— Пень безмозглый! — почти выкрикнул парень, но назад все-таки отступил. — Придурок!
— Сам… — в том же тоне откликнулся солдат, завернув конструкцию, от которой фон Вегерхоф нервно дернул бровью и едва заметно поморщился¸ а парень растерянно замялся, явно не найдясь с достойным ответом. — Пшол прочь! — присовокупил страж границы Предела и рывком развернулся, наставив арбалет на вновь явившихся.
— Инквизиция, — коротко бросил Курт, приподняв за цепочку висящий на груди Знак, и солдат, помедлив, отвел оружие в сторону. — Мы помешали? У вас тут, я смотрю, любопытная и весьма оживленная дискуссия.
— Ходок еще один, — раздраженно отозвался тот. — Еле перехватил, самоубийца хренов…
— Да не хотел я туда! — чуть сбавив тон, но по-прежнему зло выпалил паломник. — Сто раз сказал же, ты, идиота кусок!
— А я думал, что эти ребята блюдут учтивость и благолепие, — заметил Курт подчеркнуто спокойно, и солдат желчно выговорил:
— Ага, как же! А этот еще и врет, не краснея: я его прямо за метками за шкирку схватил.
— Хворост я собирал, ясно, хворост! Там сушняк лежал! Всего три шага туда сделал!
Курт обернулся к границе предела, и впрямь увидев выроненную в траву охапку хвороста, и лишь сейчас понял, что отличало эту часть леса от той, за границами Предела. Здесь, по эту сторону, весь сушняк был выбран подчистую, а там, где зарубки и матерчатые метки обозначали начало запретной зоны, в траве и низком кустарнике без труда было можно увидеть никем не тронутые за последние несколько месяцев сухие ветки.
— За дровами полез в ловушки! — с патетической укоризной объявил солдат, словно призывая господ инквизиторов вместе с ним ужаснуться человеческой беспечности. — Ему лишний час по лесу проходить — страшней, чем сдохнуть!
— А ведь он прав, — заметил Курт, неспешно подойдя ближе, и паломник попятился, отозвавшись все так же ожесточенно, но уже менее уверенно:
— Три шага всего!
— Они могли стать последними в твоей жизни. Тебе действительно настолько лень, что лучше рисковать шеей ради пары сухих сучков?
— Нет там ничего, — буркнул парень, явно растеряв уже весь запал, и, покосившись на молчаливого фон Вегерхофа, настороженно уточнил: — Можно я хоть собранное заберу? Оно ж по эту сторону.
— Вон пошел! — прикрикнул солдат, и Курт вскинул руку, оборвав:
— Спокойно. Забирай, — кивнул он, и паломник кинулся к брошенной охапке, обойдя охранителя границы по широкой дуге. — Звать как?
— Харт, Грегор.
— А, знаменитый ходок по Пределу?
— Ах вот оно что… — с усталой неприязнью протянул солдат. — Знакомое имечко, предупреждали нас о тебе. Вот, наконец, господа следователи и разберутся, дурак ты или с тобой что-то нечисто.
Парень распрямился, прижимая к себе хворост, крепко, точно малое дитя, которое грозится вот-вот выхватить из рук лютый враг, и изобразил лицом нестерпимую муку.
— Да что же это! — провозгласил он, нарочито страдальчески возведя глаза к небу. — Я же тысячу раз повторял: случайность это! Каюсь, похвастался однажды, был грех, хотел покрасоваться. Похваляться дурно, знаю, но что ж теперь, вечно меня за это карать?
— Сам сказал, — пожал плечами Курт, — хвастовство — грех, вот и расхлебывай теперь… Идем-ка. Хвороста ты, как я вижу, насобирал уже довольно, так пока будешь нести его до места, ответишь на пару вопросов.
— Я не знаю, как ходить в Пределе, — не двигаясь с места, произнес Грегор с расстановкой. — Я не умею находить там дорогу. Я не знаю, что надо делать, чтобы не угодить в ловушки. Я ничего особенного внутри не видел, никаких волшебных предметов не находил и вообще я только с дюжину шагов прошел. Ну, не было ничего, понимаете? Не о чем спрашивать!
— А это уж позволь мне решать, — подчеркнуто любезно улыбнулся Курт, выразительно указав рукой в сторону лагеря: — Давай, ходок, топай. Мы ждем.
Паломник, помявшись, бросил напряженный взгляд на хмурого солдата, на по-прежнему молчащего фон Вегерхофа и, обреченно вздохнув, зашагал вперед, не оглянувшись, чтобы убедиться, следует ли за ним майстер инквизитор.
— Так рассказывай, — подбодрил его Курт после пары минут молчаливой ходьбы. — Как было дело?
— Я вашему сослужителю уже все рассказал, — буркнул Грегор, перехватив хворост поудобнее. — И как было дело, и что было потом.
— Расскажи еще раз.
— Зачем?
— А ты сам подумай, — предложил фон Вегерхоф многозначительно. — Ты понимаешь, что из всех, шагнувших за границу Предела, ты единственный, возвратившийся оттуда живым? Не имеет значения, по какой причине — посчастливилось тебе или сам Господь Бог провел тебя невредимым, или существующие в Пределе ловушки почему-то не сработали, или… Неважно. Важно то, что ты у нас единственный свидетель такого рода.
— Никакой я не свидетель, — начал Грегор и, встретившись с Куртом взглядом, вздохнул. — Ладно. В общем, я туда вошел…
— Зачем?
— Низачем, случайно.
— Это твоя личная традиция — случайно входить в Предел?
— Нет, — с заметным раздражением отозвался паломник и, снова показательно вздохнув, продолжил с расстановкой, всем своим видом показывая, что повторяет сказанное уже не один раз: — Я собирал хворост. Так сложилось, что это взвалили на меня почти с самого начала, как я тут. Готовить я не умею, вообще ничего «полезного для общины» делать не умею. Пытались посылать в город покупать провизию, но не сложилось, еду выбирать я тоже не умею, мне подсовывали всё не то, или некачественное, или прокисшее, или просто не то, а я…
— Тебе сколько лет? — спросил фон Вегерхоф, и паломник насупился:
— Ну восемнадцать. У меня четыре сестры, три из них старшие, мать еще живая, откуда мне было все это постичь? Своих дел по горло… Вот мне и поручили бродить по лесу и собирать топливо. Вокруг лагеря все давно выгребли, даже сухостой весь снесли, дальше в лес тоже редко чего попадается, приходится уходить дальше и дальше. Ну, и вот… Собирал, собирал и вдруг понял, что я за метками.
— Метки кто-то поставил еще до появления здесь наших сослужителей?
— Да, несколько. В тех местах, где замечали, как пропадают животные или люди, там еще графские люди всякого тряпья навязали или сделали зарубки, а потом уже конгрегатские продолжили, ну и этот ваш expertus обозначил еще плотней и подробней всю линию.
— Наш expertus?
— Ну, который священник.
— С чего ты взял, что он expertus?
— Да что ж я, совсем дурак? — с заметной обидой фыркнул Грегор. — Если я не умею сварить кашу, это ж не значит, что я скорбен умом… Ходил тут, смотрел вокруг. По лесу ходил — останавливался, закрывал глаза, отступал в сторону, чуть ли не воздух нюхал, потом веревочки завязывал на стволах или насечки на коре делал… Expertus, кто же еще? Пришел обозначить границы, ясно же.
— С кем-то это обсуждал?
— Я? — уточнил паломник. — Вот еще… Оно мне надо? И так все на ушах стоят, что инквизиция приехала, а еще и про expertus’а узнают — вообще рехнутся…
— А ты как-то не очень благодушно настроен к своим собратьям.
— Они мне не собратья, — отрезал Грегор и, поняв, что слова его прозвучали излишне резко, неохотно пояснил: — Я тут сам по себе. Но самому по себе тяжело, поэтому вот… Ну, не ставить же себе шалаш отдельно, глупо как-то.
— И сестер с мамой рядом нет, опять же, — подсказал фон Вегерхоф; паломник бросил на него короткий взгляд исподлобья, но промолчал. — Так ты не ищешь откровения в Пределе?
— Ищу, — помявшись, ответил тот. — Но не такое, как они. Не Иисуса и не Грааль, и не… что там они все себе придумали…
— А что?
— Не знаю. Но тут же есть что-то, так? Что-то необычное. А если ваши до сих пор не согнали сюда армию экзорсистов и не начали все кругом кропить, святить и изгонять, значит, это не дьявольщина, так? Значит, что-то непонятное, даже вам непонятное, а значит — жутко интересное. Говорят, отсюда волшебные камни уносили и всякое такое…
— И ты хотел поискать в Пределе «всякое такое»?