Тви'лекк пробормотал что-то на хаттезе. Кто-то из девчонок всхлипнул — скорее всего, Милли, но Рисса не поручилась бы. Возможно, это была даже она сама.

Драконы в галактике были не редкостью — на многих планетах обитали какие-нибудь особо жирные ящерицы с большими зубами, которых народ записывал в племя могучих разумных хищников из сказок. Этот до идеального дракона не дотягивал ростом: его украшенная костистым гребнем голова едва доставала Риссе до груди. К тому же он явно был не в лучшей форме: его бока ввалились, чешуя местами облезла, обнажив сочащуюся какой-то белесой дрянью, больную плоть.

Но это все равно была очень большая и очень зубастая ситхова ящерица.

Рисса медленно, стараясь не дергаться слишком резко, попятилась. Руку, сжимавшую световой меч, свело судорогой.

— Сваар, — позвала она, с трудом заставляя язык слушаться, — у тебя еще одна граната есть?

— Ни хрена у меня нет, — хрипло отозвался тви'лекк. — И бластер пустой.

Ящер медленно, почти лениво пополз к ним. Хвост высек искры из каменной стены.

"Дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!"

Ящер напирал спереди. Позади Риссе послышался далекий лязг металла и чеканный шаг мертвых воинов.

Времени думать не оставалось. Даже бояться времени не было. Рисса нащупала кнопку, молясь, чтобы эта хреновина работала именно так.

Из рукояти с гулом вырвался ярко-алый луч. По руке от кончиков пальцев до плеча прошла вибрация. Рисса неловко взмахнула мечом, привыкая к тому, как странно он ведет себя — будто не она заставляла его двигаться, а он тянул ее за собой.

Желтые глаза ящера сфокусировались на ней. Риссе почудилось, что его морда оскалилась в издевательской улыбке. Он рванулся вперед так резко, что девочка едва не проворонила этот момент — лишь какое-то шестое чувство, заставившее метнуться в сторону, спасло ее от клацнувших рядом зубов. Не раздумывая, она что было сил рубанула мечом по толстой мускулистой шее, ожидая, что сейчас клинок легко пройдет сквозь чешую и мясо…

Меч соскользнул. На шее чудища осталась лишь глубокая обугленная борозда. От его рева едва не разорвались барабанные перепонки, боль пронзила виски и на миг побелело перед глазами. Ящер наотмашь ударил когтями, не дотянувшись на какой-то миллиметр — Рисса успела отпрыгнуть, даже не поразившись откуда-то взявшейся в ногах силе. Не до того было. Она принялась бешено размахивать мечом перед собой, отмахиваясь от ящера, как веткой — от дворовой шавки. От страха хотелось зажмуриться и громко визжать. А может, она и визжала, только сама не замечала этого.

Несколько раз она все-таки попадала ящеру по морде и даже почти выжгла глаз, но все без толку — тварь только рычала и вопила, получив очередную царапину, и даже не думала отступать. Световой меч — самое грозное оружие в галактике, не считая бомб и турболазеров, оказался в ее ручонке такой же бесполезной хренью, как тренировочный из Академии.

Ее усталость отступила, тело переполняла сила, какой Рисса никогда прежде не ощущала, но этого было мало. Слишком мало, чтобы ранить эту тварь мало-мальски серьезно.

Взгляд Риссы уперся в бок ящера. Тощий, больной бок, едва прикрытый облезлой чешуей. Вот он, шанс! Если она сможет добраться до него…

Продолжая отмахиваться от монстра — это хотя бы держало его на расстоянии, — Рисса сделала острожный шаг в сторону. И еще, и еще один…

Ящер в один прыжок развернулся боком. Свистнул воздух, мелькнула перед глазами размытая длинная тень, и в мире не осталось ничего, кроме боли. Тяжеленный, унизанный шипами хвост врезался ей в ноги, дробя кости и разрывая плоть. Рисса даже не почувствовала удара об стену — казалось, мозг не мог обрабатывать столько мук разом. Она скрючилась на полу, задыхаясь, захлебываясь плачем, но так и не выпустив меча из рук. Она не смогла бы разжать пальцы, даже если бы захотела. Бесполезный клинок прожигал дыры в каменной кладке. Рисса выла на одной ноте, не видя вокруг себя никого и ничего, кроме медленно приближающейся оскаленной морды.

Она понимала, что это конец. Понимала — но не могла осознать. Боль, рвущая на части и сжигающая изнутри, вытеснила все остальное.

Рисса сжалась, зажмурилась. На краю сознания пульсировала мысль: вот сейчас все закончится. Клацнут зубы, разрывая горло, когти вонзятся в грудь, и все закончится.

Но не заканчивалось. Сквозь грохочущую в ушах кровь Рисса услышала выстрелы. Тело чудища прошили несколько мощных очередей. Ящер выгнулся, завопил и рывком повернулся к новым обидчикам — раненный, дышащий с хрипами и присвистом, но все еще живой и способный порвать врага на части.

Только теперь ему противостояли не дети, а целый отряд имперских солдат. Вперед выступила фигура в мантии, казавшаяся черной на фоне ярко освещенного дверного проема. Ее ладони окутало электрическое сияние, и в ящера ударила ветвистая сине-белая молния. Тот затрясся всей тушей, прижался к полу, когти заскребли по полу в бессильной ярости. Неторопливо, осторожно приблизившись к нему, ситх активировал световой меч и с одного удара пронзил ящеру череп.

Все стихло. Имперцы хранили гробовое молчание. Милли и Иллин жались у стены, крепко сжимая друг друга в объятиях. Сваар нервно поигрывал бесполезным пистолетом, похоже, жалея, что не может застрелиться. Даже мертвецы не спешили врываться в холл, чтобы оживить сцену — то ли Сваар так качественно их заморозил, то ли они снова впали в спячку, решив, что их сокровищу ничего не угрожает.

Только Рисса тихо плакала и подвывала от боли. Сдерживаться было невозможно: ее ноги превратились в уродливые окровавленные куски мяса. Рисса могла шевелить ими, но малейшее движение превращалось в пытку. Казалось, в них не осталось ни одной целой косточки и связки.

— Ну что, девочки? — ситх равнодушно осмотрел их, задержав взгляд только на Свааре и Риссе. На Риссу смотрел дольше. — Хватит, нагулялись. Пора домой.

Койки в тюремном блоке были еще хуже давешних спальников. Разве что не воняли. У Риссы уже спина отваливалась, но она не могла даже встать и размяться: гребаная ящерица так знатно переломала ей ноги, что до камеры Риссу, обколотую стимуляторами и обезболивающими, пришлось нести. Хорошо хоть боли она благодаря им почти не чувствовала. Она вообще ничего не чувствовала, даже страха. Только тяжесть во всем теле, тупую усталость и полную, беспросветную обреченность.

Их казнят. Тот ситх — кажется, назвавшийся надзирателем Ясхом, — так им и сказал: "Не надейтесь". Мол, их дело дошло до верховного наставника, а у него с беглецами разговор короткий: под плеть и на столб, медленно умирать от обезвоживания и воспаленных ран. Риссе он советовал не дожидаться приговора и сдохнуть раньше, в относительном комфорте камеры. Или она сама об этом подумала? В голове все путалось — имена, слова, картинки… Вроде бы Иллин просила что-нибудь сделать, как-то помочь им, а Ясх только назвал ее маленькой умницей и грустно улыбнулся. Или… Да нет же! Это было не сейчас, и Иллин тогда не с Ясхом разговаривала, а с врачом. Который, конечно же, ничего не сделал, потому что ему плевать. Всем на них плевать. Как всегда.

Рисса облизнула губы. Хатт побери, как же ей хотелось пить. И холодно так… Рисса попыталась закутаться в одеяло, но не смогла даже шевельнуть рукой. Ноги не слушались вовсе. Спина болела так, будто вместо койки под ней были голые камни.

Лба коснулась чья-то рука — прохладная, мягкая, нежная. Совсем как у мамы раньше, в счастливые времена, когда она любила Риссу, а не своего слизняка-мужа. Если Рисса болела, мама садилась к ней на постель, гладила по голове и тихим-тихим голосом рассказывала сказки, пока Рисса не засыпала.

Рисса почувствовала слезы на горячих и шершавых, будто покрытых коркой щеках. Мама… Не хотела Рисса ей говорить все это обидное дерьмо! И про то, что такая мать ей не нужна, тоже бред. Вырвалось. Нужна, нужна, очень! Это все отчим, скотина. Все из-за него. Если бы не он, ничего из этого бы не случилось. Если бы не он, она сейчас была бы дома…