– Принимая эту должность, – сказал Марсо Клеберу, – я принимаю на себя все дрязги и всю ответственность, а тебе предоставлю действительную власть и средства к спасению армии.

– Будь спокоен, друг мой, – ответил ему Клебер. – Мы вместе станем драться и вместе подставим голову под гильотину.

Итак, армия выступила, и с этой минуты во всем явились единство и твердость. Авангард Вестермана пришел в Маис 12 декабря и тотчас же атаковал вандейцев. Вандейцев охватила паника, но несколько тысяч молодцов под началом Ларошжаклена выстроились перед городом и принудили Вестермана податься назад к приближавшейся уже дивизии Марсо. Клебер еще оставался позади с главным корпусом армии.

Вестерман хочет тотчас же опять идти в атаку, хотя уже темнеет; Марсо, с одной стороны, увлекаемый своим горячим темпераментом, а с другой – боясь неудовольствия Клебера, холодная и спокойная сила которого никогда не увлекала его к безумствам, колеблется. Но Вестерман соблазняет его и наконец заставляет решиться. В городе между тем звонят в набат, и всех объемлет ужас. Вестерман и Марсо, среди ночи вторгаются в город, рубят и разгоняют всех перед собой и, несмотря на жестокий огонь из окон, загоняют большую часть вандейцев на главную площадь города. Марсо справа и слева перерезает улицы, выходящие на эту площадь, и блокирует вандейцев. Однако его положение тоже опасно: пробравшись в центр города в ночное время, он легко мог быть окружен. Марсо посылает к Клеберу, торопит его, и Клебер является на рассвете. Большая часть вандейцев уже бежала, оставались только самые храбрые, чтобы прикрыть отступление. Следует атака в штыки, отряд пробит и разогнан, и начинается резня.

Такого кровавого разгрома еще не случалось. Множество женщин, оставленных в городе, попали в плен. Марсо спас одну молодую девушку, которая, лишившись родителей, в отчаянии умоляла, чтоб ее убили. Она была скромна и хороша собой. Марсо с изысканной деликатностью усадил ее в свою карету и велел отвезти в безопасное место.

Поля кругом были покрыты трупами. Неутомимый Вестерман не давал покоя беглецам. Несчастные, не зная куда бежать, в третий раз вошли в Лаваль и сейчас же опять вышли из этого города, направляясь к Луаре. Они решили переправиться через нее при Ансени. Ларошжаклен и Стоффле кое-как перебрались на тот берег, с тем чтобы, как говорили, достать лодки и привести их на правый берег, но более не возвращались. Уверяют, что это было невозможно.

Марсо спасает юную вандейскую девушку

Таким образом, вандейцы не смогли переправиться. Лишившись двух своих последних вождей, они стали спускаться по течению реки и всё искали, где бы переправиться. Наконец, в совершенном отчаянии, вся колонна решилась бежать на оконечность Бретани, в Морбиган. Повстанцы отправились в Блен, где арьергард армии одержал еще одну небольшую победу, а затем прошли в город Саване, надеясь дальше пробраться в Морбиган.

Республиканцы без устали гнались за этой колонной и появились перед Саване вечером того же дня. Саване окружен слева Луарой, а справа болотами, перед городом растет лес. Клебер понял, как важно подавить вандейцев в тот же день, не дав им времени выйти из города. Он двинул вперед авангард; сам же, пользуясь минутой, когда вандейцы выходили из леса, чтобы дать отпор этому авангарду, смело бросился туда с отрядом пехоты и выгнал их из леса. Тогда вандейцы бежали в Саване и заперлись там, не прерывая, однако, огня всю ночь.

Вестерман и комиссары предлагали немедленно начать атаку и покончить со всем той же ночью. Но Клебер, опасаясь, чтобы новая ошибка не вырвала у него из рук верную победу, положительно объявил, что атаки не начнет, а затем, погрузившись в свое невозмутимое хладнокровие, предоставил всем говорить, но ни на что больше не давал ответов.

На следующий день, 23 декабря, еще до рассвета, он уже сидел с Марсо на конях, и оба они разъезжали вдоль строя. Вдруг вандейцы, вконец отчаявшись, решившись не пережить этого дня, первыми бросаются на республиканцев. Марсо ведет центр, Канюэль – правое крыло, Клебер – левое. Все кидаются вперед и заставляют вандейцев отступить. Марсо и Клебер объединяются в городе, забирают с собой кавалерию и мчатся в погоню. Луара и болота отрезают несчастным вандейцам всякое отступление. Множество повстанцев были заколоты штыками, кто-то попал в плен, весьма немногим посчастливилось спастись.

В этот день Вандейская армия была окончательно истреблена, и Вандейская война окончилась. Вся армия погибла между Саване, Луарой и болотами. Вестерману поручили преследовать остатки вандейских беглецов, а Клебер и Марсо возвратились в Нант, куда пришли 24 декабря. Народ встретил их с триумфом и якобинский клуб поднес им венки.

Если обозреть эту достопамятную кампанию 1793 года в целом, то нельзя не признать в ней величайшего усилия, когда-либо совершенного обществом, окруженным опасностями. В великом и грозном 1793 году мы видим Европу всей тяжестью налегшей на революцию, проникшей сквозь все французские границы разом; мы видим часть самой Франции восставшей и соединившей свои усилия с усилиями мощного врага. Такого грозного, величественного зрелища еще не бывало в истории. Франция вернула всё, что, казалось, потеряла, кроме Конде, Валансьена и нескольких фортов в Руссильоне. Европейские державы, напротив, вместе борясь против одной страны, ничего не добились, взаимно друг друга обвиняли и сваливали друг на друга позор этой кампании. Франция между тем приводила свои средства в порядок и собиралась выступить гораздо грознее в следующем году.

Камилл Демулен издает «Старого Кордельера» – Голод в Париже – Арест и казнь Венсана, Ронсена, Эбера – Арест, процесс и казнь Дантона, Камилла Демулена, Фабра д’Эглантина

Конвент начал выказывать некоторую строгость в отношении буйной фракции кордельеров и министерских агентов. Ронсен и Венсан сидели в тюрьме. Их сторонники волновались. Моморо у кордельеров и Эбер у якобинцев старались вызвать сочувствие к бедам революционеров. Кордельеры составили петицию, в которой довольно непочтительным тоном спрашивали, хотят ли наказать Ронсена и Венсана за то, что они мужественно преследовали Дюмурье, Кюстина и Бриссо, и заявляли, что они, кордельеры, считают этих двух граждан истинными патриотами и всегда сохранят их членами своего общества.

Якобинцы внесли более умеренную петицию и ограничились просьбой поспешить с докладом о Ронсене и Венсане, чтобы наказать их, если они окажутся виновными, или выпустить из тюрьмы, если они окажутся невиновны. Комитет общественного спасения еще молчал. Один Колло д’Эрбуа, хоть и член комитета, а следовательно, непременный приверженец правительства, выказал живейшее участие в отношении Ронсена. Это было весьма естественно: до Венсана Колло не было никакого дела, но участь Ронсена, который вместе с ним ездил в Лион и исполнял там кровавые приказы, касалась его очень близко. Колло д’Эрбуа вместе с Ронсеном утверждал, что из жителей Лиона лишь одна сотая доля – патриоты, что всех остальных следует сослать или убить, что надо запугать весь юг и в особенности непокорный город Тулон. Ронсен сидел в тюрьме за то, что повторил эти ужасные слова в своем листке. Для Колло д’Эрбуа, отозванного, чтобы дать отчет в своих действиях, было крайне важно оправдать Ронсена: этим он оправдывал себя.

В это самое время пришла петиция, подписанная несколькими лионскими гражданами и содержавшая душераздирающую картину бедствий, постигших их город.

Они описывали, как расстрел картечью из пушек заменил гильотину; как населению целого города грозит истребление; как богатый мануфактурный край разрушается уже не молотом, а порохом. Эта петиция, под которой имели мужество подписаться четыре гражданина, произвела на Конвент тяжелое впечатление.