— Настенька… — Олег не мог найти подходящих слов, все казалось каким-то нелепым, неподходящим. Он почувствовал, как в горле образовался какой-то ком, мешавший даже свободно дышать. — Настенька, а как же меры предосторожности?

— Я уже три месяца ничего не принимаю. — Она притянула его голову к себе ближе и, соприкоснувшись с его лбом, проговорила прямо в губы, чередуя фразы с поцелуями. — Я… ХОЧУ… ОТ ТЕБЯ… РЕБЕНКА…

И крепко обняв мужа за плечи, отдалась его поцелуям. Олег ничего не сказал — его ответом стали нежные поцелуи и ласки, его неистовое желание, с которым он погружался в глубь ее тела. И вскоре оба достигли кульминации своего желания — сначала Настя, крепко прижавшись к телу мужа и протяжно крича от нахлынувшего на нее наслаждения, а затем и сам Олег, сжимая в объятиях любимую и хрипло повторяя ее имя. Они не торопились размыкать объятий, продолжая лежать, тесно прижавшись друг к другу. Настя уткнулась носом в шею Олегу и поглаживала пальцами его плечи.

— У нас еще вся ночь впереди, — услышал Олег ее ласковый шепот, — и еще две недели…

Он счастливо улыбнулся и перекатился на бок, увлекая за собой Настю и целуя ее в висок.

— Давай только немного отдохнем после перелета, — ответил он, укрывая их обоих одеялом. — Поспи немного.

Настя почувствовала, как на нее накатила усталость, и даже не было сил что-то ответить. Она просто прижалась к любимому мужу и закрыла глаза. Как же хорошо рядом с ним, тепло и уютно.

— Люблю тебя, — прошептала она.

— Я тоже люблю тебя.

— Мальчика хочу, — уже сквозь сон пробормотала девушка.

— Спи, любовь моя. Будет у нас и мальчик, и девочка — все, как ты захочешь, — прошептал ей в ответ Олег, мягко погладив по волосам и поцеловав в лоб. Только Настя уже не услышала, так как заснула в его убаюкивающих объятиях

Глава 42.

Три недели спустя.

Эля снова проснулась в холодном поту. Она резко раскрыла глаза и села в постели, обессилено потерев рукой лоб. Уже скоро будет год, как случился тот ужас, но видения все еще продолжают ее преследовать, чередуясь и выбивая ее из душевного равновесия. Теперь, когда Стас рядом, ей стало чуточку полегче, она словно чувствовала, как он забирает ее переживания на себя, как своей любовью и поддержкой вселяет в нее уверенность и спокойствие. Вот только видимо этого не хватает.

Стараясь двигаться как можно тише, Эля поднялась с кровати и осторожно прошла в ванную комнату, чтобы хоть немного привести себя в порядок, обдав лицо холодной водой. Не помогло. Эля села на край ванны и закрыла лицо руками, пытаясь сдержать слезы бессилия. И уже спустя пару секунд почувствовала, как Стас погладил ее по волосам и прижал к себе.

— Что случилось, милая? — тихо спросил он, продолжая успокаивающе гладить ее по голове. — Опять сон?

Эля только кивнула головой. Она обняла Стаса за талию и спрятала лицо, уткнувшись ему в живот.

— Расскажи мне, что тебя тревожит.

— Не знаю, — всхлипнула Эля. — Я все время вижу один и тот же сон: будто Аня жива и зовет меня… Стас, я так больше не могу…

Стас продолжал держать ее в своих объятиях, стараясь успокоить любимую.

— Может нам стоит сходить на кладбище? Или свечку в церкви поставить?

— Не могу, — тяжело вздохнув, проговорила Эля, — не могу. Может я плохая мать… Но когда я прихожу на кладбище, мне кажется, что я иду к совершенно чужому человеку. У меня совершенно нет никаких эмоций, ты понимаешь?

Стас кивнул в ответ, но Эля не могла этого видеть: конечно он понимал, так как и сам не мог отделаться от какого-то ошущения, будто приходит к чужому человеку.

— А поставить свечку, — меж тем продолжала Эля, — тоже не могу. Это же за упокой ставят… А в моем сердце она жива. Не знаю, как это объяснить, но вот я чувствую себя так, как будто она жива. — Эля судорожно вздохнула, и Стас понял, что она снова плачет. — Я устала держать все это в себе. Все думают, что со мной что-то не так, что я не хочу навещать ее на кладбищ… А я не могу, понимаешь? Вот не могу и все: как будто к чужому иду.

Стас присел на корточки перед ней и вытер пальцами ее слезы, немного задержавшись в легком поглаживании на нежной щеке.

— Понимаю, маленькая моя, все прекрасно понимаю, — произнес он, — мне и самому тяжело туда ходить. И я знаю, что тебе во сто крат тяжелее… Ты только не отдаляйся от меня. — Он заставил Элю посмотреть на себя. — Я очень тебя прошу: не замыкайся. Я здесь, рядом с тобой, и вместе мы справимся со всем, слышишь меня? Ты больше не одна.

Эля слабо закивала головой в ответ, а потом обхватила прохладными пальцами щеки Стаса и прижалась лбом к его лбу.

— Я больше не хочу быть одна, — тихо проговорила она. — Всегда старалась быть сильной, но рядом с тобой мне почему-то хочется быть слабой…

— Иногда лучше быть слабым, чем сильным. Сильных судьба чаще подвергает испытаниям.

В ответ Эля коснулась легким поцелуем губ Стаса.

— Пойдем спать, — Стас поднялся на ноги и протянул Эле руки.

— Пойдем, — Эля ухватилась за протянутую руку и пошла вслед за ним.

Он помог ей лечь обратно в постель, заботливо накрыл одеядом, позабоотившись о том, чтобы Эля была полностью укутана им, и лег рядом, тесно прижав ее к себе и успокаивая своим присутствием и легкими поглаживаниями.

— Я здесь, я всегда буду рядом, родная, — ласково нашептывал он.

Спустя некоторое время Эля крепко заснула: ее дыхание успокоилось и тело расслабилось. Стас еще некоторое время продолжал держать Элю в объятиях, охраняя ее сон. Он сколько угодно мог уберегать ее физически, но вот помочь ей справиться со своими кошмарами до конца не мог. Ему все время казалось, что она старается скрыть все это глубоко внутри себя, никого не желая впускать в свои переживания. И то, что сегодня Эля позволила ему заглянуть в свои страхи, уже многое значило: она стала раскрываться и теперь готова была довериться, но в то же время это означало и то, насколько ей было тяжело — настолько, что она одна уже не могла всего этого держать в себе.

Сон так и не шел — виной всему были мысли, вертящиеся в голове. Удостоверившись, что Эля крепко спит, Стас поправил ее одеяло, ласково погладил, а затем поцеловал ее щеку и, стараясь не шуметь, вышел из спальни на кухню. Он сделал себе кофе и включил ноутбук, расчитывая немного поработать с документами, однако спустя несколько минут оставил это безрезультатное дело, так как не мог ни на чем сосредоточиться. Вместо этого Стас зашел в интернет и набрал в поисковике запрос видео аварии, в которую попали Эля с Анечкой. Интернет пестрил различными сообщениями, фотографиями и видео с места трагедии — в век технологий это было не сложно. И Стас принялся все это смотреть. Для чего — он и сам не мог бы ответить себе. Просто было что-то такое в душе, что заставляло его это делать. Может быть такое же нежелание мириться с несправедливой смертью дочурки, как и у Эли, а может быть некое чувство вины перед Элей, что этот кошмар стоит только у нее перед глазами, а может что-то еще… Он смотрел и смотрел, по десятому, сотому разу проворачивая запись с камеры видеонаблюдения с соседнего здания, с видеорегистратора проезжавшей мимо машины… Потом переходил к роликам новостей, рассказывающих об аварии… Затем снова возвращался к записи трагедии…

Больно. Тяжело. Невыносимо. Смотреть на все это не было сил, и все же он смотрел — его Эля видела весь этот кошмар уже почти год, и почему-то Стас испытывал некую вину за то, что не мог разделить этот груз боли вместе с ней. Он встал, сделал себе еще кружку кофе и снова вернулся в ноутбуку. Каждая секунда видео была уже запомнена до мельчайших подробностей, и все же Стас смотрел. Было такое впечатление, что он что-то упустил. Что-то важное. Совершенно не ожидая ничего нового, Стас открыл еще одну ссылку и с удивлением обнаружил новое, еще не просмотренное им видео — кто-то запечатлел момент аварии на видеорегистраторе своего автомобиля. Но именно это видео давало более четкую картину произошедшего — в нем было все видно совсем с другого ракурса — не с того, откуда неслась машина, а с противоположного, и теперь все потерпевшие были отчетливо видны, можно было рассмотреть каждое их движение.