Гарри стоял у леера, всматриваясь вдаль. Огни теперь были намного ближе: очевидно, корабли не имели представления, что их преследуют. Он огляделся и увидел белые завитки, идущие от вёсел других галер, прорезавших спокойное море. Их можно было различить только вблизи.

Темнота стала исчезать. Подошёл Хайреддин. Огни впереди них погасли.

Небо прояснилось, море было серым. С обеих сторон от них галеры рассекали волны; у каждой на борту была пушка, нетерпеливые бомбардиры, сгибаясь над орудиями, осматривали их.

Впереди них двигались три высокобортных округлых торговых судна.

— Генуэзские караки! — рявкнул Хайреддин. — Повезло так повезло!

Гарри кусал губы. Он вспомнил рассказ дяди о том, как его дед, Энтони, осаждал Константинополь, и о том, как генуэзские военные корабли прорвались сквозь турецкий флот к Золотому Рогу; их обитые железом носы ломали вёсла, как соломинки.

Но эти суда была меньшего размера, и управлялись они неопытными командирами. Хайреддин, казалось, в этом не сомневался. Кроме того, это были не военные караки.

Генуэзские торговые суда продолжали спокойно плыть ещё полчаса, пока талеры не приблизились. Бриз почти спал, как это бывало только на рассвете.

Первые лучи поднимавшегося солнца уже пробились сквозь облака, прежде чем вахтенный на караке заметил, что происходит сзади. К этому времени турецкие галеры были в миле от своих жертв.

В считанные секунды всё превратилось в ад. Гарри наблюдал за сновавшими повсюду людьми, заряжавшими пушки и натягивающими кормовые сети.

— Они могут уйти от нас? — спросила Яна, стоявшая рядом с Гарри.

— Сомневаюсь. Ты должна спуститься вниз, — сказал он.

Яна надула губы, но повиновалась.

Теперь все корсары были на палубе, вооружённые саблями, прикреплёнными к ремням.

— Огонь! — прорычал Хайреддин. Пушки загрохотали. Первый снаряд не попал в цель, но остальные пять пушек тоже выстрелили, следуя приказу. Два снаряда попали в корму караков, но не причинили значительного ущерба.

Генуэзцы дали ответный выстрел, но он не попал в цель.

— Скорее! — закричал Хайреддин, стоя на корме и сжимая рею.

— Кляпы! — скомандовал командир, стоявший внизу.

У каждого раба на шее висела деревянная чурка около шести дюймов длиной и двух в диаметре. Теперь эти деревяшки они засунули себе в рот. Бой барабанов стал невыносимо быстрым, надсмотрщики шагали по палубе, их хлысты взлетали над обнажёнными телами.

— Если не использовать эти затычки, рабы начнут выть и стонать, — объяснил Хайреддин. — Тогда никто не услышит моих приказов.

Теперь галеры мчались на огромной скорости, их паруса трепетали на ветру. Команды выстроились на палубах в линию и открыли огонь из ружей, но и это не принесло результата.

— Это торговый люд, который не знает толка в сражениях, — презрительно сказал Хайреддин.

У Гарри возникло странное чувство. Всю свою юность он провёл в военных походах, сражаясь с такими же точно солдатами. Казни мирных жителей были обусловлены тактикой войны, они выполнялись хладнокровно и далеко от поля битвы. Теперь ему предстояло сражаться с мирными людьми...

— Пошли, — сказал Хайреддин и поспешил вперёд. Гарри последовал за ним к тому месту, где собралось около пятидесяти корсаров.

Теперь пираты находились на расстоянии ста ярдов от караков, вторая галера шла следом. Галеры разбились на пары, по две на каждое генуэзское судно. Над бортами появились лица, некоторые люди кричали, некоторые хмуро молчали. Запалили аркебузы.

Ничего не помогло. Когда галеры приблизились к каракам, с них были брошены «кошки», которые, пролетев в воздухе, зацепились за планширы. Моментально галера была подтянута прямо под корму карака и закреплена. Вёсла спустили, и корсары начали лезть по канатам.

Генуэзцы бросились рубить канаты топорами и саблями. Некоторые были раскромсаны, и люди с них попадали в море. Но по мере того, как забрасывались всё новые и новые «кошки», нападавшие всё равно добирались до палубы. Кое-кто проникал на караки через палубные окна и врывался в каюты.

Гарри был одним из них. Он размахивал саблей по сторонам — передняя палуба была расположена слишком низко.

Люди с криками разбегались от взмахов сабель. Они не были моряками, но хотели сражаться за свою жизнь. Здесь были только купцы и испуганные женщины — никогда прежде Гарри не встречался с женщинами на поле боя.

Более разумные женщины бросались на сабли, и палуба окрашивалась кровью. Малодушные позволяли завлечь себя в угол каюты, где с них начинали срывать драгоценности, хватать за корсажи и лезть под юбки.

Выбив закрытую дверь, Гарри по лестнице взбежал на палубу. Здесь расправу чинил Хайреддин, окружённый своими людьми. Исход битвы за обладание судном был уже решён. Мёртвых и раненых выбросили за борт, так же, впрочем, поступили и с членами экипажа. Наиболее молодых и привлекательных моряков оставили для утех.

Женщин вытащили на палубу. С них сорвали одежды, и теперь пираты отпускали солёные шуточки по поводу их достоинств. Корсары положили женщин на спины и начали проверять их на девственность (очевидно, каждый корсар считал себя специалистом в этой области). Те, кого они сочли девственницами, по крайней мере на какое-то время были освобождены от мучений. Их выставят на продажу на площади в Алжире. Тех женщин, непорочность которых оказалась под сомнением, тут же оседлали захватчики, и они, одна за другой, отправились в забытье. Палуба превратилась в шевелящуюся массу плоти, издающую вздохи, стоны... и запахи.

Никогда прежде Гарри не видел такого скотского зрелища. Он хорошо знал, что его мать, Джованна, не могла бы так просто всё это вынести. Чувствуя тошноту, он поднялся на корму, а потом на верхнюю палубу карака и взглянул на следующие сзади суда. Они были сравнительно мирными, только с горсткой турок, собравшихся на палубе. Но вопреки приказанию Гарри женщины вышли из каюты посмотреть, что происходит.

Хайреддин хлопнул Гарри по плечу.

— С первой победой тебя! Ты доволен, Хоук-паша?

— Конечно, — сказал Гарри.

— У нас богатая добыча, — уверял Хайреддин. — Ты не заглянул в трюм. У нас есть вино, прекрасная закуска, у нас есть золото и у нас есть рабы. Богатая добыча.

— Что ты сделаешь с кораблями? — спросил Гарри.

Хайреддин ухмыльнулся:

— Они мне не нужны. Я сожгу их. Все, кроме одного. Я оставлю судно с командой из десяти человек. Эти люди отправятся на нём в Геную и расскажут о том, что произошло. Пусть расскажут о том, как их захватил Барбаросса. Это имя должно вселять ужас в сердца неверных. Барбаросса! Барбаросса! — закричал он.

Клич подхватили экипажи галер.

Войне в Средиземноморье был дан новый размах.

Когда турецкая эскадра приблизилась к берегу, Алжир действительно ослепительно сверкал в лучах полуденного солнца. Гарри Хоквуд, бывалый солдат, с первого взгляда заметил, что город неважно укреплён. Приблизившись к берегу, Гарри понял, что Хайреддин, или Барбаросса, — теперь он настаивал, чтобы его так называли, — создал хорошо защищённый маленький порт в сущности из ничего.

От нечёткой береговой линии далеко в море тянулись два мола, причём они пересекали друг друга, поэтому любой флот, попытавшийся приблизиться к берегу, дважды менял бы курс. Молы находились почти рядом, и, без сомнения, атакующим судам пришлось бы снизить скорость до минимума и собраться в одном месте. На каждом молу был расположен отряд артиллеристов.

За молами над городом поднималась внушительная крепость, сверкающая белизной в лучах солнца, на её башнях развевались зелёные флаги османцев.

Полоса плодородной земли, дававшая жителям большую часть их довольствия, опоясывала крепость. Горы, как рассказывал Хайреддин, были названы в честь мифологического греческого гиганта Атланта, державшего небеса на своих плечах, и тянулись примерно на сто миль вглубь территории и гораздо дальше вдоль берега, прежде чем спуститься в пустыню.