Он попытался беспечно улыбнуться. Его не поддержал даже Ремис.

— Ага, — мрачно протянула Рисса. — Байка такая. Смешная. Милли очень весело было, когда ее до полусмерти кнутом избили и бросили подыхать на солнцепеке.

Рисса резко встала. Сама не понимая, почему, она готова была взорваться от злости: невмоготу было смотреть на веселящихся старшаков, которым никто не помешал дожить до испытаний, и на правильного, красиво причесанного имперского мальчика Кира, для которого их жизнь — страшилка вроде призраков в школьном подвале.

— Я пошла уроки делать, — буркнула она мальчишкам. — Кому как, а мне под кнут и на столб не хочется.

* * *

Через полчаса Рисса сидела в пустом классе, в котором послушникам разрешалось делать домашку. Она билась над задачкой по алгебре и никак не могла понять, с какого бока к ней подступиться. Сумбурные записи в датападе делу не помогали: Рисса глядела вроде как на свой конспект, а видела набор иероглифов. С учебником — та же беда. Возможно, она могла бы во всем разобраться, если бы голову не забивали мысли о смерти. Своей, Ремиса, Милли, Иллин…

Все было ясно, как небо в пропагандистском ролике Республики, — том самом, где бравый солдат с белозубой улыбкой обещал защитить от зла всю галактику. Они не нужны Империи. Из них не собираются выращивать ситхов. Стравят, как крыс, чтобы к концу обучения остался кто-нибудь самый сильный и злой, и только этому "крысиному королю" позволят жить. Все остальные умрут — не в этом году, так в следующем, не в следующем, так через пару лет. А правильные имперские мальчики и девочки все так же будут, опасливо озираясь, шептаться о "группах смертников" и спорить, сказки это или нет.

Рисса плюнула на математику и открыла вкладку с записями по древнеситскому. Там тоже иероглифы, но их хотя бы считать не надо.

— Рисс, к тебе можно упасть?

Рисса угрюмо посмотрела на топчущегося в дверях Ремиса. Посылать его не было никаких причин, поэтому она кивнула и немного подвинулась, освобождая место за партой. Может, вместе уроки бойче пойдут. Ну, или мысли и о том, что они все умрут, в компании станут чуть менее унылыми.

— Падай, — запоздало разрешила она, когда Ремис уже плюхнулся на стул рядом с ней. — Ну, как посидели с этой мамочкиной радостью?

Ремис осуждающе посмотрел на нее.

— Зря ты так про Кира. Ничего он не маменькин сынок, нормальный парень. Просто ему в жизни больше нашего повезло, вот ты и злишься. Он со мной решил законтачить потому, что у них всю группу под себя один петух подмял, сыночек какого-то важного ситского лорда, а всех, кто не в его банде, назначил либо лузерами, либо вражинами. А Кир в шестерках под всякими уродами ходить не хочет.

— А ты, значит, хочешь, чтобы тебе морду за компанию с ним набили?

— Мы тут отребье и грязь под ногами, если что. Нам и так рано или поздно морды придут бить. Лучше, чтобы нас в тот момент было как можно больше.

Рисса улыбнулась. Все-таки хорошо, что Ремис не такой тупой, как ей сначала показалось. Повезло. С таким можно попробовать прорваться.

Ремис водрузил свой датапад на парту.

— Как идет битва с домашкой? Списать дашь?

Рисса ткнула пальцем в пустую страницу.

— У тебя фантазия хорошая? Представь, что у меня здесь что-то умное написано.

Ремис фыркнул от смеха, но тут же посерьезнел.

— Хотел поныть, что здесь нет Иллин. А правда, она совсем со своим синдромом наседки чокнулась, что ли? Если она завтра придет без домашки, ее сто процентов рядом с Милли положат.

Об этом Рисса как-то не задумывалась. А ведь правда: от беспокойства за Милли Иллин совсем уже с ума сошла. Ее надо было срочно возвращать в реальность, пока эта реальность сама о себе не напомнила.

— Думаешь, надо идти за ней?

— Не думаю, а знаю. Хотя бы потому, что без нее мы точно эту сраную алгебру не решим.

Медблок был открыт и днем, и ночью. Риссе не слишком-то хотелось снова встречаться с властвовавшим там старикашкой, но дружба есть дружба. Нельзя было бросать Иллин и Милли одних. Уже бросила один раз, и чем это закончилось?

Риссу со страшной силой грызло нехорошее предчувствие: появилось ни с того ни с сего, но засело накрепко, стоило Ремису вспомнить об Иллин. Теперь к медблоку она неслась почти бегом, а Ремис болтался чуть позади, бурча что-то о том, что девчонки никуда не денутся.

В гулкой тишине слышалось только, как мерно гудят охранные дроны, патрулирующие коридоры. К двенадцатому часу коридоры и залы Академии окончательно обезлюдели, и по пути ребятам никто не встретился, если не считать безликих стражей в алых латах. Днем они вызывали у Риссы примерно столько же эмоций, сколько вызывает диван или стол, а вот ночью от их молчаливого присутствия почему-то стало не по себе. Сразу вспомнилось, как один парень из их группы за ужином болтал, будто стражники — вовсе не люди, а мертвецы, поднятые темным колдовством, и надзиратели кормят их провалившими испытания послушниками. Сейчас это почему-то не казалось таким уж бредом.

На сей раз дорога к медблоку вспомнилась легко: ноги словно сами несли Риссу в нужном направлении. У знакомых прозрачных дверей она немного замешкалась, набираясь смелости. Кто знает, как Милорд-и-Никак-Иначе отнесется к тому, что одни и те же послушники второй раз за день путаются у него под ногами и от работы отвлекают? Он вроде не показался Риссе таким уж злобным, но с ситхами никогда не угадаешь, какая вошь их в следующий момент укусит.

— Ну, чего стоим? — шепнул Ремис. — Пошли.

Рисса кивнула. И правда, чего это она? Тот дед ее не съест. Расправив плечи и придав себе максимально уверенный вид, Рисса открыла дверь.

Приемная была пуста. Холодный голубоватый свет отражался от стальных и дюропластовых поверхностей, в которые можно было смотреться, как в зеркало. В воздухе витал горьковатый запах чего-то противно-медицинского. Похоже, старик то ли отлучился куда-то, то ли возился с пациентами. Дверь в палату была закрыта, но не заперта, и индикатор возле нее горел зеленым.

"Значит, ничего плохого не будет, если мы туда завалимся без разрешения. Наверное", — решила Рисса. Но, едва заглянув в палату, поняла, что решила неправильно.

Старик, заведующий медблоком, пугал даже в благодушном настроении. Сейчас же Рисса инстинктивно попятилась, едва глянув на него. Ей и раньше доводилось видеть по-настоящему страшных людей: банду отморозков, целый год терроризировавших ее район, дядьку Тирба — старого наемника, поубивавшего больше народу, чем мог припомнить, господина Айр-Ко — наркоторговца и хозяина почти всех третьесортных борделей… Но все они вдруг показались Риссе безобидными добряками по сравнению с одним дедом, еще не успевшим сделать ей ничего плохого.

— Нет, это вы меня послушайте, надзиратель. И не смейте раскрывать рот, пока я не позволю вам. — Старик говорил негромко, но от его голоса, казалось, начинали вибрировать кости. Он шагнул вперед, и Аргейл, стоявший перед ним, сделал над собой заметное усилие, чтобы не отступить. — Я не стану спрашивать у вас, кем вы себя возомнили, чтобы врываться ко мне и чего-то требовать. Об этом вы подумаете сами и вернетесь с извинениями, когда придете в чувство.

Рисса застыла в дверях. Ремис, выглянув из-за ее плеча, шепотом ругнулся и потянул ее назад. Рисса машинально стряхнула его руку, хотя понимала: им сейчас действительно стоило тихонько закрыть за собой дверь и дать деру. Но она не могла сделать и шагу.

Надзиратель Аргейл, страх и ужас послушников и молодых инструкторов, стоял навытяжку перед старым ситхом-целителем и смирно терпел, пока его словесно избивают. Рисса не видела его лица, но подозревала, что надзирателя знатно перекосило. От этого зрелища по телу разливались волны удовольствия.

— Я хочу у вас о другом поинтересоваться, — вкрадчиво продолжил старик. — Знаете ли вы, скольких потерял наш орден в последней войне?