Недовольство королевской семьи сложившейся ситуацией росло. С наступлением зимы король почувствовал себя хуже чем когда-либо и, устав от скучной жизни двора, уехал в загородный замок Плесси, расположенный в холмистой местности Турен. Вместе с ним поехал его любимец. Вильям понимал, что, пока король жив, ему нечего опасаться. Не получив к Рождеству никаких новостей из Константинополя, Вильям впал в отчаяние. Он находился при дворе французского короля вот уже полгода.

— Терпение, мой мальчик, — ободрял его Людовик. — Терпение — величайшая из добродетелей. В конце концов новости будут. Но если даже и нет... тогда твой дом будет здесь. Если бы ты принял такое решение, я был бы рад.

— Ваше величество слишком добры, — как-то настороженно пробормотал Вильям.

— Ты боишься будущего, — сказал Людовик. — Предположи, что я сделаю его для тебя безопасным.

— Сир? — Вильям не имел представления, что король имел в виду.

Людовик только улыбнулся, но неделей позже раскрыл свои планы.

Если короля не было в Париже, это не означало, что он отсутствует на, своём посту правителя Франции. Погода стояла ужасная, на дорогах лежал снег толщиной в несколько футов, но всадники, постоянно прибывавшие к замку, привозили всю необходимую королю информацию. Министры должны были оставлять свои магазины и конторы и регулярно приезжать к королю. Часто их сопровождали семьи на случай, если понадобится задержаться на несколько дней или даже недель, если погода окажется необычайно суровой.

Их приезды и отъезды были нескончаемыми, и в этой смене людей и лиц трудно было кого-то запомнить. Но в тот день Людовик подвёл Вильяма к окну, выходившему во двор, и показал на группу всадников — мужчин и женщин, спешивавшихся с коней. Их лица раскраснелись от мороза, плащи были запорошены снежной пылью.

— Это Жак Ферран и его семья, — пояснил Людовик.

Вильям, конечно, встречал Феррана, который участвовал в заседаниях Королевского совета. Однако ему не было известно семейное положение торговца, жёны и дочери людей среднего класса не принимались ко двору.

— Я думаю, что Ферран — самый богатый человек в моём королевстве, — продолжил Людовик. — Возможно, он богаче, чем я.

Вильям нахмурился.

— Теперь внимательно посмотри на четвёртую справа фигуру, — предложил Людовик.

Вильям прищурился. Четвёртая фигура была очень маленькой, казалось, что это ребёнок.

— Эме двенадцать лет, — подтвердил Людовик. — Но вглядись получше.

Ферран и его семья подошли к лестнице, ведущей в апартаменты для гостей. Оказавшись под козырьком крыши, они отбросили свои капюшоны. Вильям не видел ни Феррана, ни его жену, ни двух младших дочерей; он смотрел на ту, которую звали Эме. Копна нежнейших бледно-золотистых волос украшала очерченное в виде сердечка лицо со вздёрнутым носиком, широко посаженными глазами и острым подбородком. Лиц такой необыкновенной тонкости и прелести Вильям не видел никогда.

— Не правда ли удивительно, что самый богатый человек в королевстве обладает и самой красивой дочерью? — заметил Людовик. — Эме — прямая наследница Феррана. К её красоте добавится ещё и несказанное богатство. Обладатель этого должен быть бесстрашным мужчиной. Её муж, конечно, будет вынужден жить во Франции. — Он взглянул на ошеломлённого Вильяма. — Но подумай об этом, Вильям. Если твой хозяин окажется сговорчивым, и принц Джем будет отправлен в Константинополь, и твоя семья будет спасена... Что ждёт там тебя? Твоя жена и дети мертвы. Подумай, есть ли на самом деле у тебя причина возвращаться в эту варварскую землю? Здравый смысл должен подсказать тебе остаться здесь. — Он замолчал, ожидая, пока смысл его слов дойдёт до Вильяма, а потом продолжил: — Я говорил со старым таком, он согласен на моё предложение. — Людовик цинично улыбнулся. — К тому же я предложил даровать ему дворянство. Теперь пойдём. Не затруднит ли тебя познакомиться со своей будущей невестой?

«Мне, наверное, следовало бы отказаться, — думал Вильям. — Ведь я варвар, человек чуждых традиций и ещё более чуждых мыслей». Не упадёт ли в обморок это очаровательное дитя при виде такого чужестранца? Не поклянётся ли она скорее убить себя, чем отдать своё тело турку?

Но забрезжившая перспектива была непреодолимо манящей. Вместе с королём он вошёл в апартаменты для гостей и был представлен мадам Ферран и девочке.

— Папа говорил мне о вас, сударь, — сказала Эме.

«В каком смысле?» — хотел спросить Вильям, но произнёс:

— Знакомство с вами — большая честь для меня, мадемуазель.

— Для меня тоже. — Эме Ферран сделала реверанс.

Её и сестёр увела мать, а Вильям предстал перед Ферраном.

— Эме очень молода, — сказал Ферран.

— Согласен, — отозвался король, который стоял между ними. — Но их можно помолвить. Эме уже зрелая девушка.

— Да, сир, но она ещё очень молода. Я беспокоюсь за её здоровье во время родов.

— Вполне понятно. Помолвка продлится два года. Свадьба состоится, когда Эме исполнится четырнадцать лет. Вы удовлетворены таким решением, сударь?

Ферран поклонился.

— А ты, юный Хоквуд?

«Я сошёл с ума, — думал Вильям. — Мне следует быть более подозрительным и расчётливым. Этот человек привязывает меня к себе ещё на два года». Но видение этой девочки и перспектива богатства будоражили его воображение.

Вильям поклонился.

В конце концов оказалось, что всё дело действительно в терпении: нужно было ждать, когда Эме подрастёт и когда поступят новости из Константинополя.

Вильяму разрешили раз в месяц посещать дом Феррана в Париже; во время визитов он потягивал вино, беседуя с мадам Ферран и Эме, играл с её младшими сёстрами.

Эме получила хорошее образование. Она свободно говорила по-латыни, многое знала о политике и экономике Западной Европы. Её ум был живым, он как губка впитывал всё новые и новые знания. Эме попросила Вильяма рассказать ей о Константинополе и жизни на Востоке, но только в самых общих чертах.

Незаметно зима перешла в весну, весна расцвела в лето. Теперь Вильям в течение восемнадцати месяцев был вдали от своей семьи. Он смирился с мыслью, что все родные мертвы и у него никого не осталось, кроме этой девочки и короля. И если король его надзиратель, то кем была для него эта девочка и какие чувства она испытывала, Вильям не представлял. Единственное, что он знал точно, так это то, что Эме смотрела на него с нескрываемым интересом, не подобающим для молодой девушки. И взгляд этого земного создания обещал все высшие удовольствия. Если только представить, что эта красота будет сочетаться с удовлетворением, которое он получал от Сереты, можно сразу стать полусумасшедшим от желания. Но, может, он обманывается? Может, Эме на всех мужчин смотрит тем же взглядом? Она всегда, казалось, была рада принимать его, но никогда не проявляла к нему больших чувств, чем должное уважение мужчине, который должен стать её мужем.

«Что ещё Эме может чувствовать, если ей всего двенадцать лет?» — иногда спрашивал себя Вильям.

Одиночество его росло.

Но однажды прибыл посланник. Его заставили долго ждать в Константинополе решения Баязида, потом долго откладывалась поездка, но теперь он был здесь. Новости, которые он привёз, были именно такими, о которых мечтал Вильям.

Султан с удовольствием вступал в переговоры о союзничестве с королём Франции при одном условии: король возвратит его брата, Джема. Более того, султан поздравлял своего посла, Хоука-младшего, с достойным выполнением миссии. Теперь султан ждал конкретных предложений короля.

Эти переговоры, подумал Вильям, могут занять несколько лет. За это время он успеет жениться на Эме и насладиться жизнью французского двора. Что Касается того, чтобы провести всю свою жизнь во Франции... об этом ему не хотелось думать, и к тому же остаток жизни казался ему очень длинным.

Наконец наступает время, когда ноша тревог упадёт с его плеч. Посланник передал Вильяму письмо от Энтони Хоквуда, который уверял сына, что у них всё хорошо и все весьма успокоены новостями из Франции. Энтони вновь вернулся на пост командующего артиллерией, Джон занимался своим делом.