Густой туман окутал обе эскадры 30 и 31 мая. Французы старались завлечь англичан на север и запад от пути, по которому должен был прийти транспорт. Первого июня (13 прериаля) туман рассеялся и яркое солнце осветило оба флота. У французов осталось только двадцать шесть кораблей, тогда как у неприятеля их было тридцать шесть, но они снова требовали сражения, и следовало удовлетворить их желание, чтобы занять англичан.

Это второе сражение, одно из достопамятнейших в истории океана, началось в 9 часов утра. Адмирал Хау двинулся вперед с намерением перерезать французскую линию. Ошибочный маневр корабля «Гора» позволил ему прорвать линию, отрезать левое крыло и налечь на него всеми силами. Правое крыло и авангард оказались одни. Адмирал хотел собрать их и идти на английскую эскадру, но ветер был встречный, и он целых пять часов не мог подойти к месту сражения. Тем временем отрезанные от него корабли дрались с необычайным геройством. Англичане, более искусные по части маневров, теряли свое преимущество в непосредственных стычках между кораблями, потому что французы шли на абордаж с ужасным ожесточением и поддерживали страшный огонь. Среди этого жаркого дела корабль «Мститель», лишенный мачт, полуразрушенный, готовый идти ко дну, отказался опустить свой флаг. Англичане прекратили огонь и удалились, изумленные такой отчаянной храбростью.

Были захвачены шесть французских кораблей. На следующий день Вилларе-Жуайёз, соединив свой авангард с правым крылом, хотел отбить у англичан добычу. Но Жанбон Сент-Андре не допустил нового сражения, несмотря на энтузиазм экипажей, и англичанам дали спокойно возвратиться в порт. Они были почти испуганы своей победой и искренне удивлялись храбрости молодых французских моряков. Но главная цель этого страшного столкновения была достигнута: адмирал Ван Стабель в самый день битвы прошел там, где произошло сражение, нашел море покрытым обломками и благополучно вошел во французские порты.

Таким образом, 1794 год начался для французов блистательно и со славой, они одержали победы на Пиренеях и в Альпах, приняли грозное положение в Нидерландах, а на море вели себя геройски и были настолько сильны, что заставили англичан дорого заплатить за свою победу.

Административные труды комитета – Состояние тюрем; политические гонения и казни – Празднество в честь Высшего существа – Закон 22 прериаля – Крайний террор – Удаление Робеспьера

Пока Республика одерживала внешние победы, ее внутреннее состояние по-прежнему оставалось ненормальным. Недуги были всё те же: ассигнации, максимум, скудость припасов, закон о подозрительных, Революционный трибунал.

Затруднения, вытекающие из необходимости управлять всеми движениями торговли, только всё возрастали. Приходилось беспрестанно подвергать закон о максимуме каким-то новым видоизменениям. Но если множество предметов приходилось исключать из максимума, то множество других необходимо было вносить в него. От этих мер происходили те же неудобства: застой в торговле, закрытие рынков или тайная торговля – и тут уже власть была бессильна. Если она и могла выпуском ассигнаций реализовать ценность национальных имуществ, а посредством максимума поставить ассигнации в правильное отношение к товарам, но нельзя было никакими средствами препятствовать скрытию товаров от покупателей или вовсе остановке производства. Поэтому не было конца жалобам против торговцев, удалявшихся от дел или запиравших свои лавки.

Между тем по части продовольствия уже можно было быть спокойнее. Транспорты из Северной Америки и на редкость удачный урожай доставили количество зерна, достаточное для потребления всей Франции. Комитет, с одинаковой энергией распоряжавшийся всеми делами, повелел продовольственной комиссии составить перепись урожая и постановил немедленно смолотить часть зерна для снабжения хлебом рынков. Были опасения насчет того, чтобы странствующие жнецы не стали требовать непомерной платы; комитет заранее объявил, что все граждане и гражданки, занимающиеся полевыми работами, считаются реквизированными и полагающаяся им плата будет определяться местными властями. Вскоре после того, по случаю бунта подмастерьев мясников и булочников, комитет принял более общую меру и подверг реквизиции всех рабочих, используемых при изготовлении, разработке, перевозке и продаже товаров первой необходимости.

Гораздо труднее было набрать нужное количество мяса. Недостаток в нем особенно чувствовался в Париже, и, с тех пор как эбертисты хотели вызвать по этому поводу восстание, ситуация всё ухудшалась. Пришлось посадить весь Париж на рационы. Комиссия определила ежедневное потребление в семьдесят пять быков, полтораста квинталов телятины и баранины и двести свиней. Она сама добывала необходимый скот и посылала на общую бойню, единственную разрешенную властями. Мясники, избранные каждой секцией, приходили туда за мясом и получали количество, соразмерное числу покупателей. Они должны были раз в пять дней выдавать каждой семье по полуфунту мяса на человека, и в этом случае раздача производилась по билетам, выдаваемым революционными комитетами, с обозначением числа человек в семье. Во избежание беспорядков и бессонных ночей запрещалось собираться перед мясными лавками раньше 6 часов утра.

Недостаточность этих мер скоро дала себя знать. Завелись тайные мясные лавки, число которых с каждым днем увеличивалось. Скот не доходил до рынков; мясники ходили встречать его, а то покупали на самих пастбищах. Пользуясь небрежностью, с которой сельские коммуны наблюдали за исполнением закона, эти мясники продавали мясо по цене выше максимума и снабжали им жителей больших общин, в особенности Парижа, не довольствовавшихся полуфунтом на пять дней. Таким образом, деревенские мясники перебивали торговлю у городских, которым почти нечего было делать с тех пор, как им поручили раздавать рационы. Многие из них даже требовали закона, разрешающего отказаться от контрактов, по которым они снимали под свои лавки помещения. Тогда понадобились новые распоряжения, чтобы не дать скоту миновать рынки, и владельцы их подверглись крайне стеснительным формальностям и проверкам. Пришлось заниматься подробностями еще более мелкими: так как подвоз дров и угля почти прекратился, а это давало повод к подозрениям в скоплении их в немногих руках, то вышел запрет держать у себя дома больше четырех возов дров и двух угля.

Новое правительство с непостижимой энергией справлялось со всеми трудностями. В то же время, пока издавалось такое множество разнородных регламентов, правительство занималось преобразованием сельского хозяйства, изменением арендных законов, введением нового чередования посевов, созданием искусственных лугов и улучшением скотоводства. В главном городе каждого департамента завели ботанические сады для ассимиляции чужеземных растений и разведения древесных питомников; открывались курсы земледелия для простых хлебопашцев. Правительство решило заняться осушением болот по плану обширному и хорошо задуманному; постановляло, что казна сделает для этого громадного предприятия нужные затраты, а землевладельцы, земли которых будут осушены и очищены от миазмов, будут платить известную пошлину или продадут их по определенной цене. Наконец, правительство приглашало архитекторов представить планы для перестройки деревень с помощью материалов, получаемых от срытия господских домов; занималось украшение сада Тюильри, чтобы сделать его удобнее для публики, и заказало художникам проект превращения оперной залы в крытую арену, где народ мог бы собираться зимой.

Стало быть, комитет делал почти всё разом или по крайней мере почти за всё принимался; это подтверждает ту великую истину, что чем больше у человека дела, тем он больше успевает и способен сделать.

Не меньшей заботой были финансы. Мы видели выше, какие были придуманы средства в августе 1793 года, чтобы возвысить ценность ассигнаций. Но кажущееся процветание продолжалось недолго: ассигнации скоро опять упали и новые выпуски быстро сбили их цену. Конечно, часть их возвращалась в казну вследствие продажи национальных имуществ, но этого было недостаточно.