Многие прогеры просто исчезали. Особенно взрослые.

Однако Данте не попадётся. Она слишком осторожна.

В любом случае, она ребёнок. Она знала, как широко раскрыть глаза, заставить нижнюю губу дрожать. Она знала, как разыграть детскую карту.

В первый раз её забрали, когда ей было всего тринадцать.

Конечно, они не сумели повесить это на неё — не доказали.

Она стёрла всё с портативного устройства, бросила всю пачку денег в чёрный ящик, спрятанный в запертой комнате на заброшенном складе возле речного парка, а потом отключила все сетевые подключения.

Они с Мэвисом разработали целый протокол удалённой безопасности за месяцы до того, как начали работу. Они никогда не были настолько глупы, чтобы хранить что-то в своих домах.

Вместо этого они оборудовали подпольное хранилище с охладителями на солнечных батареях на том ржавом складе в парке. Они присвоили себе старый офис на первом этаже, держали его запертым, прятали машины под половицами. Прикрытая спутниковая тарелка разместилась в остатках дымохода — дымохода старого кирпичного камина в дерьмовой прачечной, где кучка бедняков давным-давно штопала одежду и скребла рубахи.

Дядя Мэвиса владел этой землёй, так что всякий раз, когда к ним лез какой-то бомж, Мэвис просто звонил в полицию, и они зачищали место.

Данте думала, что это чертовски забавно, ведь полиция работала на них. Поддерживала чистоту в «Офисе», шутили они с Мэвисом.

Однако те засранцы из СКАРБ — совершенно другая история.

С тремя из них Данте застряла в одной комнате почти на четыре дня.

Они не были такими тупыми как копы. А ещё они буквально ходили по грани, когда дело касалось законности. Они кормили её меньше установленного легального уровня, едва давали ей спать. Похоже, они не беспокоились, что их на этом поймают.

К концу первого дня она выяснила — они уже знают, что это её рук дело. Они не могли повесить это на неё, но они знали. Она не понимала, откуда им это известно, но подозревала, что дело в том тихом, со странными серебристыми глазами, который сидел сзади.

Он должен быть ледянокровкой. За два чёртовых дня этот парень почти не моргал.

Конечно, она знала закон.

Свидетельство ледянокровки не принималось в суде, даже если они получали информацию обычным способом, не как видящие. ММС использовали своих ищеек — так Мэвис называл ледянокровок СКАРБа — чтобы определить местонахождение физических улик или свидетелей. Затем в дело вступали люди, получали ордеры, собирали улики и загоняли плохих парней в угол.

Однако Мэвис перенёс машины, как только Данте забрали.

Он хранил их где-то в другом месте — зная его, наверняка в каком-нибудь канализационном туннеле в жопе мира на окраине Нью-Йорка — так что мудаки из СКАРБа разозлились, начали угрожать ей, спрашивали про маму, тётю, дядю и их детей, про друзей в её школе.

Папа Мэвиса был какой-то шишкой в «Чёрной Стреле», так что он утверждал, будто у него есть неприкосновенность. Он хвастался Данте, что они никогда не возьмут сына Эвана Сандерса, даже если тот кого-нибудь убьёт.

Данте не знала, правда ли это или просто хвастовство, но они действительно никогда не арестовывали Мэвиса так, как её. Поскольку тот придурок-ледянокровка, должно быть, узнал имя Мэвиса из её разума точно так же, как узнал местоположение её черных ящиков, Данте посчитала, что Мэвис, наверное, говорил правду.

Учитывая, что мама Данте зарабатывала на жизнь тем, что делала маникюр и расписывала вывески, она не ожидала, что её в ближайшее время выпустит.

На второй день Данте начала нервничать.

На том этапе она уже подключила слезы. Начала просить, чтобы позвали её маму, твердила, что понятия не имеет, зачем она здесь. Она ныла о том, как ей страшно. Она даже нарочно описалась в штаны, когда ей не дали сходить в туалет. Отчасти она сделала это, чтобы вывести их из себя, но также для того, чтобы убедить этих мудаков-нацистов, как она напугана. Типа, как эта маленькая девочка с дрожащей губой, наделавшая в штаны, может представлять какую-то угрозу?

Мэвис ржал до слёз, когда она рассказала ему об этом.

Это сработало — вроде как.

Ушлепок из СКАРБа, который усиленно допрашивал её, угрожая связать её маму договором, едва не свалился со стула, когда она намочила штаны.

Остаток дня Данте пришлось просидеть в воняющих штанах, но она в основном справилась. Распустила сопли, шмыгала носом и тряслась так, будто перепугалась до чёртиков. Легко было притвориться, что дело отчасти в унижении, но на самом деле ей было пофиг.

Ледянокровка покинул комнату.

Вот это ей и было важно.

Они не могли использовать Мэвиса, она описалась в их комнате допроса, и ящик они тоже не нашли, так что они не знали, что с ней делать. Она была слишком маленькой, чтобы судить её как террористку в штате Нью-Йорк, так что им пришлось последовать правилам судебной системы. От этого они сделались злыми как бешеные барсуки, но ничего не могли поделать.

Один из них даже отключил записывающие устройства и стал угрожать выслать её из страны.

Бредовая угроза, учитывая, что её мать родилась в Бронксе, а Данте ни разу не бывала в Колумбии, откуда якобы происходила семья её матери.

Но в итоге они её отпустили.

Второе обвинение будет сложнее. Она уже балансировала опасно близко к грани, позволявшей судить террористов как взрослых — то есть, к шестнадцатилетию. Зная этих мудаков из СКАРБа, они могли попросту засунуть её в камеру и подождать до дня рождения.

И всё же Данте не думала, что её поймают.

Они с Мэвисом стали намного осторожнее. Даже её жидкий монитор, по сути, являлся эмулятором платёжного терминала. Связанный с главными компами, он был настроен на стирание всех связей в ту же секунду, когда он подвергнется сканированию.

У Данте будет как минимум три, может, четыре минуты после предупреждения до того, как они найдут её на месте.

К тому времени машины и, будем надеяться, самой Данте след простынет.

Мэвис даже достал для них двоих фальшивые паспорта, привязанные к «усовершенствованным» имплантатам. Он уже поколдовал с её имплантатом — федеральное преступление, но оно того стоило, по мнению Данте.

Мэвис бывал крутым в этом отношении, особенно когда дело касалось снабжения её техническими штучками, стоившими бешеных бабок. Она решила, что это как минимум отчасти попытка забраться ей в трусики, но и до этого ей не было дела.

Если придётся установить границы, она это сделает. Он был хорошим хакером-напарником. Ему просто придётся найти другую девчонку и домогаться её.

Пип рассмеялась, показывая на голографического мужчину, который стоял в переулке и улыбался им. Широко улыбнувшись, Данте усмехнулась и покачала головой.

— Готова совершить преступление, девчуля? — спросила она у Пип.

— О, да!

Данте усмехнулась.

— Пора убедить мистера сияющий-страховой-мудак обратиться к Таймс-сквер. Поймать рыбку на крючок, — она сверилась со временем на своём мониторе. — Уже должно немного клевать. Хватит, чтобы протестировать нашего голо-придурка.

Пип рассмеялась. Её зрачки расширились от косяка, который они выкурили час назад, перед тем как уехать из Квинса на метро в центр. Она рассеянно ковыряла прыщик на подбородке, и её глаза как всегда выглядели немного дикими.

Пип была немного чокнутой. Поэтому зависать с ней было чертовски весело — но да, непредсказуемо.

— Давай! — поторопила Пип. — Давай сделаем это. Когда получим бабки, сможем купить жратвы. Затем, может, пойдём к Грегору, возьмём пакетик того нового образца, который он получил вчера.

— Жратва? — Данте закатила глаза. — Дерьмовые образцы? Мы нацелились на кредитные счета, Пип-е-рони. Ты хочешь потратить это на хотдог? Кусок пирога? Пакетик дерьмовой химии Грегора, которую он якобы украл из какой-то экзотической лаборатории видящих? Поверь мне, Мэвис как-то раз украл настоящий образец у своего папаши, и Грегор такого дерьма никогда не видел. Он не узнал бы его, даже если бы оно цапнуло его за зад… если бы узнал, то оно вышибло бы ему двери и оставило с диареей.