Борис Евгеньевич Клетинич
Моё частное бессмертие
© Клетинич Б., 2019
© Калмыков Д., обложка, 2019
© Дизайн-макет ООО «АрсисБукс», 2019
© Издательство ООО «АрсисБукс», 2019
Книга первая
Ул. 25 Октября
(Бывшая Carol Schmidt)
Иерусалим, 1971 г. Изд-во «Рабочий народ»
Исходящая почта
12.01.1971
В комитет международной литературной премии
Goethepreis der Stadt Frankfurt, Франкфурт, ФРГ
«…Просим удалить нашу номинацию этого
года – роман П.Ш. «В детстве, то есть
прошлой осенью…» Приносим извинения…»
17.02.1971
В специальное жюри литературной премии Pontificia Università
Urbaniana – Via Urbano VIII, Roma, Италия… В Его Святейшества
Папскую академию изящных искусств и литературы
«В связи с сомнениями относительно
авторства П.Ш. просим удалить роман
«В детстве, то есть прошлой осенью…»
из списка представленных к премии…»
24.10.1971
Издателю – Гл. Редактору World Literature Today. Спонсору Neustadt
International Prize for Literature… Oklahoma, US «В силу того, что расследование подлинного авторства не окончено до сего дня, просим удалить из short-list книгу нашего изд-ва «В детстве, то есть прошлой осенью…»
Глава Первая
1
Chantal (Шанталь)
В детстве, то есть ещё прошлой осенью, я не могла дождаться Ужасных Дней[1]: папиного лесного мёда, игр в салки-догонялки на балконе синагоги, ночлега в шалаше…
А теперь досадовала на них.
Физкультура, вокзал, кино… – всё остановилось по их милости.
Виды мои на «всё» были самые весёлые:
– я с отличием окончила 7 классов и была принята в гимназию m-me Angel,
– 2 раза в неделю гимнастировала в башне «Маккаби» на 3-м этаже (обруч и лента). Полгорода мечтало побывать на 3-м этаже и забегало передо мной на дорожки,
– мне исполнилось 16, и – ура! – я теперь считалась «молодёжь». А если ты считаешься «молодёжь», то – гуляй себе где хочешь! Хоть на Иваносе, хоть на Трех Полянах! Хоть на озере Иванча! А на обратном пути ты обязательно встретишь gens d‘armes (жандармы полиции – рум.) на кукурузном холме, как бы прогуливающихся тут без всякой цели. Ха-ха, при полном параде в кукурузе! Все умолкают под их пытливым взглядом, а я – нет. Мне нравится, когда на меня смотрят. Нравится быть «молодёжью».
Сентябрь 1931. Оргеев Оргеевского уезда. Бессарабия.
Но самое главное – это вокзал!
Вокзал – это ещё веселее, чем 3-й этаж.
Смотреть, когда окаменеет воздух, упрутся животные облака и… трам-ту-тум… трам-ту-тум… der-reichseinbahnen locomotiva «Яссы – Кишинёв» вырастет на глазах, как большое дерево из малой косточки, трам-ту-тум… трам-ту-тум…
Когда-нибудь он увезёт меня в… ну нет, об этом рано.
Ещё мне предложила дружбу Изабелла Броди, королева класса.
Её дядя – тот самый шпендрик[2], хозяин «Comedy Brody» на Торговой.
В детстве я думала, что он и есть Шарло[3], только переодетый.
Ха-ха. Смешно.
Но сама Изабелла выскочка и задавала. Конечно, если я приму её дружбу, то Шарло будет веселить меня, когда я захочу. Хоть 7/24.
И у Греты Гарбо не останется от меня секретов…
Но я ещё не решила.
Ещё мне нравится Нахман Л., футболист и казначей команды «Халуц» («Первопроходец» – ивр.). Хотя он невоспитанный, рыжий и глотает слова, когда говорит. И хотя он мой троюродный брат, вот. Но мне нравится его бег, такой свистящий, лёгкий, будто мы родились только сегодня утром.
Ещё родители поговаривают о том, чтоб повезти нас с Шуркой (это мой брат!) в Констанцу к морю, а я никогда на море не была…
Но настали эти Ужасные Дни.
И всё остановилось.
Другим не запрещают ничего (взять моего папу – он как сидел, так и сидит над своими тетрадками), а мне всё-всё. Тренироваться с обручем и лентой в саду – и то бабушка запретила.
Бабушка была недобра. Не жалела нищих. Никого не любила, кроме нас. Но в Судные Дни она делалась пуглива. Уединялась у себя за шкафом и бормотала там по-древнееврейски.
Я спросила: «Бабушка, а какое из наших окон смотрит на Иерусалим?»
Она рассердилась и назвала меня бездельницей.
Бездельница?..
Неправда!
Вот мой табель.
Trigonometrie, Algebra, Literatura Romana, La Grammaire Francaise – все на «отлично».
А если этого мало, то я ещё и тьютор.
Много вы знаете tutores в 16 лет?
Лично я не знаю никого (кроме себя!).
У меня три ученицы по 10 лей за урок! Две местные, а третья аж из Садово!
Вот и делайте выводы! Водили бы её к бездельнице из такого далека?
И при всём том я верю в Иерусалим, в море, и в Грету Гарбо, на которую я похожа лбом и глазами.
А бабушка ни во что не верит. Даже в письмо от Льва Толстого, полученное папой. Она понятия не имеет, кто такой Лев Толстой, и всё равно считает, что письмо поддельное.
Тем смешнее показалось мне гремучее внимание, с каким она в миллионный раз слушала Ёшку Г., бывшего папиного компаньона.
Вруна и грубияна. Про то, почему он в бога не верит.
Hашла кого слушать!
Этот Ёшка давно покинул уезд. Никто не в курсе, где его носит круглый год. И только осенью, на исходе Ужасных Дней, он снова тут. Ест и пьёт у нас всю неделю! Храпит заливистым храпом в шалаше. А ведь из-за него наша пасека погорела: клещ высосал её.
…Мама принесла обед: салат, селёдку, потом суп, жаркое, но Ёшка объявил: «В животе перемешается!» и стал есть жаркое с селёдкой.
Ел он жадно, без удовольствия. Все 10 пальцев в жиру. И лицо его оставалось нервным, серым.
Не понимаю, зачем мы терпим его.
Сейчас он всё съест и станет хвастать. Про то, что в Черновцах у него пасека на 1000 ульев. И клещ их не берёт. И гнилец ни разу не пошёл. И что во Франции едят только его мёд. И никакого другого. И из Америки уже заказы идут.
А последний номер программы – почему он в синагогу не ходит.
Это про Гусятин.
Негодяй! Из-за него мы без ульев. Только борти в лесу. Да и там лесораму строят. И если б мама не научилась шить комбинации и лифчики, убирающие живот, то на что бы мы жили?
Уф-ф-ф!
Я сижу с конспектами и готовлюсь к уроку с девочкой из Садово. Пытаюсь сосредоточиться на простых уравнениях, но Ёшка уже пустил волынку про Гусятин.
Когда-то он держал буфет при русской батарее. Пил вино и ел трефное с казаками. И вот он увидел, как в Гусятине русские казаки согнали евреев на базарную площадь, потом приказали раздеться догола и танцевать друг с другом.
– Мужчин и женщин? – не поверила мама (ха-ха, всё как в прошлом году!).
– Угу! – Ёшка стал ковырять пальцем в зубах. – Потом заставили ездить верхом на свиньях… у которых течки нет!.. потом стреляли!..
Я прекрасно помнила, какие ещё последуют «потом», но не верила ни единому слову. Просто Ёшка ленив для Судных дней.
Вот и хватается за свой Гусятин – чтобы не поститься и в синагогу не ходить.
Следующие «потом» были про то, как:
– …поливали керосином еврейские дома…
– …увозили телеги награбленного с тех пепелищ…
– …а одного еврея вздёрнули на виселице за шпионаж (чихнул 3 раза – апчхи! апчхи! апчхи! – когда германский аэроплан в небе пролетал!)…
А в Сагадоре… якобы… женщинам отрезали груди (за то, что у свиней течки нет).
Но про Сагадор мне не придётся услышать: меня прогонят из шалаша.
Тут я посмотрела на бабушку.
Слепое лицо её едва выгребало из темноты.