Далее Гош советовал не забирать у поселян ничего для снабжения войска, по крайней мере некоторое время. Что же касается планов англичан, он советовал, чтобы расстроить эти планы, завладеть островами Джерси и Гернси и постараться устроить в Англии что-то наподобие движения шуанов, чтобы отвлечь внимание англичан от Франции.
Эти средства, умно придуманные и примененные с большой ловкостью, отлично удались. Бретань совсем разъединилась. Шуаны были обласканы, успокоены, подкуплены и дали себя уговорить сложить оружие. Другие, более упорные, рассчитывали на Пюизе и Стоффле и непременно хотели продолжать войну. Корматен носился от одних к другим, уговаривая их вступить в переговоры. Несмотря на пламенное усердие, с которым этот авантюрист хлопотал о примирении края, Гош разглядел его тщеславие и пустой характер и не доверял ему, догадываясь, что он так же точно обманет при случае республиканцев, как обманул роялистов.
Ко всем этим обстоятельствам примешивались странные интриги, которые тоже по-своему содействовали примирению, цели республиканцев. Мы видели выше, что Пюизе поехал в Лондон и там старался уговорить Сент-Джейм-ский кабинет принять участие в его планах. Мы видели, что из трех французских принцев, находившихся на континенте, один ждал в Арнеме, чтобы ему выпала какая-нибудь роль, другой дрался на Рейне, а третий, в качестве регента, переписывался из Вероны со всеми кабинетами и содержал тайное агентство в Париже.
Пюизе вел свои дела как человек столь же деятельный, сколь и умный. Не прибегая к посредничеству старого герцога д’Аркура, бесполезного посла регента в Лондоне, он обратился прямо к английским министрам. Питт, обыкновенно недоступный для эмигрантов, которые толпились на лондонских улицах и осаждали его просьбами о помощи, немедленно принял вдохновителя Бретани, устроил ему свидание с военным министром, горячим доброжелателем монархии, который всегда готов был поддержать или восстановить ее.
Проекты Пюизе, по зрелому рассмотрению, были приняты целиком. Англия обещала армию, эскадру, деньги, оружие и военные припасы в громадном количестве, но потребовала от Пюизе, чтобы он держал всё это в строжайшей тайне от своих соотечественников, особенно от старика д’Аркура. Пюизе был очень рад делать всё один; он остался непроницаем для герцога, для всех других агентов принцев и даже для парижских агентов, которые переписывались с секретарем герцога д’Аркура. Он только написал графу д’Артуа, прося у него чрезвычайных полномочий и предлагая приехать и лично руководить экспедицией.
Однако, как ни старался Пюизе скрыть свои планы, о них скоро стали догадываться. Все эмигранты, которых Питт к себе не допускал, а Пюизе обманывал, единодушно начали нападать на последнего, обзывая его интриганом, продавшим себя коварному Питту и замышлявшим весьма подозрительные дела. Это мнение, распространившись в Лондоне, вскоре установилось и в Вероне между советниками регента. Этот маленький двор уже относился к Англии весьма недоверчиво после того, что случилось в Тулоне, и в особенности приходил в беспокойство, как только Англия решала втянуть в дело кого-нибудь из принцев. И на этот раз эмигранты всполошились – на что ей понадобился граф д’Артуа? И отчего не упоминается имя его старшего брата? И неужели хотят действовать в обход него?
Парижские агенты, назначенные графом Прованским и разделявшие его взгляды на Англию, не добившись никаких сообщений от Пюизе, в таком же смысле отозвались о предприятии, готовившемся в Лондоне. Они не одобряли его в особенности по следующей причине. Регент носился с мыслью прибегнуть к Испании и хотел туда переехать, чтобы быть ближе к Вандее и к Шаретту, своему излюбленному герою. Парижские агенты, со своей стороны, уже вступили в сношения с одним испанским эмиссаром, который советовал им обратиться к этой державе и уверял, что она сделает для графа Прованского и Шаретта то же самое, что Англия обещала сделать для графа д’Артуа и Пюизе. Но приходилось ждать, пока появится возможность перевезти графа Прованского с Альп на Пиренеи и подготовить серьезную экспедицию.
Стало быть, парижские интриганы склонялись к Испании. Они уверяли, что французы опасаются ее менее, нежели Англии, потому что ее интересы не настолько противоположны интересам Франции; что к тому же Испания уже имеет большое влияние на Тальена через его жену, единственную дочь испанского банкира; они даже осмеливались говорить, что можно, наверное, рассчитывать и на Гоша. Но Испания с ее судами и войсками – это было, по их словам, всё еще пустяками по сравнению с удивительными планами, которые они брались осуществить в самой Франции. Находясь в столице, они видели явные признаки негодования против революционной системы. Нужно, говорили они, поощрять это движение и стараться обратить его на пользу роялистов, но для этого роялисты должны прикидываться как можно более смирными и безвредными, так как каждое опасение, возбужденное контрреволюцией, увеличивает силу Горы. Достаточно было одной победы Шаретта, одной высадки эмигрантов в Бретани, чтобы возвратить революционной партии утраченную силу и подорвать популярность термидорианцев – людей, нужных Республике.
Шаретт, правда, заключил мир; но надо, чтобы он был готов опять взяться за оружие, надо, чтобы Анжу и Бретань тоже на время покорились для вида. В это время следует подкупить глав правительства, дать армиям перейти Рейн и проникнуть глубже в Германию; потом вдруг врасплох напасть на усыпленный Конвент и провозгласить монархию в Вандее, Бретани и в самом Париже. Экспедиция, выдвинутая из Испании и имеющая во главе своей регента, могла бы принести победу. Что касается Англии, следовало только брать у нее деньги (потому что в деньгах-то эти господа нуждались), а потом обмануть ее.
Так каждый из бесчисленных агентов, мечтавших о контрреволюции, фантазировал, придумывал средства, смотря по своему положению, и хотел сделаться главным организатором реставрации. Ложь и интриги были единственными методами для большинства этих агентов, а деньги – главной целью всех их домогательств.
При таких замыслах вполне естественно, что парижская организация (агентство), в то время как Пюизе готовил экспедицию в Англии, всячески старалась помешать предприятию, восстановить спокойствие в бунтовавших провинциях и хлопотать о том, чтобы их вожди подписали мир, пусть и притворный. Пользуясь перемирием, заключенным с шуанами, роялисты Леметр, Бротье и Вильгернуа начали сношения с непокорными провинциями. Граф Прованский поручил им доставить Шаретту письма, они вверили эти письма одному бывшему морскому офицеру по имени Дюверн дю Прель, оставшемуся без места и искавшему себе дело. Они поручили ему содействовать примирению края, советуя мятежникам выиграть время, а сами ждали помощи из Испании и усиления движения в самой Франции.
Гонец отправился в Ренн, оттуда препроводил письма регента Шаретту и советовал всем на время покориться. Те же предписания от парижских агентов получили и другие лица, и вскоре желание мира, уже обретавшее популярность в Бретани, распространилось еще больше. Везде стали говорить, что надо сложить оружие, что Англия обманывает роялистов, что можно всего ждать от Конвента и он сам восстановит монархию, а в договоре, подписанном Шареттом, есть секретные статьи, по которым он, Конвент, обязывается в скором времени признать королем сироту, заключенного в Тампле, Людовика XVII.
Корматен, положение которого сделалось донельзя затруднительным после того, как он поступил наперекор приказаниям Пюизе и центрального комитета, нашел у парижских агентов извинение и поощрение своему образу действий. Ему даже была, по-видимому, подана надежда получить руководство Бретанью вместо Пюизе.
Наконец удалось собрать главнейших шуанов в Ла Превале, месте, назначенном для переговоров, и конференции открылись.
В этот промежуток времени прибыли из Лондона два посланца от Пюизе: де Тентеньяк и де Ла Руэри; первый вез шуанам деньги и весть о предстоящей экспедиции, другой должен был как-нибудь дать знать Шаретту, своему дяде, чтобы тот был готов поддержать десант на берегах Бретани. Наконец, обоим было поручено прекратить всякие переговоры. Они с несколькими эмигрантами пытались высадиться на северном берегу; шуаны, предуведомленные об этом, поспешили к ним навстречу, произошла стычка, и шуаны остались побежденными. Ла Руэри и Тентеньяк спаслись чудом, но перемирие чуть не было прервано, и Гош, сомневавшийся в шуанах и в искренности Корматена, решил арестовать последнего. Корматен заверил депутатов в своих добрых намерениях.
