Вслед ему полетела подушка, ударилась о захлопнувшуюся дверь и беспомощно свалилась на пол. А я так же беспомощно уставилась на кружевную вещичку, удобно примостившуюся на люстре.

Интересно было бы знать, как ее оттуда доставать буду? Стол притащить, что ли, или лестницу-стремянку?

— Паш, — позвала я.

Мне в ответ в ванной зашумела вода.

— Паш! — повысила голос. — Ты мне нужен!

— А ты мне, — донеслось сквозь плеск воды.

— Я серьезно.

— А с чего ты взяла, что я шучу?

— Ты скоро?

— Помоги мне помыться, быстрее выйду.

— Бегу и тапочки теряю.

Сначала никакого ответа не последовало, потом распахнулась дверь, и пару секунд спустя простынь, в которую я заворачивалась и одежда, только что найденная мной, были небрежно отброшены в сторону.

Не успела возмутиться, как мы уже вдвоем стояли под теплыми струями душа. Я тут же была прижата к стене, и губы мои опалил нетерпеливый и жаркий поцелуй.

Голова закружилась, и я потянулась Пашке навстречу, пылко отвечая на ласку. Не заметила, когда отошло на второй план все, что нас окружало. Страсть вспыхнула огнем, руки взметнулись, обхватывая любимого мужчину за шею.

Желание снова вернулось и требовало немедленного продолжения. Тихий гортанный стон смешался с шумом льющейся воды.

Медленный скользящий выпад мужчины соединяет нас. И мое тело неосознанно двигается навстречу ему, подстраивается под его ритм, стараясь дать как можно больше удовольствия тому, кто уже дарил мне его так щедро.

Одно дыхание на двоих. Один танец на двоих. На двоих — одна любовь.

Наслаждение, одновременно острое и мягкое, сотрясает мое тело и передается мужчине, крепко сжимающему меня в объятиях.

Я тоже обнимаю его. Цепляюсь изо всех сил за его плечи, шею, пытаясь удержать и удержаться сама. Не получается. Ноги подгибаются, но сползти вниз мне не позволяют крепкие руки Павла.

Муж завернул меня в большой махровый халат и вынул из ванной. Пока я пыталась привести свои мысли в порядок, он обернул вокруг своих бедер полотенце, снова подхватил меня на руки и отнес в кровать.

— Ну так что, мне собирать свои вещи? — голосом, еще немного хрипловатым после пережитого, спросил Павел.

— Вещи? — эхом прозвучал мой вопрос.

— Или поедем за твоими?

— Моими? — голова совершенно пуста, и мыслительный процесс в ней явно заторможен.

Пашка вздохнул и присел на кровать возле меня.

— Виктория, — такое официальное обращение не к добру, — у тебя как с памятью?

— Никогда не жаловалась, — осторожно отвечаю, не понимая, к чему он клонит.

— Тогда вспомни, пожалуйста, что ты сказала мне в этой постели несколько минут назад.

Вот чувствовала же, неспроста он добивается того, чтобы я сказала, что признаю его своей парой. Так и знала, что мне это аукнется.

— Я люблю тебя, — тихо сказала, стараясь не встречаться с ним взглядом, и полностью признала свое поражение, — и согласна быть твоей парой.

— Этими словами ты вручила себя мне, — последовал твердый ответ, — теперь не важно, где мы будем жить: у твоего отца, здесь или на Арринолиссе, но жить мы будем вместе.

Этого не изменить. Ты моя.

— Твоя, — уже шепотом согласилась, а что еще оставалось делать? Рид прав — я уже полностью признала его супругом, против этого не поспоришь и от своих слов не откажешься. Правда, отказываться я не собиралась, но и не думала, что моя привычная жизнь изменится прямо сегодня.

— Попробуй повторить, что ты сейчас сказала, а то с голосом у тебя что-то не то.

— Да твоя, твоя! — засмеялась я и спрятала свое лицо у мужа на груди. Он сразу крепко обнял меня за плечи. — Поехали ко мне, заберу хоть самое необходимое.

— Ну, то-то же, — самодовольно усмехнулся Пашка, — одевайся.

Я повторила жест совсем недавно продемонстрированный Пашкой — показала пальцем на потолок, где на люстре все еще покоилась моя одежка. Муж не стал долго думать, просто подпрыгнул и подал мне недостающий предмет туалета.

— Одевайся, я пока проверю, чтобы мы с отцом не столкнулись где-нибудь.

— Паш, я не знаю, уместно ли спрашивать, или нет, но как ваша поездка? Женщину удалось спасти?

Муж удивленно взглянул на меня:

— Тебе, правда, интересно? Ты же не знакома ни с Догером, ни с Наей.

— Не знакома? — переспросила я. Значит, Верховный не сказал Пашке ничего о том, как я его терроризировала. Вот и ладненько! Меньше будет знать, крепче будет спать. А то прямо сейчас начнет отчитывать за то, что полезла с разговорами к бешеному волку. — Ну да, не знакома, и что? Могу я поинтересоваться делами супруга?

— Можешь, конечно, — Павел звонко чмокнул меня в нос. — У нас все получилось. А задержались, потому что не рискнули перемещаться порталом с женщиной накануне родов. Ная была беременна.

Я как раз начала одеваться, но уловила быстрый взгляд голубых глаз, направленный на мой живот.

Час от часу не легче! Уж не показались ли мне в этом взгляде сожаление и грусть?

Пашка разведал, чист ли путь, и несколько минут спустя мы уже ехали в дом, который я до сегодняшнего дня считала своим.

Мне было немного не по себе. Я никогда никуда надолго не отлучалась. Разве что иногда ночевала у Лельки, когда готовились вместе к занятиям. Время от времени и она ночь-другую проводила у нас. Теперь мне придется покинуть родные пенаты надолго, а точнее — навсегда.

Это, конечно, непривычно, но не смертельно. Я сейчас больше волновалась об отце. Как он будет жить один?

Насколько я знаю, сейчас у него никого нет. Не может мужчина, у которого есть женщина, все свободное время проводить дома.

Да, в некотором смысле он немного старомоден, даже мобильный телефон никак не соглашается приобрести, но он добрый и великодушный, чем не раз пользовалась его бывшая пассия. За что я ее ненавидела и всячески вредила, каюсь. Но с ней он расстался уже три года назад, и с тех пор никаких женщин рядом с ним я не замечала.

Кстати, надо же еще и Лельке позвонить, как обещала.

— Паш, я позвоню, ладно?

— Звони, конечно. А с чего это ты надумала у меня спрашивать разрешения?

— Ну… — усмехнулась я про себя, — сам же говорил: «Ты моя!» и все такое. Вдруг теперь еще скажешь, что шаг влево — шаг вправо приравнивается…

— Бурная у тебя фантазия, — пробормотал муж, — но у меня действительно нередко возникает желание запереть тебя, чтобы никуда не вляпалась.

Не обратив внимания на мое возмущение, продолжил:

— Вот как тебя угораздило связаться с придурком Рамадовским?

— Ничего меня не “угораздивало", — обиделась я, — не виноватая я, он сам пришел.

— Убить бы его надо, — досадливо проворчал мой собеседник, — совсем распоясался, щенок.

— Ты пошутил сейчас? — от испуга голос сделался сиплым и прерывистым.

— Ничуть, — зло ответил супруг, — он посмел прикоснуться к моей женщине.

— Паш… — у меня похолодело в груди, и разговор с Анастасией всплыл у меня в памяти. Ну тот, в котором она предупреждала, что Пашка горло перегрызет тому, кто посмеет мне вред причинить. — Паш, за то, что кто-то к кому-то прикоснулся, нельзя людей жизни лишать.

— Я не убью его только по одной причине, потому что знаю — это расстроит тебя. Большего не обещаю.

Я облегченно выдохнула. И не заметила, что задержала дыхание, ожидая ответа.

— Ладно, — я даже не подумала требовать большего, вытащила из сумки телефон и набрала номер подружки.

Мы немного поговорили, и я снова расстроилась. Какой же все-таки Мишка гад! Ну как он мог так жестоко поступить с Гуториной? Она же просто светилась вся, когда ее парень появлялся в поле видимости, а он?

Да как он посмел на глазах у всех ее однокурсников и еще Бог знает сколько людей так нагло целоваться с другой. И с кем? С мымрой без стыда и совести!?

Признаюсь, что кровожадные мысли появились и в моей голове. Я сейчас с удовольствием пнула бы наглеца разок-другой, а потом еще пару раз. В голове не укладывается, за что?