"Это был тот самый момент, когда я все для себя решила. Что бы ни случилось, что бы ни решили мои родители — я обязательно сохраню ребенка. Ведь это же его — Стаса — ребенок, зачатый от любви (я все же хотела верить в это). Я просто не имею право убить этого малыша, ведь вот же он — малюсенький, размером с горошинку, но ведь уже живой. А биение его сердечка теперь ощущалось и во мне внутри. Ведь это МОЙ… Нет НАШ малыш… Как я буду смотреть в глаза его отцу, зная, что убила плод нашей любви… "

"Я скучаю. Так скучаю, что внутри от одиночества все скручивает. В душе образовалась пустота и ничто не может эту пустоту заполнить. Даже маленькая Анюта не может ни вытеснить, ни заменить Стаса из моего сердца…"

Где же она сейчас? Мне было страшно за нее — как бы в таком состоянии она не попала в беду. Я чувствовал, что сейчас она остро нуждается во мне, но гордость и обида не позволяют Эле вернуться. Она боится, что я не прощу. А я простил. Я уже давно все простил, потому как моя любовь к ней выше всего.

Я разжал ладонь и посмотрел на предметы, лежавшие в ней: одна сережка с бриллиантиками и капелькой граната — та самая из пары, которую я подарил Эле на наш волшебный Новый год, (она обронила ее в ванной комнате в день Настиной помолвки, когда между нами состоялся разговор — Настя сказала, что Эля никогда не носила иных украшений, только эту пару сережек) — и кольцо с россыпью гранатов и бриллиантов — я хотел его подарить Эле незадолго до тех трагических событий в нашей жизни, хотел сделать ей предложение, но так и не успел. А я все эти годы бережно хранил ее подарок — часы. Они всегда были со мной, напоминая о тех волшебных днях, что были у нас с Элей. Может быть это мелочно, но мне постоянно нужны были напоминания о моей девочке, без которой я не жил, а существовал: эти часы, кольцо да фотография, которая стояла на тумбе и которой я мог любоваться часами, проводя пальцем по волосам, губам и глазам, рукам. У Эли была Анюта как напоминание обо мне и подаренные мною сережки, а у меня — ее часы, фото и то кольцо, которым я хотел связать наши жизни.

Ближе к вечеру ко мне приехали родители. Отец сразу же с порога заметил мое состояние:

— Хреново выглядишь, сынок. От Эли нет никаких вестей?

— Нет, — устало покачал головой я.

Мама подошла, поцеловала меня в щеку и прижала к себе (хотя еще не известно было, кто кого прижал к себе: она меня или я ее, при моем-то росте).

— Мы что-нибудь придумаем, — попытался подбодрить меня отец. — Найдется Эля, не переживай.

А я понимал, что Эля найдется только тогда, когда она сама будет к этому готова. Но и сидеть сложа руки тоже не хотел. Я буду все равно разыскивать ее. И буду добиваться вновь и вновь.

Глава 35.

Неделю спустя.

Эля уже битый час сидела в комнате снятой ею квартиры и гипнотизировала взглядом телефон. Позвонить или нет. В конце-концов она должна дать о себе знать отцу и Насте — они явно волнуются, не зная, куда она пропала и все ли с ней в порядке.

Первый, кому Эля позвонила, был отец.

— Папа, это я, — тихим виноватым голосом произнесла она в трубку.

— Элечка, доченька, где ты? — сразу же откликнулся Виктор. — Мы же все переживаем.

— Папочка, прости, — всхлипнула она, — у меня все хорошо.

Виктор внимательно слушал, желая узнать хоть что-нибудь существенное, но Эля больше ничего не говорила.

— Элечка, ну что случилось? Почему ты прячешься от нас?

Она тяжко вздохнула и закрыла глаза.

— Я просто хочу побыть одна. Столько всего навалилось, что я просто боюсь сойти с ума от этого. Мне очень тяжело пока оставаться в Москве.

— Солнышко мое, не глупи, возвращайся домой. Ты же большая девочка и должна понимать, что мы все тебя очень ждем и волнуемся. А ты даже не звонишь нам. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но это же не выход убегать от проблем. Тем более, что со Стасом вы еще не обо всем поговорили…

— Пап, не надо про Стаса, — попросила Эля. Было еще слишком больно вспоминать про него. — Я просто позвонила сказать, что у меня все в порядке. Вот и все. Не переживайте за меня.

— Скажешь тоже: не переживайте. За полторы недели ты позвонила первый раз — как я могу не переживать? — Виктор старался сдерживать рвущееся наружу негодование, чтобы не вспугнуть дочь. — Ты хотя бы скажи, как долго собираешься прятаться.

— Я не знаю. Мне нужно собраться с мыслями и силами. Прости, мне больше нечего сказать.

— Элечка, — быстро проговорил Виктор, боясь, что Эля бросит трубку, — у тебя точно все хорошо? Может тебе деньги нужны или еще что-нибудь?

— Нет, пап, ничего не нужно. Я сумею о себе позаботиться. Спасибо. Я тебе еще позвоню как-нибудь.

И с этими словами Эля повесила трубку. Она хотела позвонить еще и Насте, но вот еще одного такого разговора точно не выдержит — и разрыдается. Она прекрасно понимает, что все за нее беспокоятся. Вот только сил совершенно не было, чтобы вернуться и глядеть им в глаза: отцу — потому что во многом из-за его действий пришлось страдать и Стасу, и ей самой; Стасу — потому что просто больно и стыдно за всю ту боль, что он перенес по вине ее семьи, и за то, что так и не нашла в себе силы рассказать ему о дочери, пока было еще не поздно; Зариповым — потому что просто стыдно за свою семью, потому что они приняли ее как родную, хотя должны были бы обвинять за то, что произошло с их сыном по ее вине.

Еще немного повертев в руках телефон, она все же положила его и отошла.

Виктор вопрошающе посмотрел на сидящего напротив начальника службы безопасности своей фирмы.

— Ну как, удалось засечь? — спросил он, нервно вертя в пальцах ручку.

— Без проблем, Вить, — ответил тот, глядя на монитор своего ноутбука. — Абонент зарегистрирован в Нижегородской области…

Виктор удивленно вскинул брови:

— Нижегородской области? Ты уверен?

— Да, это стационарный номер, зарегистрирован на имя физического лица в квартире. Вот адрес…

Виктор, не мешкая ни минуты, сразу же набрал номер Стаса.

— У меня для тебя информация, — сразу же без приветствия и предисловий начал он. — Мне сегодня позвонила Эля. Я пробил ее местонахождения, записывай адрес. Это Нижегородская область…

Колчин продиктовал адрес, только что сообщенный ему его сотрудником.

— Как давно она звонила вам? — услышал он взволнованный голос Стаса.

— Час или два назад. Мои телефоны сейчас стоят на прослушке и служба безопасности смогла засечь сигнал. Но это адрес жилой квартиры. Наверное, Эля снимает квартиру. В общем, я дал тебе информацию… Вот только Эля говорила, что пока не хочет возвращаться. Я боюсь, что она могла позвонить вот так в открытую только потому, что собирается еще куда-то уехать. Тебе лучше поторопиться, если хочешь с ней хотя бы поговорить.

— Спасибо, — только и ответил Стас и тут же отключился.

Стас удивленно посмотрел на лист бумаги, куда он записал только что продиктованную ему информацию. "Что же ты от меня прячешься, малыш?" — с тоской подумал он. И тут же подхватив адрес и пиджак, быстро направился к своей машине, набирая по пути незнакомый иногородний номер. Стас долго вслушивался, отчаянно надеясь услышать любимый голос. Но в ответ звучали одни лишь монотонные гудки.

— Ну ответь же, милая, я тебя очень прошу, — повторял он словно молитву, а в ответ все та же тишина: Эля не отвечала.

Стас не раздумывая направил свою машину по указанному адресу — и плевать было на то, что часы показывали уже восемь вечера, и что до нужного места он доберется лишь поздней ночью. Главное, что он должен как можно быстрее увидеть свою Элю, должен поговорить с ней. По дороге он снова и снова пытался дозвониться по указанному номеру, но ответом ему были все те же гудки.

***

Эля замерла на пороге в комнату и устало прислонилась к дверному косяку: телефон разрывался от настойчивого звонка, оглашая всю квартиру беспрестанной трелью. Она прекрасно понимала, что позвонив отцу, выдаст свое местоположение — с его-то связями и возможностями это было лишь дело времени. Вот только она не ожидала, что времени на это потребуется так смехотворно мало.