— Вы умеете его улавливать, — продолжил Мельхиор, — умеете в него вживаться, умеете слышать его, видеть, ухватывать… Как вы верно заметили — вы простой смертный, майстер инквизитор, и плотины или лодки у вас нет.

— Тогда к чему все это было? Что я должен был понять и к какой мысли должен был прийти?

— Так к чему имело отношение преломление ветви в Бамберге?

— Id est, мой ответ тебя не удовлетворил? — недовольно уточнил Курт и, подумав, пожал плечами: — К Древу.

— К Древу, — серьезно повторил старик. — А что есть Древо? Не стесняйтесь, дайте волю своей знаменитой интуиции, присовокупите к ней знания — и вываливайте все, что приходит в голову. Что есть такое Древо, майстер инквизитор?

— Древо Жизни… — медленно произнес Курт и, не услышав ответа, продолжил: — То самое Древо познания, как считают некоторые толкователи, другие полагают это ошибочной трактовкой.

— Некоторые считают, — кивнул Мельхиор, и он продолжил:

— Ось мира. Эц хаим, десять сфирот. Иггдрасиль…

— Нет, не говорите, как его называют. Говорите, что это.

— Миры.

— А еще?

— Вселенная.

— Близко, — согласился Мельхиор одобрительно. — А еще?

— Время?

— Время, — глубоко кивнул старик. — Помните д’Отрекура[212]?

— «Время, пространство и материя состоят из атомов, и все в мире возникает и исчезает от смены их отношений между собою». Я многое позабыл на оперативной службе, но кое-что еще помню.

— Это славно, майстер инквизитор. Как полагаете, он прав?

— Откуда мне знать, я не философ. Ты ведь посланник Всеведущего Творца, ты и скажи мне.

— Напомню, — снова улыбнулся старик, — что нам с вами неведомо, кто я, а разве может плод вашего разума рассказать вам о том, чего вы не знаете, осознанно или нет?

— Пусть так, спрошу иначе. Я знаю, прав ли он?

— Вы знаете.

Курт помедлил, глядя на улыбку старика с серьезными глазами, и медленно произнес:

— Все увиденное и узнанное мною за годы службы свидетельствует о том, что наше понимание мира все еще сродни детскому, хотя мы и растем, совершенствуя его. Мои предки, жившие на землях Империи до пришествия Рима, много могли бы рассказать о Древе, но вряд ли многое поняли бы, начни Лукреций повествовать им об атомарности мироздания. Сам Лукреций, думается мне, нашел бы чему удивиться в нашем сегодняшнем знании о бытии. И все мы — он, я, древний дикарь германских земель — поразимся тому, что станет известно нашим потомкам через тысячу лет. Посему скажу так: я увидел много подтверждений этой теории отношений на практике, но убежден, что где-то в ней прячется ошибка или недосказанность.

— Вы стали слишком осторожны с годами, майстер инквизитор, — хмыкнул Мельхиор. — Стали много задумываться там, где прежде принимали решения.

— Это плохо?

— Как вы любите говорить — «по ситуации»… Скажем, прародителям рода человеческого не помешало бы иметь толику вашей осторожности и не верить незнакомым змеям, и не брать от Древа познания плода с неведомым воздействием на человеческое естество. Но увы, сия осторожность приходит с опытом, какового у них не было и каковой они получили слишком экстраординарным путем.

— Древо познания… — медленно повторил Курт. — Опыт… Какое отношение это имеет к Древу миров?

— Я не могу ответить, — печально качнул головой старик. — Все то, что ныне происходит — деяния людские и людской выбор, людская воля и людское безволие, людское неразумие, и постичь это должен людской разум. В этот раз я не имею права давать ответов, могу лишь стать для вас героем «Диалога», который вы должны написать сами[213].

— Ты серьезно? — нахмурился Курт. — Мир стоит на грани гибели, Антихрист на пороге, а вы там решили озаботиться онтологическим крючкотворством?

— Не тратьте время на споры, майстер инквизитор, — спокойно отозвался Мельхиор. — Вы задались вопросом; если он мнится вам имеющим важность — ответьте себе на него. Или оставьте его и двигайтесь дальше.

Курт сжал губы, чтобы ненароком не высказать вслух то, что было в мыслях, и глубоко перевел дыхание, унимая внезапное раздражение.

— Когда всё это рухнет в адские бездны, надеюсь, ты будешь доволен… — буркнул он и продолжил: — Кроме самого названия «Древо», общее вижу в одном: ветви. Разветвление реальности, расхождение возможностей. Прародители избрали путь познания, к которому не были готовы, и… Создали свою ветвь на Древе миров? Самим фактом познания? Они узнали… Узнали что? Что существуют добро и зло? Они уже это знали, они знали, что ослушаться Создателя нельзя и ослушание будет злом, стало быть, отчасти были готовы принять новое знание. Тогда что именно произошло?

Мельхиор снова молчал, глядя на своего собеседника бесстрастно — не кивнул, не качнул головой, в миндалевидных глазах не было одобрения или разочарования…

— Понимание, — продолжил Курт чуть уверенней. — Это было не знание, это было понимание. Первое, что они поняли — они умеют творить зло, могут творить зло. Пусть по неразумию, но — могут. И… Они увидели свое будущее, будущее своих потомков, человечества? Возможное будущее?.. Бамберг! — вдруг оборвал он сам себя. — Бамберг, Игрок, вероятности… Если четко знать, что вероятностей больше одной, если понимать, что предсказанное не обязано сбыться — в этот момент и является возможность пойти против предсказанного. Они не смогли устоять. Они увидели возможное — и поверили в него, как в единственное. И отчаялись. Сдались. Самоисполняющееся пророчество, вот что случилось тогда. Они увидели одну из ветвей — вообразили ее единственной — и сделали таковой… Хотя бы прав я или нет — ты можешь сказать, или это Высшая Канцелярия тоже запретила?

— Верно все же сказал ваш сын, майстер инквизитор, — нарочито печально вздохнул Мельхиор. — Еретик и богохульник…

— Стало быть, я прав, — уверенно подытожил Курт. — Они вдвоем выбрали одно будущее всего человечества из множества возможных. Но — свобода воли есть свобода воли, и у человечества все еще есть множество иных путей, множество возможностей, множество ветвей, пусть и произрастающих из этой, уже свершившейся и неизменной ветви.

— Неизменность… — повторил за ним старик. — Есть ли что неизменное в тварном мире, майстер инквизитор? Ведь вы уже имели возможность понять, что время и пространство по сути едины и не так уж неизменны — даже для простого смертного вроде вас, а уж тем паче для кого-то, в чьих руках есть «лодка или плотина», или исполинский камень, скатившийся со скалы и преградивший течение. Или, если иметь в виду образ Древа, а не реки, крюк или веревка, позволяющие преодолевать его ветви… или нож, позволяющий эти ветви обрезать. Вы, напомню, обошлись голыми руками.

— Камень, преградивший… Камень в руках Коссы? Магистериум? Ты о нем?

— Нет, это вы о нем, майстер инквизитор, — отозвался старик. — Я лишь подытоживаю ваши же слова. Вы тоже можете это сделать. Что у нас выйдет в итоге?

— Древо, — произнес Курт сосредоточенно. — Вероятности. Время. Ветви. Голыми руками… Косса намерен уничтожить какую-то ветвь реальности? Какую?

— Видимо, ту, развитие которой ему не по душе? Ту, в которой однажды случилось нечто, что теперь мешает ему и полноте его власти?

— Какую? Ту, где когда-то появилась Конгрегация? Или еще раньше — охотники? Или… С самого начала, когда нейтралы заключили негласное соглашение не вмешиваться в жизнь смертных?

— У вас самого вызывают сомнения эти версии, верно? — серьезно спросил старик. — Ведь «самое начало» — это вовсе не то, что вы назвали. И разве человечество ограждает от полной гибели, защищает от темных сил, спасает — Конгрегация или договор одаренных? Разве это охотники дали в руки Человека его спасение?

Мельхиор умолк, глядя на собеседника с выжиданием, и Курт молчал тоже, пытаясь по выражению его лица понять, в самом ли деле этот назойливый старик подводит к мысли, внезапно вспыхнувшей в разуме, мысли дикой, невозможной…