Момент времени, когда совершенствование техники защиты предков человека от крупных хищников сделало охоту на них для этих хищников нерациональной, можно считать соответствующим переходу предков человека от стадии, связанной с лесными опушками всеядной обезьяны к стадии обитающего в саванне преавстралопитека.
Говоря о хищниках, с которыми сталкивались преавстралопитеки, следует пояснить, что в эпоху их существования ни львов, ни леопардов еще не было. Однако при обилии растительноядных животных в африканской саванне место современных хищников занимали сходные с ними в экологическом отношении многочисленные другие животные, среди которых заметное место занимали саблезубые хищники, похожие на леопарда животные из группы кошачьих, разнообразные гиены, иногда достигавшие крупных размеров.
Важнейшее значение для экологии преавстралопитеков имела возможность применения созданной имя техники защиты от крупных хищников для охоты на средних, а в дальнейшем и на крупных растительноядных животных. Стратегия такой охоты, однако, должна была сильно отличаться от стратегии защиты от хищников. Если во втором случае был допустим громадный риск для членов группы защищающихся преавстралопитеков, в первом случае допустимый риск определялся теми же правилами, как и для охотящихся хищников.
При этом, так как коэффициент рождаемости у антропоидов меньше, а время развития детенышей больше, чем у крупных хищников, допустимый риск при единичной охоте на крупных животных для преавстралопитеков был значительно меньше 0,002.
Таким образом, охота на более или менее крупных животных для предков человека была доступна только при условии очень малой вероятности гибели кого-либо из охотников. Подобное условие могло быть выполнено при значительном прогрессе применяемых охотниками орудий и при использовании особенно эффективных методов охоты.
Эволюция мозга. В изучении антропогенеза центральное место занимает вопрос о причинах прогрессивного развития высшей нервной деятельности у предков человека. Трудность такого вопроса видна из возникновения разногласий между основоположниками эволюционной теории Дарвином и Уоллесом в отношении возможности объяснения этого процесса как следствия естественного отбора наиболее приспособленных организмов.
Перспектива возникновения человека появилась при увеличении размера и усложнении головного мозга у млекопитающих по сравнению с другими классами позвоночных. Материалы исследований эволюции мозга подтверждают, что у большинства животных объем мозга пропорционален объему их тела в степени 2/3. Это указывает на тесную связь объема мозга с размером поверхности тела, где размещены, в частности, органы чувств. Коэффициенты пропорциональности указанной зависимости существенно различаются для разных групп животных. Для современных млекопитающих этот коэффициент в среднем несколько больше, чем для птиц, и гораздо больше, чем для рыб, амфибий и рептилий.
Размер головного мозга часто характеризуется коэффициентом энцефализации, который равен отношению объема мозга к условному объему, определяемому как произведение некоторого заданного параметра на объем тела, возведенный в степень 2/3. Считая средний коэффициент энцефализации для современных млекопитающих равным 1,00, Джерисон в своих работах установил, что для архаичных млекопитающих начала кайнозойской эры этот коэффициент равен 0,25, для млекопитающих середины кайнозоя — 0,50. На протяжении всей кайнозойской эры коэффициент энцефализации для хищных животных был заметно больше, чем для растительноядных.
Обращаясь к данным об эволюции мозга у приматов, отметим, что уже у древнейших полуобезьян коэффициент энцефализации составлял 0,68, т. е. значительно превосходил среднее значение этого коэффициента у других млекопитающих того времени. У современных полуобезьян этот коэффициент находится в пределах 0,60-1,35. Для существующих сейчас обезьян коэффициент энцефализации заключен в пределах 1,05-3,49, что заметно больше аналогичных оценок для всех других групп животных. У современного человека этот коэффициент не только в среднем, но и для каждого отдельного случая гораздо выше, чем у животных, его характерная величина — 7,4–7,8.
По материалам для ископаемых гоминид был вычислен коэффициент энцефализации для нескольких австралопитеков, причем были получены его значения, лежащие в пределах 3,25-4,72. Такой результат означает, что относительный размер мозга австралопитека, превышая соответствующий размер у обезьян, был все же ближе к обезьяне, чем к современному человеку.
Учитывая приведенные выше соображения, можно представить следующую картину развития высшей нервной деятельности у ближайших предков человека.
Первым из этих предков было входившее в группу дриопитеков существо, называемое нами всеядной обезьяной, которое отличалось от других человекообразных обезьян более широким использованием мясной пищи, добываемой в ходе охоты на сравнительно небольших животных. Успешность охотничьей деятельности всеядных обезьян существенно зависела от совместных действий, основанных на более высоком уровне ее социальной организации по сравнению с существующими сейчас африканскими антропоидами. Так как аридизация африканского континента началась более 10 млн лет тому назад, предки гоминид могли иметь длительный опыт существования в лесостепной местности, соединяющей условия для укрытия от хищников на деревьях с большими возможностями для охоты на обитающих в безлесных участках небольших животных.
Охотничья деятельность современных шимпанзе, возможно, является незначительным остатком гораздо более развитых навыков к охоте у общего предка африканских антропоидов и гоминид. Если вернувшиеся к жизни в лесу антропоиды могли частично или полностью утратить эти навыки, у гоминид способность к охоте получила сильное развитие. В этой связи большой интерес представляют наблюдения за сохранившейся у шимпанзе системой раздачи части пойманной добычи другим членам стаи, не участвовавшим в охоте. Так как продукты охоты составляют ничтожную часть пищи, потребляемой шимпанзе, и так как они обычно не делятся с другими членами стаи найденной ими растительной пищей, в совместном потреблении продуктов охоты можно видеть не приспособление к современной форме жизни шимпанзе, а пережиток существовавшей у их предков необходимой для успешной охоты более высокой социальной организации.
Увеличение головного мозга у ранних гоминид может быть объяснено исключительно жестокими условиями естественного отбора при попытках всеядных обезьян перейти к существованию в безлесной саванне. Выше было отмечено, что существование стабильных популяций преавстралопитеков в саванне было возможно только после достижения ими «вооруженного перемирия» с крупными хищниками. Условием такого перемирия была способность преавстралопитеков убивать незначительную часть нападающих на них хищников, но цена такой способности была очень высокой для существ, которые не могли быстро восполнять потери своих популяций.
Кажется вероятным, что подавляющее большинство попыток ранних преавстралопитеков закрепиться в открытой местности кончалось неудачей из-за их уничтожения хищниками. Только в исключительно благоприятных условиях (например, при наличии пещер или других ночных убежищ, малодоступных для крупных хищников) отдельные популяции преавстралопитеков могли существовать в саванне более или менее длительное время. Но и в этих случаях выживали только те преавстралопитеки, которые обладали наибольшими способностями к защите от крупных хищников и к охоте на средних и крупных травоядных животных, которая могла обеспечить все племя достаточным количеством пищи. В основе таких способностей лежали два фактора — уровень социальной организации преавстралопитеков, необходимый для успеха коллективных действий при столкновении с другими животными, и умение применять простейшие орудия в этих столкновениях.
Легко понять, что лишенные традиционных для крупных млекопитающих средств борьбы с другими животными (крупные клыки, когти и т. д.) преавстралопитеки могли восполнить этот недостаток только путем применения орудий. В этой связи следует отметить нелогичность попыток связать время начала орудийной деятельности предков человека с появлением первых обработанных каменных орудий. По сравнению с такой сравнительно сложной техникой изготовления орудия для предков человека было несравненно легче использовать палки, длинные кости убитых животных, а также необработанные камни. Применение этих орудий, оставлявшее мало следов для археологических исследований, могло продолжаться в течение миллионов лет до появления обработанных каменных орудий.
