С противоположной стороны в точно такой же вход, охраняемый другой парой воинов нашего отряда, туда-сюда бегали их личные адъютанты со срочными распоряжениями, только что прибывшими бумагами, но чаще с напитками, закуской и всем тем, что ещё могло потребоваться отдыхающим в ней офицерам.

Изнутри обширной палатки, видимо поделённой на отдельные зоны, постоянно доносился перезвон бокалов, громкие разговоры, женский смех и азартные выкрики находящихся там мужчин. И днём и ночью её заливал яркий свет факелов, от которого по ночам на её стенах плясали причудливые тени.

Ткань палатки сама по себе была невероятно плотная, способная легко сдержать порывы ветра и даже сильный ливень, но при этом она обладала прекрасной звукопроницаемостью. Каждое произносимое в ней слово, да даже громкий вздох, могли слышать не только мы. Но, кого это волновало? Особенно после двух, трёх бокалов вина. Похвальба об удачно проведённой вчера ночи, это самое невинное, что звучало из уст подвыпивших офицеров.

А чаще, обсуждение достоинств и недостатков известных в определённых кругах красавиц. Пьяные жалобы на то, что кого-то опять недооценивают, обходят в раздаче званий и привилегий или, что звучало ещё чаще, осторожное перемывание косточек вышестоящему начальству и более смелое — предполагаемым конкурентам.

И вот тут-то я внимательно навострял уши. Сколько имён я запомнил, вычленив из этих пьяных разговоров, не сосчитать. Сколько моих предположений и подозрений обрело ясность. Теперь я был почти на сто процентов уверен, что за спинами главнокомандующего армией Вонга, как и за его собственной, стоит некто третий.

Кто это? За весь т от месяц, что я простоял на посту у входа в эту палатку, пока мне выяснить не удалось. Его имени ни разу не упоминалось. Но то, что он не только существует, но и в курсе всех действий и армии Вонга, и сопротивленцев (не говоря уже о правительственных войсках) у меня теперь не вызывало сомнений.

Дождавшись того, что в нашей отрядной палатке все засыпали, я записывал запомнившиеся имена офицеров из верхушки армии Вонга, выделяя особо жестоких и принципиальных и, при первой же возможности, передавал их ребятам. А сам думал, думал и ещё раз думал, пока сон не брал верх над моими мыслями.

Разговаривать на посту нам тоже не полагалось. Поэтому стоя и внешне равнодушно посматривая по сторонам, я тоже думал. Вспоминал. По новой анализировал слова, события и поступки всё это время меня окружавших или мелькавших мимо меня людей. И если раньше, у меня возникали лишь тени сомнений. То при проведённом тщательном мысленном анализе, они переросли в подозрения, а местами и уверенность в том, что большинство из них вовсе не были беспочвенными.

А армия Вонга, наконец-то покончив с окружающими столицу городами, принялась за её пригороды. Со дня на день, мы ждали переноса ставки главнокомандующего на новое место. И то, что оно будет с видом на столицу, был само собой разумеющийся факт. Но вот что странно. За все дни своего дежурства, я так ни разу не увидел самого Вонга. Да что там, я даже не нашёл (хотя этого и следовало ожидать, ведь наши передвижения по территории ставки были весьма ограничены) его палатки.

За время своего неподвижного стояния, я тщательнейшим образом продумал свой план действий. Да, он был безумный. Да авантюрный. Причём настолько, что его выполнение в самом прямом смысле зависело от череды невероятных случайностей. И эти случайности были настолько непредсказуемы, что произойди они не в том порядке. Или не произойди вовсе хотя бы одна из них, и цепь событий пойдёт совсем по другому сценарию. Который, скорее всего, приведёт к диаметрально противоположному результату.

Вся его прелесть была в том, что рассчитан он был только на меня и на моё в нём участие. Значит, даже в случае моей неудачи, никто и знать не будет, что он провалился. А следовательно, и не пострадает. Но я почему-то абсолютно был уверен, что у меня всё получится.

И если план, который мы составили с Ченом, фактически уже был выполнен. А нового ни он, ни я пока не предлагали, решив некоторое время (кстати, это именно Чен предложил временно залечь на дно) просто плыть по течению. То, повинуясь некоему интуитивному импульсу, о своём авантюрном решении я никому не сказал.

Да и что было говорить. Ну, скажу я другу, что подозреваю его в чём-то. Он либо обидится. Либо вначале поднимет меня на смех, а потом всё равно обидится. А потом ещё и раскритикует всю мою продуманную авантюру в пух и прах, не оставив от неё камня на камне.

Поэтому, стоя на своём посту и изображая на лице вселенскую скуку, я мысленно прорабатывал все возможные сценарии моей авантюры, стараясь свести к минимуму любой риск. И вдруг, я уловил обрывок разговора, точнее несколько громких слов, брошенных одним из пары проходящих мимо моего поста подвыпивших офицеров.

— Удачи мне не может сразу дать. Везенье — дело случая, а случай надо ждать…

Когда-то, когда я был ещё учеником у Мастера Шу, он говорил подобную фразу. Только звучала она несколько иначе:

— Удача, дело случая. Его не надо ждать. А просто вовремя делать то, что нужно и она сама к тебе придёт.

Эти слова послужили неким катализатором, восстановившим цепочку моих воспоминаний. Я наконец-то вспомнил свой сон о моей спасительнице и все слова, что она мне говорила. И если то, что она напророчила — сбудется. То я разом покончу и с Вонгом, и с его кукловодом, и с этой войной тоже.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

Стоит только подумать, что сны об Анг Ли больше никогда мне не приснятся, и мне становится плохо. Причём так плохо, что возвратясь домой с работы, я в буквальном смысле безвольно сажусь в кресло и ничего не могу, да и не хочу делать. Будь моя воля, я бы и на работу не ходила. Но такого, к сожалению, а скорее к счастью — я позволить себе точно не могу. Счета сами себя не оплатят.

Но! Хандра, хандрой, а не за горами рождественские праздники. И если подругам и сослуживцам на работе можно купить какие-нибудь приятные мелочи даже в последний момент. Ну, не совсем в последний, а то на прилавках останется только всякая ерунда. То озаботиться подарком для мамы нужно в ближайшие дни. А лучше завтра. Тем более что именно завтра у меня последний предпраздничный выходной.

Так, что с величайшим усилием соскребя себя утром с постели и с трудом впихнув в желудок чашечку кофе и сэндвич, я заставила себя одеться и всё-таки двинула по магазинам. Да!? Если я решила, что я одна такая необязательная и без проблем смогу купить подарки в последний предрождественский выходной просто потому, что все давно это уже сделали, то я глубоко ошиблась.

Буквально в каждом магазине, в который я заглядывала, в каждом отделе было настоящее столпотворение. Люди сметали с прилавков буквально всё подряд: мелкую бытовую технику, всевозможные новейшие гаджеты, парфюмерию, книги (и кто только их теперь читает в век всеобщей компьютеризации и вездесущего интернета) ювелирные украшения, дорогущие игрушки и многое другое.

Я давно уже решила, что я на этот раз подарю своей мамочке. Поэтому, быстро накупив для сотрудников всевозможных рождественских сувениров и прочих симпатичных мелочей, я покинула шумные центральные магазины и с облегчением углубилась в знакомый проулок.

Этот небольшой магазинчик я открыла для себя только этим летом. Причём, почти сразу после его первого же дня работы. Не могу сказать, что меня в нём привлекло с первого взгляда. Может быть ненавязчиво-строгая лаконичная вывеска. Может быть, спокойная песочно-коричневая отделка интерьера.

Но вот выставленные в нём товары, привлекли меня однозначно. Это были фигурки из дерева. Не из мрачного чёрного или благородного красного. Нет! Липа и берёза. Только эта тёплая и даже какая-то уютная древесина властвовала везде и всюду на его витринах и на полках.

Забавные старички, домовитые бабульки, задиристые сорванцы и даже изящная балерина со своими застывшими в балетных пачках подругами. Всё было вырезано именно из этих пород дерева. Я уже не говорю про всевозможные резные ложки, черпаки, какую-то кухонную утварь и различные штучки, сплетённые (или связанные, я не знаю, как правильно) из липовой коры. А ещё была береста…