— Я знаю, что вы в любом случае выпутаетесь, — ответил камердинер, делая шаг назад. — А молодой господин еще слишком неопытен и наивен. Прошу меня простить… Я должен проследить, чтобы милорд не сбежал сегодня ночью из дома.

После краткого поклона Адальберт развернулся и побрел в сторону особняка.

— Ничего, пусть проветрится, — прокричал ему в спину герцог. И тише, почти шепотом добавил: — И кто тут из нас жестокий?

Уголки губ Северина едва заметно приподнялись сами собой. Как и ожидалось, после разговора с Ольфсгайнером ему стало гораздо легче. Камердинер являлся единственным человеком на всем белом свете, один вид которого мог успокоить истерзанную превратностями жизни душу Его Светлости.

«Стоит закончить со всеми делами сегодня, — подумал герцог Вельф, тихо насвистывая какой-то веселый мотив. — А после у меня останется время на то, чтобы подразнить нашего камердинера. Ах, не могу дождаться!..»

*Maman (франц.) — мама.

— Он прекрасен, — уже в третий раз за вечер с загадочным вздохом произнесла Глория.

Вся женская половина семьи Деллоуэй к одиннадцати часам вечера собралась в комнате Лидии. Каждый занимался своим делом. Марта взахлеб читала новенький женский роман о любви дочери капитана пиратов и морского короля. Девушке было безумно интересно узнать, останется ли главная героиня вместе с синеволосым тритоном в подводном царстве, что будет делать вольные корсары без ее помощи и кто родится от союза человека и полурыбы. Такие произведения Марта читала запоем, на время выпадая из реальности. Однако к ее огромному сожалению, зачастую издатели, желая получить с читательниц побольше денег, выпускали дамские романы в нескольких томах, и бедной провинциальной девушке приходилось месяцами ждать новинок. Приехав в столицу, средняя сестра получила доступ к новым литературным шедеврам и совершенно не собиралась тратить на окружающий мир времени больше, чем положено по этикету.

Maman в очередной раз пыталась научить младшую дочь вышивать гладью свои инициалы так, чтобы яркие и весьма дорогие нитки не запутывались после каждого стежка. Лидия, с детства привыкшая игнорировать монотонную речь своей гувернантки, мадмуазель Гирэ, делала вид, что слушает мадам Деллоуэй, но вместо этого с тоской поглядывала в окно, за которым белыми хлопьями с черного неба падал снег.

И лишь Глория сидела напротив трюмо с экзотичным орнаментом, змеившимся по раме зеркала, изредка бросала многозначительные фразы и томно вздыхала в попытках привлечь к своей персоне внимание. Наконец Лидии надоело выслушивать очередные материнские изыски о своих кривых руках, и, отложив вышивку в сторону, она задала сестер долгожданный вопрос:

— И кто же покорил сердце нашей снежной леди?

— Догадайся! — с лукавой улыбкой предложила старшая.

— Подсказки?

— Он высокий, у него королевская осанка, — начала считать, загибая пальцы Глория. — Его голос завораживает тебя настолько, что все мысли из головы сразу же вылетают. Ему очень идут длинные волосы. Он уже в зрелом возрасте, но до сих пор не женат, потому что хранит память своей умершей невесте. Он восхитителен…

— Все-все, остановись, — поспешно прервала сестру Лидия. — Я уже поняла, что герцог Вельф в твоих глазах божественен. Но прошу, не нужно мне об этом так страстно рассказывать. Вдруг я тоже влюблюсь в него?

Глория недовольно посмотрела на младшую сестру. Ей не нравилось, когда ее перебивали. И еще больше ей не нравилось, когда на нее не обращали внимания.

— Неплохая партия, — оценила мадам Деллоуэй. — Однако я, помнится, слышала другую версию о его невесте. Якобы он сам ее убил, потому что жениться не хотел. Всем было известно, что Северин Вельф и Сесилия Дамберг друг с другом не ладили. А у жениха, говорят, очень вспыльчивый характер…

— Это все глупости, мама, — беспечно отмахнулась от ее слов Лидия. — Мы же видели его сегодня за ужином. Очень сдержанный и хладнокровный мужчина. Папе не помешало бы подучиться у него сокрытию эмоций, а то он все время проигрывает мистеру Бейкеру в карты.

— Да, впрочем, если и не слухи, дорогая, то это абсолютно не важно, — также легкомысленно, как и младшая дочь, произнесла мадам Деллоуэй. — Главное, что Его Светлость имеет огромное состояние, занимает пост Второго Советника является титулованным аристократом, а также любимцем Его Императорского Величества Артура V. Глория, девочка моя, если сумеешь поймать его в свои любовные сети, то тебе никогда больше не придется краснеть за то, что твое платье к ужину то же, что было вчера за завтраком. Ты будешь купаться в роскоши, жить со своим блистательным мужем в столице, а я буду приезжать гостить к вам каждый год. Уже представляю, как он зовет меня мамой!

«У maman такая буйная фантазия», — с раздражением подумала Лидия. Девушке вообще не нравились все эти разговоры про замужество и свадьбу, особенно в исполнении ее родительницы. К тому же известие о предмете нежной страсти старшей сестры ее изрядно встревожило. Герцог Вельф не выглядел подходящей партией для юной и неопытной девушки, пускай и такой вертихвостки, как Глория. Младшая из сестер чувствовала в его поведение какую-то притворную мягкость и оттого посчитала этого мужчину весьма опасной персоной, что, впрочем, было заметно и по выбору гостей. А еще девушке почему-то показалось, что сердце Его Светлости прочно и надежно занято на очень долгое время.

— …А Марту и Лидию мы нарядим в прекрасные ткани из южных стран и найдем им достойные партии на рождественском императорском балу. Мужем Лидии будет всеми признанный ученый, а мужем Марты станет знаменитый на всю страну сыщик… Кстати, Марта, — игривым тоном, какой возникал всегда, когда она выдумывала очередное будущее, произнесла мадам Деллоуэй, — кто из молодых людей тебе больше всего понравился?

Марта вздрогнула от этого странного тона, отвлеклась от книги и посмотрела на maman. Девушка прекрасно знала, что если назовет имя юноши из компании молодого Вельфа, то все рождественские праздники ей придется провести вмести с ним, чинно беседую о погоде, потому что выдумать другую тему, которая удовлетворила бы все требования этикета, для девушки не представлялось возможным. А если матушке надоедят эти вежливые и крайне скучные расшаркивания, то есть вероятность и вовсе оказаться запертой вместе с молодым джентльменом наедине в какой-нибудь тесной комнате, что, естественно, вызовет в светском обществе большой скандал и повлечет за собой немедленную помолвку. Наученная горьким опытом своей любимой кузины, средняя сестра умела быть очень осторожной. Потому, мечтательно закатив глаза, она произнесла почти чистую правду:

— Мне понравился тот юноша, что прислуживал хозяину ужина. У него такие длинные красивые пальцы! Я уверена, он прекрасно умеет играть на рояле или клавесине. Его черты лица прекрасны! А волосы? Столь восхитительных локонов цвета ванили нет ни у одного мужчины во всей Истангии!

— Но он же простолюдин! — возмущенно прервала ее мадам Деллоуэй.

— Ну, и что? — как будто в недоумении спросила Марта, поправляя очки. — Я слышала, что он тоже учится на следователя. К тому же, какое значение имеет его положение в обществе для настоящей любви? Все прах и тлен, лишь чувства вечны!

— Никогда не бывать тому, чтобы моя дочь вышла замуж за какого-то слугу! Ты не посмеешь опозорить…

Лидия инстинктивно прикрыла уши и молниеносно выскользнула из комнаты. Марта в очередной раз разозлила maman своей деланной наивностью. Глория, как обычно, осталась наблюдать за спектаклем. Подобные зрелища доставляли старшей сестре истинное удовольствие.

История их семьи началась, когда Элен де Леруа впервые вступила в бальную залу губернаторского дворца в Ранционе. Будучи восторженной юной девицей и обладая той самой провинциальной красотой, воспетой знаменитым истангийским поэтом, она ожидала толпы богатых и знатных поклонников, которых она несколько месяцев водила бы за нос, а по окончанию сезона выбрала бы себе в мужья самого влюбленного и достойного из них. Реальность оказалась весьма жестока. Среди поклонников мадмуазель де Леруа не оказалось ни одного завидного жениха. В основном ее кавалерами стали младшие сыновья местных дворян, которые получали в наследство столь незначительную сумму денег, что Элен ни за чтобы не обратила на них свое царственное внимание. Единственным исключением оказался месье Жюльен де Бель, которому имел огромное состояние, однако заработал он их торговлей, дворянство имел личное, да к тому же не удовлетворял скромные эстетические каноны объекта свое воздыхания: он был очень стар.