин, почувствовав себя немного неуместным, уселся на кровать. — Твоя идея?

— Лесть, — меланхолично констатировал Сорьонен. — К тому же, я бы дал тебе поспать еще полчасика.

— Карантин сняли?

— Не знаю, — доктор привычно звенел старым скальпелем по стенкам колбы.

Мартину эта ситуация напоминала одно такое же утро, в этой же комнате, но господи, сколько же было тогда недоумения и неловкости, и все отчего… Только потому, что он позволил себе пойти на контакт, который считал необходимым. Зачем? Теперь, вот теперь все гораздо проще и правильнее, они с Сорьоненом ничем друг другу не обязаны, а то, что Мартин временно выселил доктора из его апартаментов — не более чем вынужденная мера. Последняя из вынужденных мер, и только пока окончательно не исчезнет из его жизни Ян Дворжак.

— Подожди, совсем не одевайся, — порой Мартину начинало казаться, что Сорьонен умел читать мысли. Это, конечно, было совершенно ненаучно, и сам Кари первым бы оспорил наличие у себя сверхъестественных способностей. Как он умудрялся всегда так подгадывать, Мартин в толк взять не мог.

Медосмотр. Только без глупостей. До чего удобен человек, которому ты на самом деле ничего не должен. Пожалуй, правильнее будет думать именно так, потому что никакой платы Сорьонен с него не брал, даже той, которую Мартин как-то по ошибке предложил. И если подумать, Кари вполне мог бы принять, ведь понравилось же…