Вильям, живший в Брусе в течение нескольких лет, этом самом чистом и прекрасном из городов, испытывал неописуемое отвращение. В Париже было гораздо хуже, чем в Венеции. Кроме того, здесь постоянно шёл дождь, и после него улицы превращались в сточные канавы, по которым текли всевозможные зловонные отбросы. В городе было множество нищих и бездомных собак, некоторые из них были бешеными.

Да, в Константинополе тоже много нищих, но там к ним относятся с уважением, поскольку подаяние считается святой обязанностью мусульманина. С собаками в Турции обращались хуже, чем со змеями. Их постоянно пинали с дороги. В Париже скорее нищего пнут с дороги, а с собакой не станут связываться.

Жители города были разными — от очень бедных до тех, которые, по меньшей мере, кажутся очень богатыми. Представители знати — и мужчины и женщины — собирались в отдалённых покоях королевского дворца, оживлённо беседовали друг с другом и казались ожившими образами из воспоминаний его отца. Мужчины носили панталоны, которые подчёркивали все части их тела, их камзолы едва достигали бёдер; их головы украшали разнообразные шляпы, украшенные перьями или кисточками. Женщины в богато расшитых бархатных платьях постоянно поддёргивали их с пола, показывая не менее привлекательные нижние юбки. Они казались чуть более сдержанными, чем те, которых Вильям видел в Венеции, но, видимо, по причине более холодного климата, чем по причине природной скромности.

Богатые женщины украшали себя небольшими вуалями; некоторые, называемые бабочками, крепились на проволочной рамке на голове; другие опускались по спине почти до самого пола, и всякий раз, когда хозяйка такой вуали нагибалась, любой из тех, кто стоял поблизости, мог попасть в ловушку из белого газа.

Эти изысканные создания мужского и женского пола удивлённо рассматривали высокого рыжеволосого человека с обожжённым лицом, его шаровары и просторную рубаху, его тюрбан и остроконечный турецкий шлем. Вильям не стал снимать тюрбан, чтобы подчеркнуть своё отличие от собравшихся здесь. Но, поняв, что во Франции принято снимать головные уборы в присутствии короля, Вильям подчинился правилам. Когда назвали его имя и Вильям вышел вперёд, толпа зашепталась в недоумённой враждебности.

— Говорят, ты не знаешь французского, — спокойно сказал человек, говоривший по-латыни.

Вильям напрягся, увидев перед собой приземистого и чрезвычайно толстого мужчину. Ему было известно, что Людвик XI немолод. Королю уже исполнилось пятьдесят восемь лет, но выглядел он ещё старше, его движения были медленными и болезненными, казалось, что его мучают ревматические боли.

Вильям знал, что этот бескомпромиссный человек с бледным лицом, большим носом и толстыми тумбами прозван в Европе Всемирным Пауком из-за того, что он проникал в каждый двор и каждый заговор.

— К своему несчастью, ваше величество, — ответил он.

— Но, без сомнения, ты владеешь английским, — предположил король.

Вильям был застигнут врасплох и не знал, что сказать.

Король улыбнулся:

— Не бойся, Хоквуд. Мы с твоим королём Эдуардом теперь друзья. Наши народы воевали друг с другом достаточно долго.

— Примите моё почтение, ваше величество, я не являюсь подданным короля Англии, — сказал Вильям.

Людовик пристально посмотрел на него.

— Как я слышал, — произнёс он, — ты поклялся в верности более могущественной власти.

Вильям поклонился.

Людовик сделал знак камергеру.

— Отошли эту-толпу, — приказал он. — А ты, юноша, располагайся поудобнее и расскажи мне об этих турках.

Вильям поспешил повиноваться и целый час отвечал на вопросы Людовика — о Баязиде, его армии, его людях и намерениях.

— Всё, что ты рассказал мне, совпадает о другой информацией, собранной мной, — удивился Людовик. — Я нахожу интересным, что, хотя твой хозяин и я правим на разных концах континента... у нас много общего.

Вильям не мог сообразить, в чём Баязид походил на этого человека, но сразу понял, что француз говорит это неспроста.

— У меня нет сомнений, что мой хозяин придерживается того же мнения, ваше величество, — дипломатично произнёс он.

— Что ж, это хорошо. Я подозреваю, что последние события были благотворными для моих людей и меня, окружённых врагами. Скажи, Хоквуд, прав ли я, предполагая, что султан считает Фердинанда Католика своим злейшим врагом?

— Вы» определённо правы, ваше величество.

— Хорошо. Я могу сообщить тебе, что испанцы и мои враги. Связь налицо, не правда ли? Я скажу тебе, что испанцы представляют для меня большую опасность, чем для Константинополя, поскольку их владения граничат с моими, хотя и через узы брака, на востоке и севере. Это невыносимая ситуация.

— Я не сомневаюсь, что мой хозяин хорошо поймёт твои трудности, — осторожно сказал Вильям.

— Что ж, замечательно, — объявил Людовик. — Тогда я попросил бы тебя немедленно объяснить их ему. Понимание между нашими народами, обмен послами... возможно, союзничество благотворно повлияют на укрепление наших отношений. Ты выполнишь моё поручение, Хоук?

— Охотно, ваше величество. Но я боюсь, что моё возвращение в Константинополь без того, кого я ищу, разгневает султана и сведёт на нет все наши усилия.

Людовик долго смотрел на него.

— Сначала я не знал о твоём прибытии, Хоквуд. Принц Джем дал мне понять, что он законный наследник Мехмеда, и я предложил ему убежище. Ты не заставишь меня нарушить своё слово?

Вильям попытался сдержать отчаяние.

— В таком случае, ваше величество, мне кажется, что ваши надежды на понимание с моим хозяином останутся только надеждами.

Людовик посмотрел на него.

— Нет горы такой высокой или крутой, которую нельзя было бы взять, — после паузы произнёс он. — Я вижу, Хоквуд, мы оба люди разума и дела. Ты, конечно, должен понять, что в первую очередь я думаю о спокойствии и безопасности моего королевства и моих людей. Король, увы, должен позволить этой безграничной ответственности взять верх над честью, когда потребуется. Но ты должен понять и то, что прежде, чем я нарушу данное мной принцу Джему слово и отпущу его в ловушку, я должен получить уверения твоего султана, что он заинтересован моими предложениями. В противном случае это был бы безрассудный шаг.

Вильям склонил голову, настроение его упало. Теперь он не сомневался, что Людовик нашёл решение их проблем.

— По-моему, ты должен связаться со своим хозяином и рассказать ему о моих предложениях. Я буду ждать его ответ с надеждой. Всё это время принц Джем будет моим гостем. Я даю тебе слово, что не разрешу ему покинуть город. И если меня удовлетворит, ответ твоего хозяина, я откажусь от моих намерений касательно принца.

Вильям мгновенно сообразил, что ему потребуется не меньше чем три месяца, чтобы вернуться в Порту. Через три месяца наступит конец августа, а время убывает. И если он вернётся с пустыми руками и смутными обещаниями французского короля к Баязиду, он навлечёт на себя и своих близких беду.

— Увы, ваше величество...

Людовик улыбнулся:

— Ты боишься за свою семью да и за себя тоже...

— Что вы имеете в виду, ваше величество?

— У меня осведомители по всей Европе, Хоквуд. До меня дошли слухи, что великий Хоук-паша, командующий артиллерией султана, взят под домашний арест до твоего возвращения с принцем Джемом.

Вильям вздохнул, понимая, что скрывать что-либо от этого человека — пустая трата времени.

— Увы, ваше величество, это чистая правда.

— Поэтому ты и беспокоишься. Без сомнения, у султана есть причины не доверять в этой жизни никому, — продолжал Людовик. — Я скажу тебе, что опыт моей юности и первых лет на троне не одарил меня большой преданностью моих подданных. Но я могу предложить тебе выход, если, конечно, ты желаешь воспользоваться им. Ты не вернёшься в Константинополь, юный Хоквуд. Ты напишешь письмо, которое будет сопровождать письмо с моими предложениями. Мы сможем убедить султана, что бессмысленно мстить твоей семье, поскольку в этом случае я освобожу принца Джема, чтобы он достигал выполнения своих целей, возможно, вместе с тобой. Таким образом, если султан будет сдержан и понятлив, то это даст ему не только то, чего он добивается, но и возможность сохранить у себя на службе великого военачальника. Только глупец отклонит такое благоприятное и выгодное предложение.