Дверь тихонько приоткрылась и тетя Валя осторожно заглянула в комнату. Увидев, что мы с Лелькой беседуем, облегченно вздохнула и также тихо исчезла.

— Когда мы переехали в этот дом, — уже спокойным голосом продолжила Ольга, — я в первый же день встретила ее в магазинчике через дорогу. Она там сейчас старшим продавцом работает. Я тебе как-то забыла об этом рассказать. То одно, то другое отвлекало. Мы долго тогда разговаривали с ней, обменялись номерами телефонов. Она замужем, ждут с супругом своего первенца. Я тоже похвалилась, что у меня парень есть. Она видела нас потом несколько раз, когда Мишка подвозил меня домой. Окна магазина, видишь ли, выходят прямо на наш дом.

Гуторина судорожно сглотнула и я поняла, что рассказ приближается к самому главному. Подгонять и спрашивать что-либо не стала, просто молча ожидала продолжения.

— Маришка позвонила мне вчера утром.

Ольга замолчала. Когда пауза затянулась, я рискнула нарушить тишину:

— Оль, если тебе тяжело говорить, то не нужно. Все равно, в итоге все будет хорошо. Мы обязательно и это переживем.

По щеке Лельки скатилась слезинка:

— Нет, я хочу, чтобы ты все знала. Если я вдруг с дурного ума надумаю мириться с этим… короче, ты напомнишь мне этот разговор.

— Хорошо.

— Недалеко от универа есть детский магазинчик, помнишь?

— Помню, “Топ-топ” называется.

— Позавчера вечером муж возил Марину туда выбирать коляску для наследника. Когда коляску выбрали, супруг задержался в магазине, чтобы оплатить и упаковать покупку, а она вышла на улицу. Тут она их и увидела.

— Кого — их?

— Мишку с Виолеттой. Они ругались на всю улицу. Одноклассница раньше не видела моего… бывшего в лицо, но мотоцикл хорошо запомнила. Сначала, она думала, что ошиблась, мало ли у кого красная Хонда еще есть, пока не услышала, что разговор на повышенных тонах идет обо мне.

Вкратце, как рассказала мне подруга, произошло вот что: из взаимных обвинений Виолетты и бывшего парня Оли Марина поняла, что Мишка что-то требовал у блондинистой девицы, а она отказывалась, из-за чего и возник скандал. Мишка обвинил ее во лжи, а та только зло посмеялась и заявила, что никогда не говорила, что будет с ним встречаться.

Мол, сделала это назло зарвавшейся деревенщине Гуториной, а Мишка ей сдался как собаке пятая нога. Не достоин он такой распрекрасной девушки, как дочь мэра города.

На что парень обругал девицу не совсем цензурными словами и сказал, что раз так, то он помирится с Ольгой и все, а она пусть валит… ну, в смысле, подальше вместе со своим папочкой. Виолетта захохотала и крикнула: «Мирись, мирись, посмотрим, как это у тебя получится. Дочь поломойки и сама будущая поломойка скорее всего прогонит тебя. Она, видишь ли, гордая очень. Как связалась с этой выскочкой Перовой, так и возомнила, что она тоже из себя что-то представляет.»

«Простит она меня, посмотришь. Ей деваться некуда. Кому еще кроме меня нужна эта серая мышь?» Виолетта язвительно поинтересовалась: «Тебе-то зачем эта курица?»

«Не твое дело! Значит причина есть, курица, но моя.»

Во время рассказа по щекам подружки одна за другой начали медленно скатываться слезинки. Потом больше и больше. К концу повествования все ее лицо было мокрое от слез, а голос дрожал и прерывался. Но я ее не останавливала. Пусть все расскажет и выплачется. Лучше так, чем сидеть как окаменевшая статуя

— Ну и тварь! — не сдержалась я, все больше склоняясь к предложению мужа найти Лельке оборотня. Уверена, никто из друзей Павла не посмеет так относиться к женщине: — Даже не сомневайся, я тебе напомню, какой он гад, попробуй только в сторону его посмотреть!

Полчаса спустя автомобиль Павла выруливал на центральную дорогу, унося нас с мужем из Перелесовского района подальше от скромной трехэтажки, но мыслями я все еще была там, в квартире Гуториных.

Мы с Лелькой так хорошо посидели. Сначала она ревела в три ручья. Вскоре я, как истинная подруга, присоединилась к ней со своими слезами. Потом вдруг обвинила Лельку в том, что она чаю мне не предложила. Гуторина от удивления даже плакать перестала и уставилась на меня. Подозреваю, что о еде она даже думать забыла, а меня всегда так и тянет расстроенного человека накормить.

Сытый человек способен чуть-чуть легче переносить любые невзгоды. А вот если он еще немножечко нетрезв…

Я прогнала Лельку в умывальник приводить себя в божеский вид, объяснив, что с неумытой физиономией встречать любимую подругу — это самое настоящее преступление, а сама помчалась на кухню.

Там Валентина Владимировна быстро расставляла на небольшом круглом подносе с росписью под Хохлому: чашки, заварник, тарелку с бутербродами, коробочку наполненную щедро политыми шоколадной глазурью эклерами.

Я даже удивляться не стала и так понятно, что Лелькина мама слышала мои возмущения насчет чая, так как включенный электрочайник уже вовсю шумел.

— Теть Валь, а коньячку случайно нет?

Лелькина мама ошарашенно посмотрела на меня. Я уже приготовилась услышать возмущенное обвинение, что пытаюсь напоить ее дочь, но ничего подобного не произошло. Тетя Валя молча распахнула холодильник и достала оттуда фигурную бутылку наполненную до половины жидкостью неаппетитно-рыжего цвета.

Решила, что сейчас подойдет все, что имеется в наличии, так как в данный момент меня интересует не качество или вкусовые свойства напитка, а количество градусов в оном.

Налила в одну чашечку на треть лекарственного алкоголя и подхватив поднос направилась в Лелькину комнату. Позади услышала щелчок закипевшего чайника. На ходу оглянулась. За мной следовала Валентина Владимировна с чайником в одной руке и с бутылкой — в другой. Удивительно, но идею подпоить свою дочь она поддержала.

Когда подруга сияя свежевымым лицом и щеголяя свежепричесанными рыжеватыми кудряшками появилась из ванной, чай уже был разлит по чашкам и ожидал пока мы его отведаем. Гуторина-старшая пристроив на стол электрочайник и бутылку удалилась, оставив нас с подружкой одних.

— Фу, — сморщила носик Лелька, — что это за запах?

— Десять капель коньяка, нам не повредит, садись давай, — быстро подставила поближе к себе чашку с чаем без лечебных капель (о том, что Пашка без сомнения учует от меня запах алкоголя я не волновалась, но если Зейли, у которого обоняние тоже волчье, поймет, что я слегка навеселе, объяснить наше опоздание будет намного труднее) и спросила: — За что пьем?

— Понятия не имею, — Лелька умостилась за стол, за которым уже гордо восседала я, взяла свою чашечку, поднесла к носу и снова поморщилась.

— Тогда тост, — торжественно провозгласила я. — За нас: прекрасных, добрых, верных, скромных. За тех, кто в нас все это разглядел. Пусть плачут те, кому мы не достались. Пусть сдохнут те, кто нас не захотел! Тост был, как нельзя к месту и Лелька выдохнула:

— Точно! — и с энтузиазмом опустошила содержимое своей чашки.

Я пила более аккуратно. Мой чай, не имеющий в своем составе изрядной порции коньяка из холодильника, так быстро не прикончишь. Зато я, отхлебнув немного горячего ароматного напитка, снова налила кипятка в Лелькину чашку и добавила заварки из маленького чайничка. А подруга в это время энергично зажевала бутерброд с ветчиной и болгарским перчиком.

— Еще десять капель? — поинтересовалась я, смакуя действительно хороший чай.

— А давай, — согласно кивнула она головой, хватаясь за бутылку. Щедро плеснула из нее в свою чашку и перевела взгляд на мою. Я отрицательно покрутила головой:

— У меня еще есть, но от пироженка не откажусь.

Лелька беспечно пожала плечами и принялась за второй бутерброд, а потом и за третий, не забывая при этом прихлебывать из своей чашки. Щечки у нее зарумянились и пока я соображала, хватит ей уже лечиться или нет, она громко прошептала:

— Вика, ик… хочешь секрет расскажу?

— А то!

— Ты знаешь, Вик-ик-куля, я теперь точно знаю, все мужики козлы! И ну их всех! Жаль только, что козлята без них никак не получаются.