Хагнер почти по-человечески охнул и порывисто шагнул вперед, тут же попятившись. Мартин еще миг стоял на месте, глядя на бурую чавкающую топь, потом отвернулся и медленно отошел от окна.

— Довольны? — поинтересовался он ровно и, не услышав ответа, кивнул: — Идемте. Неведомо, что тут со временем, но не будем расходовать его понапрасну.

Хагнер с готовностью поднялся, как-то растерянно фыркнув, и затрусил следом за стригом вперед. Курт еще миг стоял на месте, глядя в прямую спину перед собой, и тоже двинулся дальше.

На окна он больше почти не смотрел, лишь походя отмечая, как сменяются снаружи лето и зима, лес и горы, и все равно не успел заметить тот момент, когда впереди, у противоположного конца этого исполинского зала, обрисовалась дверь в каменной стене. Перед невысокой деревянной створкой все трое остановились, молча переглянулись, и Мартин, выйдя вперед, аккуратно толкнул ее ладонью.

Дверь не открылась. Стриг потянул ее на себя, потом дернул, потом снова толкнул — сильнее, потом еще сильнее, потом навалился плечом; дверь чем-то громыхнула с той стороны, но осталась закрытой.

— Чудесно, — усмехнулся Курт. — Артефакты, Древо, магия… А между тем малефик оградился от инквизиторов, попросту заперев за собой дверь на засов. Старый проверенный способ. Просто, дешево и практично.

Мартин нахмурился, снова ударив в дверь плечом, потом еще раз и еще, прислушиваясь к глухому громыханию, и отступил на шаг, окинув створку оценивающим взглядом.

— Разойдитесь, — потребовал он коротко.

Курт отошел назад, потянув за собой Хагнера. Стриг кивнул, встав напротив двери, примерился и от души ударил ногой. Старое дерево застонало, Мартин зашипел и осел на пол, схватившись ладонями за колено и болезненно морщась.

— Сломал? — участливо осведомился Курт, и тот уточнил сквозь зубы:

— Колено или дверь?

— Дверь-то цела, как я вижу… Ты что, ни разу дверь не вышибал за два года службы?

— Не было необходимости, знаешь ли, обыкновенно открывали сами, или об этом заботились парни из зондергруппы.

— Зажралось поколение, — вздохнул Курт и уже серьезно пояснил: — Ты выворачиваешь стопу в сторону, этак можно повредить не только сустав в колене, но и голеностопный; у тебя, конечно, заживет за пару минут, но больно-то будет… Ногу прямо перед собой, носком кверху, основной упор при ударе — на пятку. Встань на ладонь дальше вытянутой руки. Дальше — не сможешь ударить с нужной силой, ближе — завалишься на задницу.

Мартин кивнул, поднялся, расправив сбившийся фельдрок, тщательно перевел дыхание, примерился и ударил снова. В двери хрустнуло, но створка осталась на месте.

— Александер такую вышиб со второй попытки, — заметил Курт безучастно; тот поджал губы, недовольно насупясь, и саданул еще раз — изо всех сил, и впрямь едва на отвалившись на пол.

Створка хрустнула, покосившись, Мартин снова навалился плечом, дверь распахнулась внутрь, криво повиснув на нижней петле, и несколько мгновений все трое стояли неподвижно и молча, глядя на то, что было на полу впереди — в пяти шагах от двери.

— Это как понимать?.. — чуть слышно проронил Мартин.

Курт не ответил.

За дверью шагах в десяти начиналась лестница. Снова. Но на сей раз — самая обычная, не висящая над пустотой, не убегающая во тьму, обычная винтовая лестница. И на ровной квадратной каменной площадке между нею и дверью, прямо посередине, лежали ножны с самодельным кинжалом, смастеренным из старого железного наконечника.

Мартин медленно сделал шаг, другой, третий — и остановился, озираясь, вглядываясь в стены, в пол, в нависающий прямо над головой потолок из перевитых корней. Вокруг царили неподвижность и тишина, пол не собирался проваливаться под ногами, стены не намеревались сомкнуться или, напротив, раздаться в стороны, выпуская смертоносные стрелы, с потолка и не думали падать камни или острые колья…

— Ладно, — выдохнул Мартин и, сделав последний широкий шаг, наклонился, подхватил ножны с пола и попятился к порогу, все так же оглядываясь по сторонам.

Хагнер засопел, вытянув шею и вдумчиво обнюхав деревянную рукоять, и многозначительно воззрился на стрига.

— Да, — напряженно ответил тот. — Это наш. Тот самый, который я несколько минут назад выбросил собственными руками в окно, ведущее на иную ветвь Древа. Как он сюда попал? Версии есть?

— На выбор дюжина, — хмуро отозвался Курт. — Древу не понравилось, что кто-то мусорит в его мирах, или оно решило, что мы потеряли копье, и услужливо перенесло его к нам, и теперь стоит тут довольное тем, как хорошо помогло смертным растяпам. Или где-то там, в том мире с болотом, миновали тысячелетия, болото высохло, копье нашел местный житель, подобрал… и какая-то нелегкая свела его путь с нашим, где он копье и выронил.

— И где он сам?

— Сожрал кто-нибудь, — пожал плечами Курт. — Или все проще. Ты не хотел с ним расставаться, и Древо это почуяло, а это, считай, приговор. Ты в своих мыслях уже связал свой путь, свою ветвь с этим наконечником, и он будет возвращаться к тебе, в какую бы дыру ты его ни зашвырнул.

— Может, все-таки попробовать еще раз?.. — неуверенно предположил Мартин, и он вздохнул, вяло махнув рукой за спину, на зал с множеством окон:

— Валяй. Но ты ведь уже сам понимаешь, что это бессмысленно… Твоя взяла. Чем бы дело ни кончилось, а идти к Коссе нам придется с копьем.

Мартин поджал губы, глядя на наконечник в своих руках, бросил взгляд на зал за свороченной дверью, и вздохнул, снова привешивая ножны к поясу:

— Быть может, ты прав. А может, прав был я, и Древо именно на это и намекает.

— А может, оно ничуть не расстроено тем, что вытворяет Косса, и помогает ему, а не нам. А может, оно всего лишь огромная тупая мировая деревяшка, и все, что тут происходит — происходит как попало и без какой-либо логики.

— Как ты сам сказал — выбора у нас нет, — решительно подытожил Мартин. — Остается только идти вперед и прикладывать все силы к тому, чтобы копье не попало Коссе в руки.

Курт лишь промолчал в ответ, и стриг, снова развернувшись, быстро и уверенно прошел через квадратную каменную площадку, остановившись у первых ступеней лестницы. Хагнер угрюмо хрюкнул, потоптался на месте и, громко цокая когтями, направился следом.

Курт прошел площадку медленно, оглядывая стены; серый затертый песчаник кончался там же, где кончалась площадка и начиналась лестница — простая винтовая лестница, каких по всей Империи сотни в любой замковой башне, вот только эта башня не была сложена из камня…

Мартин сделал еще шаг вперед, остановился и медленно провел ладонью по стене над лестницей.

— Дерево, — сказал он тихо и шагнул снова; оглядевшись, присел на корточки, всмотрелся в ступени и добавил: — И ступени тоже. И… они не вырезаны и не прилажены к стенам. Они… как будто просто выросли так.

Хагнер поднял голову, переглянувшись с Куртом, и он кивнул:

— Похоже, мы близко.

— Это не доски, — продолжил стриг, поднявшись на две ступени и снова коснувшись стены. — Нет стыков, отдельных деталей, это сплошной гладкий шплинт…

Курт не ответил, лишь молча двинувшись вперед и вверх. Лестница была заметно шире тех, что он видел прежде в замковых башнях, и на этих ступенях свободно умещались рядом и двое людей, и широкая туша волка. Здесь не было ни факелов, ни светящихся грибов, ни окон, но можно было четко различить каждую прожилку на каждой ступеньке под ногами — казалось, сияют мягким ровным светом сами светло-янтарные стены.

Здесь пахло древесиной. Запах был густым, насыщенным и таким безмятежным, спокойным… «Домашним», — почему-то подумалось, хотя ни одно из тех жилищ, в которых проходила жизнь майстера инквизитора, никогда не пахло ни свежей стружкой, ни живым деревом, все чаще камнем или старыми пыльными досками. А здесь, на этой лестнице, со всех сторон облекал именно запах древесины.

Уловить, на что он похож, никак не удавалось — то мнилось, что вокруг витает дух терпентинового масла, то явственно различался уксус, то казалось, что даже на языке остается сладковатый и немного терпкий аромат вишни; Хагнер рядом нервно дергал носом, морщился, порою встряхивал головой и напряженно сопел. Мартин больше осматривался, чем принюхивался, и время от времени его ладонь снова и снова касалась гладкой стены, словно он никак не мог поверить в то, что видит, и все пытался найти хотя бы крохотную щель в невидимых досках…