— Зачем тебе мои навыки? Хоть я и не понимаю, о чем речь — спросил его еще раз Курти.

— Ты ведь вор, верно? Карманник?

— Правильно ловкач или щипач, можно бабочник или воробей. Шигач или ширмач, если работаешь с байданщиком который понт бьет. Но я человек честный и никогда таким не занимался, — Курти смотрел на него светлыми глазами.

— Тогда откуда все это знаешь?

— Плохая компания. Видел, слушал и для себя решил, что никогда таким заниматься не буду. Потому что это плохо. А я человек честный, — парень даже не моргнул ни разу.

Эрик кивнул, убедился, что никто их не слушает и спросил, стараясь говорить негромко:

— Выбраться отсюда хочешь? Сбежать?

— Нас ведут на арену, где ждут зубастые твари больше человеческого роста. Через два часа мы, скорее всего, мертвы будем. Так, что говори быстрее, что бы там ни было.

— Шансов у нас с тобой половина на половину. Не самые худшие шансы, поверь.

— Предположим, что выживем. Дальше что?

— Дальше, мне нужен ключ, который носит Арман на поясе.

Курти выглядел удивленным.

— Арман, это вон тот? Живчик наглый? Командует тут?

— Он.

— Ты где там ключ высмотрел? У меня глаз наметан и то ничего не увидел.

— У тебя глаз наметан на кошельки, а он ключ не на поясе, а под ним носит. Точнее в нем. Видишь пояс-шарф. Ключ он закатывает в него, потом на себя одевает. Так надежнее. Никто не видит, и вытащить сложнее.

— Если никто не видит, то, как ты разглядел?

— Я не разглядел. Так квартирмейстеры на кораблях ключи носят. Значит и он так же. Ему больше нечего там прятать. При его должности это должен быть ключ.

— Дядя, даже если раздобудем ключ, это ничего не изменит. Камера наша открывается только снаружи.

— Я не говорил, что это ключ от камеры.

— Тогда от чего? — удивленно спросил Курти.

Их обоих пихнули в спину. Крейклинг оторвался от созерцания огня и подтолкнул к кузнецу. Арман поприветствовал:

— Любимцы публики. Шепчутся, секретами мастерства делятся. Не могу же я вас разделить.

Цепь сковала правую руку Курти и левую Эрика.

Это был тот же зал, куда их привели в первый раз. Тропические фрески на красных стенах и скульптуры бородача с топором. На столе нарезанные хлеб, сыр. Вино в тонких длинных кувшинах. К ним тут же пристроились. Арман предупредил, чтобы много не пили.

— Вы нужны расслабленные и веселые, а не пьяные и не способные к игре, — после чего опять куда-то исчез.

Курти пить не стал, а вот хлеб с сыром уплетал с удовольствием. Кроме него почти никто не ел. Он, да еще один из «артистов». И кажется по той же причине — не так часто в жизни удавалось за таким столом побывать. Чтоб и вкусно и главное досыта.

— Так вино и не пьешь? — рыжая опять стояла рядом.

Курти не знал как себя с ней вести, поэтому помотал головой.

— Выпей, не так страшно будет.

— Я не пью, — как и прошлый раз сказал Курти.

— Маленький какой, — сказала она тихо и погладила его по голове.

Курти шарахнулся от этого прикосновения, как от удара и ошеломленно посмотрел на нее. Цепь натянулась, Эрик рывком поправил ее и поинтересовался:

— Он не пьет, я пью. Его порция думаю, мне полагается? — и позвенел цепью.

— Прости, дело не в порциях, а в дозе. Даже такому крепышу не надо пьяным идти туда, — она показала на окно, — твоей бесшабашности и без того с избытком хватит.

— Бесшабашности? — удивленно спросил Эрик, — какое слово книжное. Не знаю, чему удивляться, — слову или тому, что ты мою бесшабашность заметила?

— Много о себе не думай лихач. То, как ты орал на публику после игры, что всем запомнилось и всем понравилось. Особенно самой публике.

— Странная публика. Это не нормально.

— Тебя это удивляет? Нормальные люди на такие зрелища не ходят и уж точно не получают от него удовольствия.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Работаю. И я не публика. А ты пока одеваться начинай.

— Обычно я от женщин обратное слышу, — усмехнулся Эрик.

— Кто бы сомневался, — фыркнула рыжая.

— И тебя очаровал?

— Кто бы сомневался, что ты так скажешь, — закончила мысль Оливия.

— Слушай, а Мокрый и правда, твой муж?

— Кто?

— С которым ты у решетки разговаривала. Его теперь так кличут.

— А что его не спросишь?

— С тобой разговаривать интересней.

— Одевайся, — повторила Оливия, — и протянула странную рубаху. Эрик скинул ржавую робу и натянул обнову. Широкие короткие рукава с разрезом, так что одеваться цепь не мешала. Осмотрел себя. Рубаху будто шил сумасшедший портной, ушедший в пьяный загул. Она была соткана из множества разноцветных лоскутов — оранжевого, малинового, зеленого, красного, ярко-синего. В довершение ко всему на спине и груди были пришиты маленькие стекляшки.

— Для чего это?

— Чтоб блестело, — ответила Оливия и обратилась к Курти:

— Теперь ты.

Паренек, странно смотря на нее, переоделся. Потом спросил:

— Что нас ждет на арене?

— Честно не знаю. Сегодня не должно было всего этого быть. Обычный день, обычные игры. Это все для гостей. Кто-то важный приехал. Хотят удивить. Какая-то новая игра, никто не знает, что там будет.

— Быстрее! Почему еще не все одеты?! — Фабрис, как обычно, бледный и с выражением брезгливости на лице стоял у дверей и рассматривал зал.

— Так, рано херр Нилс, — отозвалась Оливия, — они еще не подкрепились.

— Когда я с тобой разговариваю, — мерно прочеканил Фабрис, — это не значит, что я тебя о чем-то спрашиваю. И я жду не оправдания, и даже не ответа, а жду действий. Шевелись, давай!

— Конечно, херр Нилс, — Оливия закусила губу и наклонила голову.

— Эй, поганка бледная, нельзя ли полегче с девушкой?

Все в зале уставились на Эрика.

— Это ты мне?!! — спросил Фабрис бесцветным голосом.

— Тебе, покойник ходячий.

— Ты понимаешь, что в моей власти приказать тебя выпороть? Здесь и сейчас?

— А ты понимаешь, что угрожаешь поркой человеку, который на смерть идет?

— Так это ты ходячий покойник? — Фабрис достал платок и поднес к носу.

— Никто никого не будет пороть. Во всяком случае, сейчас, — вошел Арман.

— Холоп мне нагрубил, — это нельзя оставлять без наказания, — и я давно хочу тебе сказать, что ты Арман вездесущ. И всегда появляешься в самый интересный момент, нужен ты или нет, но ты всегда в центре события.

— Не поверишь, только что, то же самое князь сказал.

— Это у тебя дар?

— Скорее проклятье, — я человек нелюбопытный, а вот, поди ты, приходится быть всегда в гуще.

— Вот тебе и гуща, прими меры — накажи его, я пойду встречать зрителей.

Фабрис вышел, Оливия сделала несколько быстрых шагов к Арману и зашептала ему на ухо.

— М-да. Что ж. Какой смысл его наказывать тогда? Итак, через часок наказан будет. А не наказан, так что ж. Мы его напугаем, верно! — он погладил Оливию по волосам.

За окном ударили барабаны. Курти вздрогнул, Эрик заметил и спросил:

— Ты чего?

— Страшно, — признался Курти.

— Постарайся выжить, ты мне нужен.

— Ага. Ты мне тоже, — паренек поднял руку с цепью, — так, что и ты постарайся.

Эрик осмотрел зал. Знакомых в камере немного, но из них никто на сегодняшние игры не попал. Сплошь неизвестные лица, хотя вон того в камере видел. Светловолосый парень, поймал взгляд, потер курносый нос и улыбнулся Эрику:

— Привет, я Тим, — и помахал закованной в цепь рукой. Его напарник, чья рука сползла с колена из-за движения, не обратил на это внимания, невидяще смотря перед собой в пол.

Эрик не стал отвечать, приветливый парень только раздражал. А про его напарника подумалось, что он уже не жилец.

«Артисты», все двадцать человек подошли к окнам. За окном танцевали. Бассейн занимал всю площадь арены и изображал пруд или озеро. На зеленых платформах, сделанных в виде листьев кувшинок, танцевали девушки. Так и невидимый из окна оркестр, наигрывал что-то мелодичное, зрители благосклонно, но без энтузиазма хлопали. Танец закончился тем, что девушки прыгнули в воду, сделали несколько танцевальных движений в воде, помахали зрителям и убежали по бортику бассейна в проход. Курти проводил их глазами и подумал, что идут они, наверное, в тот зал, куда его привели после первой игры. Интересно, там тоже сейчас накрытый стол? Или он только для игроков-победителей? Очень захотелось туда. Захотелось того чувства, что все уже закончилось.