— Ступай к себе. Отвар Забвения я принесу тебе в комнату. Прокуда!

Черный комочек запрыгал вокруг, норовя заглянуть в глаза. Не обращая на него внимания, я взбежала по лестнице и ворвалась в свою комнату.

На полу, на столе, на полках, даже на чемодане, стоящем у окна, лежал слой пыли. Ох, сколько же меня не было? Что говорить маме? Она, наверное, с ума сошла!

Скорее воткнуть телефон на зарядку и набрать заветный номер.

— Мам, привет. Ты…

— Уже вернулась? — голос был спокойный, только немного обрадованный. Так она встречала меня из летнего лагеря или из туристической поездки с классом. — Тоня, очень прошу, предупреждай меня заранее о своей практике. А то позвонил твой куратор, сообщил, что у тебя времени нет родную мать набрать.

— Прости, — а что еще можно было ответить? — Я только что вернулась, даже не присела. Сейчас умоюсь, поем — и спать.

Маме оказалось этого достаточно. Я же, отложив телефон, уставилась на Прокуду:

— Значит, подстраховались?

Впрочем, так даже лучше. Только разборок с родителями не хватало.

Оставалось ждать заведующую со снадобьем. Поскорее бы!

Я свернулась калачиком на кровати. Забыть. Забыть обо всем как можно быстрее. Ничего не помнить и не узнавать о Кромке, о спецкурсе, а в идеале — и об Академии.

Но перед глазами стояло лицо князя. Сильный, отчаянный, он так любил жизнь! А умер из-за меня! Ну зачем полез под ту стрелу?

На глаза навернулись слезы. Даже неугомонный Прокуда притих: уселся на столе и только вздыхал едва слышно. Видеть его было нестерпимо, как и все, относящееся к Кромке:

— Сгинь, нечисть!

Невероятно, но он… послушался!

А я даже не удивилась.

Вернее, мне было наплевать на его чувства. Кромешники влезли в мою жизнь грязными лапами, подставили под удар, показали смерть — страшную, внезапную. Одну героическую, а вот вторую… Каково это — быть судьей? Определять, кому жить, а кому умереть? Что ни говори, а казнь — это тоже убийство.

Четыре человека погибло. Зареслав, Лукоша, двойники… Последние-то в чем виноваты?

В дверь постучали.

Я приподнялась на локте в надежде, что принесли зелье. Но руки Павла Семеновича были пусты.

— Как ты?

— Отвар? — спросила о том, что интересовало меня больше всего.

— Готовится, — куратор придвинул к кровати стул, — понимаю, тебе тяжело, но…

— Кто дал вам право лезть в мою жизнь?

Павел Семенович промолчал. А меня понесло:

— И не только в мою! Какого чувствовать себя всесильным? Тем, кто может распоряжаться чужой судьбой, решать, кого казнить, а кого помиловать? Это вас ваши боги научили ни с кем не считаться? Те, что приговаривают к смерти двоих за грехи одного?

Что я творю? Ору в голос и не могу остановиться. Рада бы, да слова льются нескончаемым потоком, претензии следуют одна за другой. Да, справедливые, но… не в таком же тоне!

От хлесткой пощечины дернулась голова. Эхо радостно подхватило резкий звук, и выглядывающий из угла Прокуда испарился в ужасе.

Щека горела, но в голове прояснилось.

— Кромка жестока, но честна. Напакостил — получи.

— А если нет? Зареслав…

— Люди смертны независимо от грехов. И тут, и там. Князь делал, что считал нужным. Он знал, что может умереть, но раз не отступил, значит, полагал, что так будет лучше. Учись, Тоня, думать. Это во всех мирах пригодиться…

Павел Семенович поднялся и направился к выходу.

А я с головой нырнула под одеяло. Да, душно, да жарко… Зато можно спокойно поплакать.

Я глотала слезы, жалея себя, и не услышала шагов. Опомнилась, когда одеяло было сорвано.

Рядом с кроватью стояла Майя:

— Себя жалеешь? — она уперла руки в бока. — Дело нужное, но непродуктивное. Вспомни лучше о Тулимском княжестве. Наследников у Зареслава нет, братьев — сестер тоже… Думаешь, что теперь будет?

— Не знаю, — я попыталась спрятаться под подушку, но ее тоже отняли.

— Историю в школе не учила? Земли там лакомые… В общем, если не найдут, кого на престол посадить, быть войне.

— А мне-то что за дело?

— Как… — Майя замерла, открыв рот. Потом усмехнулась: — А и правда — никакого. Выпьешь отвар, и как не было ничего. А нам разгребай…

— Отстань от Тони! — Всегда тихая Даша фурией влетела в комнату. — Думаешь, ей легко? Похитили, к Лиху потащили, а потом на Божий Суд. Забыла, что нам с первого дня вдалбливают? Туда, где Лихо или Кумоха — не соваться. Ни одним, ни в компании!

— Кумоха? А это еще кто такая?

— Ох, не надо тебе этого знать. Майка, приготовь отвар, что ли, какой успокаивающий, нам тут нервного срыва не хватало!

Пожав плечами, Майя направилась к двери. Я проследила за ней взглядом.

На пороге стоял Кирилл. Он протянул Майе пучок трав:

— Заведующая передала.

И ушел, даже не удостоив меня взглядом.

Вот же… пижон! Ну и что, что лучший на курсе? Можно же быть повежливее.

Вскоре я пила горячий, пахнущий солнцем и цветами отвар.

— Там еще мед. И вкуснее, и успокаивает.

Майя все еще злилась. Стояла у стены, сложив на груди руки, но не выговаривала. За этим следила Даша. Она словно забыла про обычную робость:

— Ты на Майку не сердись. Война — это всегда страшно. А нам работы прибавится. В больнице людей не хватает, так что студентов тоже привлекут.

— Обязательно, — подтвердил Артем. Он протянул букет ромашек и васильков, красиво перевязанных льняной лентой и джутом. — Прости, не знаю, какие цветы тебе нравятся… С возвращением! Ваза есть?

— Банка, — кивнула я на стол.

— Нет, так дело не пойдет. Цветы — и в банку. Прокуда, принеси вазочку с подоконника.

Мохнатый шарик материализовался на полке. Рядом с ним поблескивала черными боками похожая на стакан вазочка. Как раз под букет.

Я с ненавистью смотрела на цветы. Нашел чем утешать! Скорее бы принесли отвар

— забыть их всех, как кошмарный сон!

Но пришлось ждать:

— Его сложно готовить: кипятят, остужают, снова кипятят… там же разные травы, к каждой свой подход, — пожала плечами Майя на мой вопрос. — Ничего, потерпи, недолго осталось.

Ребята старались окружить меня вниманием, но их тревога за княжество оказалась заразной, и выплеснулась новым приступом раздражения:

— Теперь еще я и в войне виновата буду!

— С чего это?

Они уставились на меня, как будто видели впервые.

— Ну так, сами сказали: князь из-за меня умер, значит, и междоусобица…

— Что за бред? Ты сделала все, что могла.

— Скорее, что сумела, — омут самокопания затягивал глубже и глубже. Хотелось, чтобы или добили, или убедили, что не права. — Не хватило моей удачи…

— Так, она же не бездонная. Да и против Макоши не попрешь: если кудель закончилась, то и прясть она не станет.

— И ничего нельзя сделать?

— Нет. Это судьба.

Не верю! Не хочу!

Боги Кромки казались жестокими и злыми, похожими напоминающими Лихо Одноглазое. Они вертели людьми, как хотели, не считаясь с их чувствами и желаниями.

Оставаться на Кромке, даже помнить о ней я не хотела и уже мечтала о том моменте, когда пригублю отвар забвения. Мой мир куда уютнее!

Ребята не оставляли меня ни на минуту — в комнате постоянно кто-то находился. Вскоре это стало надоедать — я что, больная, или сумасшедшая?

— У вас других дел нет? — поинтересовалась прямо.

Они тоже нашлись. В комнате остался только Прокуда, да и тот забился в дальний угол и не шевелился. Теперь он полностью походил на меховую игрушку, и только блестящие глаза напоминали, что это живое существо.

А я… боялась. Неизвестности. Прошлого… Ждала отвара, и в то же время понимала: Кромка будет существовать независимо от воспоминаний, а значит… Значит, и Лихо, и злыдни, и множество других существо смогут попасть в мой мир, станут ходить рядом, пакостить или помогать… А, может, и отомстить захотят.